Малая Бронная

Я решила про себя, что нужно было, наверно, придумать более правдоподобную легенду относительно моего глубокого знания местных обычаев. Слишком уж много возникает щекотливых моментов. Впрочем, расстраиваться и напрягаться по этому поводу все-таки рано! Ведь никто и не подумает проверять полученные от меня сведения. Даже если я наплету, что все жители высокогорного Тибета ходят на руках и питаются дохлыми лягушками, моих киношных друзей, не интересующихся по-настоящему ничем, кроме своей собственной драгоценной персоны, это нисколько не смутит. Ни «заря творения», ни древние космогонии, ни даже мало-мальски известная история зарождения ламаизма совершенно не волнуют этих людей. Но, как говорится, судьбу не выбирают. А моя судьба на данном отрезке жизни как раз таки состоит в том, чтобы «сеять разумное, доброе, вечное» в измученные дешевым портвейном киношные души.

Автобус все ехал и ехал, и я начала уже сомневаться, не решил ли Грибников вывезти нас в горы прямо с самолета, чтобы не терять времени (а главное, лишних денег) понапрасну. Но тут, наконец, мы затормозили посреди узкой кривой улицы возле обшарпанного, давно не штукатуренного здания. Выбрались из автобуса, начали выгружать невиданную в этих местах технику и столпились у входа. Рядом с нами тут же образовалась небольшая демонстрация из нищих чумазых псевдойогов и попрошаек.

– Прошу вас, прошу, – суетился Гриб, – проходите внутрь. Номера для всех заказаны.

Несмело переглядываясь, мы вошли в низкое темное помещение, пропитанное запахом жженого масла и гнилых овощей. Пожилой китаец за стойкой ресепшена заулыбался нам, мелко кивая лысой головой и посверкивая круглыми стеклышками очков. Гриб по-хозяйски отдавал распоряжения, выдавал членам группы ключи, подвешенные к грубо выпиленным деревянным бочонкам, иногда – один ключ на двоих. Счастливые обладатели ключей спешили вверх по щербатой, потемневшей от времени каменной лестнице. После долгой дороги каждому хотелось поскорее вымыться и прилечь, и никакое убожество и грязь ночлежки, гордо именуемой отелем три звезды плюс, не могло стать препятствием на пути к долгожданному отдыху. Вверх по лестнице уже проследовали Володя с Акбаром, Славик и Стасик.

– Я не могу, не могу здесь… тут воняет… – Люся, кажется, приняла решение всю поездку не переставать канючить. – Я тут всего пять минут, и у меня уже пахнут волосы.

– Ничего, сейчас поднимешься в номер, примешь душ, освежишься, – успокаивал ее Авалов.

– С душем как раз небольшие проблемы, – смущенно объявил Грибников. – Воды-то с утра нет.

– Ой, мамочки! – Люся окончательно скуксилась и, не обращая внимания на поползновения Гриба по-отечески утешить ее, потащила свой громадный чемодан к лестнице, притиснув его к интимно обтянутому розовой маечкой животу и спотыкаясь на тоненьких шпильках.

Наконец дошла очередь и до меня с Андреем. Гриб торжественно вручил каждому из нас по бочонку с ключом и пожелал приятно отдохнуть с дороги. Сам он, разумеется, отправился в гостиницу классом повыше, находящуюся неподалеку. Я уже решила устроить скандал, но силы были на исходе, и я понуро поплелась к лестнице, молча переживая из-за отсутствия воды и кляня про себя скаредность нашего пухлого продюсера-боровика.

– Эй, это что значит? – за мной спешил Андрей.

– Что? – не поняла я и, увидев, как он недовольно закусил губу, стоически произнесла: – Мальчик мой, давай только без сцен. У меня уже сил нет, честное слово. Прибереги на вечер…

– Почему нам ключи дали разные? – Андрей потряс перед моим носом видавшей виды деревянной чуркой.

– Потому что у нас разные номера, – доходчиво объяснила ему я.

– А че? А почему так?

– Я попросила. Ты же знаешь, я могу спать только одна. Не могу заснуть, когда рядом кто-то храпит и вертится. И к тому же я часто по ночам работаю. Я буду тебе мешать…

Не могла же я, в самом деле, сказать ему, что все еще не теряю надежды на полночный визит нашего режиссера.

