Лицо порока (СИ)

— Это твой отец? — спрашиваю Вересту, указав на картинного витязя.

— Нет! — коротко отвечает она.

Отступив в сторону, начинаю с интересом разглядывать другие картины. Их много: старик в суконном зеленом френче; нагая женщина, нависшая над черной пропастью и вскинувшая тонкие руки к небу; хмурый всадник с саблей в пуке; два дерущихся кота, один — черный, другой — белый с серым пятнышком на лбу; стоящие на коленях полураздетые дети, взирающие на восходящее солнце… На картине у двери изображена красивая молодая женщина в белом, как будто атласном платье, с алой розой в рыжих волосах. Она снисходительно улыбается, придерживая рукой завиток у виска. Женщина на картине — это, конечно, Вереста, хотя немного в другом обличье.

— Моя мама! — тихо и печально произносит баронесса, с любовью и кротостью взирая на картину. — Она умерла много лет назад…

На спинке одного из стульев висит черный, блестящий френч. Подхожу посмотреть. Он рассчитан явно на мужчину богатырского телосложения. На малиновых эполетах с пышной серебристой окантовкой поблескивают серебряные пики — такие, как на игральных картах, абсолютно такие… Их по две на каждом погоне. На правом борту френча, на груди — два ордена: золотая восьмиконечная звезда с черной летучей мышью в центре и череп с костями, обрамленный изумрудным венком, там, где кости перекрещиваются, горит, вытесненная красным римская цифра IX. На левом рукаве френча серебром витые буква Н и под ней — две волнистые линии.

— Отцовский мундир! — Вереста любовно расправляет полы френча. — Их у него много. Это один из любимейших.

Какое-то время мы еще слоняемся по кабинету. Потом девушка ведет меня в смежную комнату, которая чем-то напоминает прихожую. В каждой из ее стен — справа. Слева и впереди — по дверному проему.

— В спальню, я думаю. Заходить не нужно, в столовую отца — тоже. А вот библиотеку ты должен посмотреть, — Вереста подводит меня к проему, расположенному с правой стороны прихожей.

Библиотека оказывается залом площадью не меньше двухсот квадратных метров. У стен располагаются стеллажи, снизу доверху заставленные книгами. Их так много, что разбегаются глаза. В центре библиотеки стоит широкий стол с подсвечником, рядом — несколько красивых стульев. Больше нет ничего, если не считать толстенного ковра на гладком каменном полу да салатных занавесок на восьми окнах.

— Что это за книги, Вереста? — интересуюсь, блуждая взором по стеллажам.

Она наугад берет одну — в синей обложке. Протягивает мне.

— Книги разные. Вот эту ты, может быть, читал.

Смотрю на обложку: Франсуа Рабле.

— Зачем они вам, такие книги?

Девушка окидывает меня удивленным взглядом и отвечает вопросом на вопрос:

— А вам зачем?

Положив книгу на место, выбираю другую — потертую, изношенную, зачитанную: «Леонардо да Винчи: путь гения», автор — Апрокол. Апрокол? Не слышал. Листаю, пытаясь отыскать наименование издательства. Но его нет.

— Эту книгу три столетия назад, если считать по вашему времени, написал наш мудрец Апрокол, — поясняет Вереста. — Он был первым помощником великого канцлера Андромеллеха. Недавно Апрокола не стало…

— Так у вас что, есть свои писатели и философы?! — восклицаю я в изумлении.

Девушка смотрит на мое удивленное лицо и, не удержавшись, прыскает смехом.

— Наша цивилизация очень похожа на вашу. У нас тоже есть и писатели, и ученые, и свои… инакомыслящие.

— Инакомыслящие?! — еще больше изумляюсь я.

— Да, те, кто смотрит на мир по-другому, — уже без тени улыбки поясняет девушка. — Их уничтожают, но они появляются снова и снова… Между нашими мирами — вашим и нашим — не только много общего. Более того, они обогащают друг друга, хоть вы об этом даже и не догадываетесь.

Мы долго бродим по библиотеке, разговариваем. Я все рассматриваю книги. Наконец, Приблизившись к столу, замечаю, что один из ящиков выдвинут и в нем лежит черная папка. Хочу ее взять, но Вереста опережает меня и задвигает ящик внутрь.

— Это папка отца с отчетом об обстановке на вверенной ему территории. Он просто забыл ее здесь.

— Нельзя посмотреть?

