Новый Мир ( № 2 2009)

Сонатина для Ганса Христиана

Если утка, которой

Вы крошите булочку вашу

В летнем пруду,

Показалась вам дочкой мамаши,

Отказавшейся от уродки

Легко и небрежно,

Или приемышем новой, бездетной

И любящей нежно, —

Что сказать о голубке, дрозде,

Или певчей какой-нибудь птахе,

Или этих деревьях,

Застигнутых ночью, лепечущих в страхе?

Или о ночи самой,

Зажигающей звезды несмелой рукою?

Знаешь ли, Ганс Христиан,

Эту ночь, что стоит пред тобою?

Двое в сиреневом сумраке

Лучше стража гостиницы расцеловать мне в усы,

Чем томиться касаньем этой вялой,

Влажной руки.

Молви в ухо мне голосом звездного неба и мглы,

Пусть слова будут смутны, как ночь,

И признанья темны.

Говори так, будто не я сейчас слышу тебя,

А сам непрестанно в мыслях с тобой говорю,

Подбирая слова, –

Как луна подбирает всплески и шорохи волн,

Чтобы из глухих и невнятных шипящих сложить

Серенаду любви.

Прошепчи мне по-детски, что совы уснули уже

И моргают во сне, если вдруг за Ки-Уэстом

Скатится звезда.

Прошепчи мне, что пальмы не тонут в густой синеве,

Но виднеются смутно, – что ночь наступила

И светит луна.

Объяснение луны

Луна — мать пафоса и состраданья.

Когда усталым вечером ноябрьским

Она скользит своим лучом по веткам,

Едва касаясь неподвижных веток,

Когда распятый бледный Иисус

Нам предстает так близко — и Мария,

Чуть тронутая инеем, таится

В пещерке из увядших палых листьев,

Когда меж туч сиянье золотое

На миг дарит иллюзию тепла

И сладостные сны приносит спящим, —

Луна — мать пафоса и состраданья.

Имя Русь

Рустам Рахматуллин (род. 1966) — эссеист, москвовед. “Новый мир” публиковал его опыты “метафизического градоведения” из книги “Две Москвы”, в 2008 году удостоенной премии “Большая книга”.

Ничего не сделав для преодоления политического распада 1991 года, мы закономерно столкнулись с опасностью военного разлада между частями былой страны. Украинский вопрос остается главным вопросом русской геополитики.

У нас есть чувство Украины. Но между чувствами и политическими решениями лежит дистанция мысли, которая не пройдена. За семнадцать лет, истекших после Беловежских соглашений, мы не поставили украинский вопрос в современной русской мысли, не говоря уже о том, чтобы ответить на него.

Консерватизм имперский и национальный

Консервативные 2000-е годы как будто располагают к постановке украинского вопроса. Но есть консерватизм имперский — и консерватизм национального государства. Годы предыдущего президентства, или, шире, девять лет от югославской войны до грузинской, были годами национально-государственного, а не имперского консерватизма. Предполагалось, что утраченное пространство империи само откликнется на импульс внутреннего сосредоточения Великороссии (Российской Федерации) и на привлекательные следствия этого процесса. Увы, который раз мы видим, что сосредоточение не заменяет работы во внешнем пространстве. Что для соседей действие нашей внутренней работы перевешивается имперскими, внешними действиями Запада.

Имя: Русь

Прежде всего, у нас как будто нет слов для описания ситуации. Даже первого, главного слова. Создается впечатление, что в идейном арсенале сторонников российско-украинского единства, живущих по обе стороны новейшей границы, нет ничего, кроме заклинания о братьях-славянах. Но это разрушительное, а не созидательное заклинание: выросшие братья обычно живут раздельно. Между тем первое и созидающее слово существует. Это слово — Русь.

Когда-то Русь была меньше России. Русь, как земля владетельных князей, кончалась в Муроме, Ельце и Курске, а Россия, земля царей, шагнула дальше. Но сегодня Русь больше России, поскольку часть Руси осталась вне России. Прежде общее, имя Россия стало именем части, синонимом Великороссии, а нового общего имени как будто не стало. Однако оно, повторим, есть: Русь. Это знает Церковь, глава которой носит титул Патриарха всея Руси. Вся Русь патриаршего титула — это сумма России, Украины и Белоруссии.

Белоруссия, или Беларусь, сохранила корень “Русь” в своем имени. Этот общий корень — первое, что заставляет Россию и Белоруссию держаться друг друга. Когда Россия и Белоруссия ищут и не находят имя и формулу своего союза, они ищут рукавицы за поясом. Имя союза — Русь. Формулой союза должно быть не вхождение Белоруссии в состав России, а вхождение России и Белоруссии в состав Руси. Это имя, и только оно, никого не обидит.

Украина как будто отказалась от имени Русь, и в этом корень ее отдаления. Но так ли окончателен отказ? Украина не сможет отказаться от понятий “Киевская Русь” и “древнерусский” в описании своей истории. Недавно Украина праздновала годовщину Крещения Руси и даже пыталась присвоить этот праздник. Украина остается предметом русистики. Мы говорим “на Украине”, как говорим “на Руси”. Да, в украинских учебниках уже появились бессмысленные выражения типа “украинские князья”. Но даже мнимый патриарх Филарет титулуется патриархом всея Руси-Украины.

Если российско-белорусский союз возьмет имя Русь, Украина отнесется к этому союзу иначе, чем к союзу без имени. Разумеется, нужно предложить Украине стать соучредителем новой Руси. А в случае отказа принятие этого имени российско-белорусским союзом будет оправдано открытостью союза для Украины. И только для нее.

Великоросс и русский

Путь от России к Руси — это именно и прежде всего путь, движение в пространстве. Движение, с трудом дающееся великороссу.

Великороссу, но не русскому. Великоросс узурпировал имя русского, исторически принадлежащее ему на равных с украинцем и белорусом. Русский есть прилагательное к слову “Русь”, а не к слову “Россия” и не к слову “Великороссия”.

Великоросс, по замечанию Ключевского, родился в Андрее Боголюбском. Вместе с Андреем он ушел из Киева на северо-восток. Мигранты, колонисты Суздальского края нашли себе в Андрее политического лидера. Год Андреева бегства — 1155-й — есть год рождения великоросса, а год захвата и разгрома Киева Андреем — 1169-й — год рождения Великороссии.

Как некогда Андрей, великоросс не любит и не понимает Киева. Как некогда Андрею, великороссу труден и неинтересен попятный путь на юго-запад. Великоросс особенно заметен в туристических предпочтениях. Он с легкостью идет путями древнерусских колонистов — на север и восток, но трудно возвращается к днепровской метрополии. Вершины красоты, как и вершины духа, для великоросса помещаются прежде всего на севере. То есть, во-первых, на ближайшем северо-востоке — Золотом кольце, в Ростово-Суздальской земле. Во-вторых, на северо-западе, в областях Пскова и Новгорода с поздним Петербургом. И в-третьих, на дальнем севере, в Поморье. Древнерусский юг, и юго-запад в частности, начиная с днепровского Смоленска, продолжая Черниговом и завершая Киевом, ценится великороссом много меньше. А Заднепровье, украинское и белорусское, великороссу мало ведомо, как и Подвинье — бассейн Западной Двины, Полоцкая земля, географически даже не черноморская, а балтийская.