– Это я тебе мешаю! Тебе все вокруг только мешают! – не на шутку взвился Андрейка. – Ты никого не любишь, и никто тебе не нужен… Вот почему от тебя все твои мужья и сбегали! Только я один остался! Ты самая настоящая холодная двуличная стерва, ты вообще не понимаешь, что такое близость, привязанность…

– А я все гадала, когда же на тебя снизойдет озарение! Так вот, ты совершенно прав, совершенно! – я вздохнула почти с облегчением и быстро пошла прочь по коридору.

Андрей несколько секунд оставался на месте, затем бросился меня догонять, схватил за плечо.

– Ты попросила отдельный номер, чтобы он приходил к тебе ночью, да?.. – бледнея и задыхаясь, выговорил он. – Только на это и надеешься. Днем-то ты ему не нужна!

– Кому? – спросила я, кляня про себя не к месту проснувшуюся Андрееву прозорливость.

– Твоему обожаемому Авалову! – выпалил Андрей.

– Да! – выкрикнула я, цепенея от ярости – Да! Да! Да! И мне все равно, как он относится ко мне днем! Зато ночью он запросто даст фору любому! Записывайся на мастер-класс! – Я круто повернулась на каблуках, выдернула руку и сделала несколько шагов по направлению к лестнице, выговаривая на ходу: – А на твое мнение мне, извини, наплевать! Да и вообще на любое чужое мнение. Так что оставь меня, наконец, в покое.

Я видела, как дернулось его лицо, дрогнули губы. На секунду стало жаль Андрюшу, легкий укор совести кольнул где-то под лопаткой. Андрей хотел было что-то еще сказать, но тут дверь, перед которой мы стояли, распахнулась, и в коридор вылетел Стасик в черных трусах-боксерах с нарисованными пожарными машинками.

– Я не понял, он че, упал или как? – бросил он мне.

– Кто? – не поняла я.

– Да Грибников! Он больной, что ли? Че он нам со Славкой номер с одной двуспальной кроватью дал, а?– Ну вот, хоть кто-то здесь знает, что такое близость и привязанность, – я пожала плечами и отправилась в свой одинокий номер.

Я долго ворочалась на продавленной двуспальной кровати и не могла заснуть. В приоткрытое окно вползал влажный сумрак ночного города. Перед глазами мелькали кадры предыдущих событий: утомительный перелет, горячие ладони Андрея на моей талии, выражение его глаз, когда он смотрел на мою гордо удаляющуюся фигуру… Чтобы отогнать наваждение, я поднялась, затянулась легким «Мальборо» и отхлебнула виски из припасенной еще с московского дьюти-фри бутылки. Обжигающее тепло разлилось по моему усталому телу. Я устроилась поудобнее в древнем потертом кресле и задумалась. В ночной тишине, разумеется, пришла к неизбежному выводу, что навсегда застряла где-то в прошлом, в той холодной зимней ночи, когда Авалов, сунув под мышку готовый сценарий, захлопнул за собой дверь моей квартиры, как оказалось, навсегда. Так и не удалось убрать его из своей жизни, как бы ни старалась я быть «холодной надменной стервой». И, будем же правдивы перед собой, этот человек вычеркнул меня, и никакие сокровища моей души не оставили его рядом со мной, он с присущей ему почти мальчишеской легкостью избавился от меня… Но, видимо, ничего в этой вселенной не бывает «навсегда», иначе зачем потребовалось ему звонить и произносить в трубку эти предательские слова? Прошлое, как назойливый призрак прожитого, продолжает следовать за нами по пятам, куда бы мы от него ни прятались. Я сидела в кресле, напряженно вслушиваясь в приглушенные звуки и шорохи ночного отеля. Не простучат ли по коридору уверенные легкие шаги, не дрогнет ли ручка двери моего номера? Однако в обшарпанной гостинице царила тишина. Авалов, должно быть, берег свою драгоценную персону для предстоящего творческого подвига, а разобиженный Андрейка лелеял свою ревность в одинокой холостяцкой постели.

Выезд на съемки был запланирован на следующее утро. Я проснулась оттого, что кто-то самым хамским образом барабанил в дверь, крича: «Подъем! Подъем!» Спросонья даже на секунду показалось, что я на сборах в детском спортивном лагере и проспала начало соревнований.

Выглянув из номера, я увидела второго режиссера, который бодро прохаживался по коридору, по природе своей будучи трезвенником и любителем навязывать свой образ жизни крепко пьющему большинству. Он изо всех сил колотил в хлипкие двери номеров, за которыми пытались насладиться сладким утренним сном мои коллеги.