— Нет, конечно. Отчет не для посторонних глаз, — извиняющимся тоном, но уверенно произносит Вереста. — Даже я не могу ее взять.

— А какой территорией управляет твой отец, можно узнать?

— В нее входит и твоя Украина.

— Жалко, что нельзя посмотреть этот отчет! — с досадой вздыхаю я. — Там, наверно, много интересного.

— Кое-что я тебе расскажу, — девушка усаживает меня на стул, а сама присаживается на краешек стола. — И тебя это, думаю, если не ошеломит, то озадачит точно.

— Интригующее начало! — замечаю я и невольно засматриваюсь в Верестины глаза — они притягивают, как бездна самоубийцу. Поймать такими любого мужчину — раз плюнуть.

— В отчете отец, в частности, пишет о том, сколько ведем и колдунов родило детей от представителей черных сил, и о том…

— Разве такое возможно?! — ошеломленно перебиваю я девушку. — Чтобы земная женщина родила от нечистого?!

Она мягко улыбается.

— Бывает, бывает. И не так уж и редко. Иногда у вас рождаются дети с глазами разных цветов или с необычными способностями. Они, например, угадывают будущее, видят сквозь стены, усилием воли передвигают предметы, одним взглядом могут сильно испортить здоровье не понравившегося им человека… Все это верные признаки того, что чада сии не от земных мужчин.

Мне трудно «проглотить» эту невероятнейшую информацию, я все время переспрашиваю Вересту. Она терпеливо разъясняет.

— На вид такие дети мало чем отличаются от обычных. Они довольно часто становятся видными учеными, общественными деятелями, политиками, словом, известными людьми. Или известными злодеями… — На губах девушки блуждает ласково-снисходительная улыбка. — Наши женщины, в свою очередь, тоже, случается, рожают детей от ваших мужчин. Этого не могут сделать только чертовки, то есть те, кто обитает на первом и втором горизонтах ада, а все остальные — запросто. Дети, рожденные от земных мужчин, всегда живут здесь, с матерями. Они практически такие же, как и мы. Но подмечено, что полукровки часто более целеустремленные и напористые, обладают недюжинным умом и поэтому, как правило, дослуживаются до солидных чинов. Кстати, никакой дискриминации они у нас не испытывают, этого нет… Теперь понял, какая информация в папином отчете?

— Да, — кивнул я, теперь понял…

— Удивила, конечно, сильно?

— Ты еще спрашиваешь!

— Ладно, пошли вниз!

— Подожди, — я аккуратно дотрагиваюсь до Верестиного локотка. — Можно вопрос?

— Ну, давай! — очаровательно улыбается она. — Отвечу, если смогу.

— Нет ли в отчете твоего папы информации о том, когда Украина, ее народ начнут жить хоть слегка по-людски?

Мой вопрос нисколько не удивил девушку. Она взглянула на меня с сожалением и тихо произнесла:

— У вас нет ни одного из трех «китов», на которых зиждется народное счастье: веры в справедливость, уверенности в завтрашнем дне и чувства защищенности. Без них нет и не может быть счастья. Не жди его в своей стране, не дождешься!

Я в растерянности лишь опустил голову.

Мы спускаемся на первый этаж. Вереста интересуется:

— Может, проголодался? Покормлю. А нет — пойдем, покажу город!

Кушать мне не хочется, и мы отправляемся на прогулку. За нами увязываются охранники и следуют неотступно.

За дворцом барона Анадоля светлой лентой среди серо-желтых песков стелиться дорога из плотно уложенных кусков мрамора. По обе ее стороны на расстоянии примерно двухсот метров друг от друга высится несколько таких же, как у отца Вересты, дворцов, окруженных хозяйственными постройками. Дальше — идут ровные ряды каменных особняков. Двухэтажные, просторные, крытые медной бляхой, они выглядят довольно богато. Каждый огорожен высокой изгородью из красноватого кованного металла. Между рядами домов проходят ровные, как стрелы, ухоженные, чистенькие улицы. Они оживленные. Мужчины и женщины, одетые в яркие, нарядные одежды, стоят группками и беседуют или спешат куда-то по своим делам. Все они знают Вересту, кланяются ей, улыбаются. Она сдержанно отвечает на их приветствия — или кивком благородной головы, или взмахом тонкой руки. Разговаривает учтиво, но с достоинством, а порой — и с горделивой холодностью. Словом, ведет себя, как истая аристократка в кругу людей, стоящих на социальной лестнице гораздо ниже ее.