Зимние девочки (ЛП)

«Когда ты уехала, я спала на твоей подушке, предпочитая думать, что ты все еще тут.

Глупо, да?»

«Не очень»я сглотнула.

«Это почти убило меня. Ну, когда ты уехала»

«Я хотела…»

«Я знаю» она смотрит на свои волшебные руки «Мой единственный ребенок морил себя голодом, и я не помогла ему. Какой матерью это делает меня? Я чувствовала себя дерьмово» она делает глубокий вдох «Я хотела, чтоб ты была здесь, но ты не хотела оставаться. Я хотела, чтоб ты не общалась с Кейси потому, что она постоянно влипала в неприятности. Ты всегда следовала за ней. Когда вы с Кейси перестали дружить, Синди позвонила мне. Я была настолько рада, что готова была танцевать от счастья»

«Я пахну печеньем?» прерываю ее.

«Что?»

Прочищаю горло, откашливаясь.

«Я пахну, как печенье? Ну, моя голова пахнет имбирем, сахаром, или что-то вроде?»

Ее улыбка теплая и настоящая «Нет, на самом деле. Я всегда думала, что ты пахнешь свежей малиной. Это странно, да?»

Никто из нас не осмеливается сделать вдох потому, что мы обе здесь, в одной вселенной, в одной комнате, в одном пространстве, в тоже время. Мамочка и Лиа, никаких телефонов, скальпелей, и взрывающихся слов. Никто из нас не хочет разрушить это заклинание.

Если я расскажу о всех своих уродствах, чувствах и странностях, это разрушит тот хрупкий мост, который появился сейчас. Он рухнет под весом проблем.

«Нет» отвечаю я «Это мило»

На обед я пью вещество, топливо, насыщенное электролитами, которое по вкусу и запаху напоминает мне больничную ванну (= Мама убрала компьютерные провода, и я не могу считать) Вместе с этим я ем маленький банан (90). На вкус он, как банан.

Мама ест салат Цезарь, украшенный двумя оливками, и курицу с двумя кусочками хлеба Пумперникель. Она смотрит документальный фильм о Северной Корее, пока я предпочитаю занять себя чтением. Когда все это закончено, он проверяет мои шрамы, пульс, давление, дает мне таблетки, даже мое снотворное.

Я готова поспорить, что она и себе взяла одну. Как еще она может заснуть, не видя перед собой разрезанных тел и всех этих бьющихся сердец?

Я засыпаю прежде, чем проснуться среди ночи, испуганной и непонимающей того, кто я, где я нахожусь, и что я делаю здесь. Тысячи рук протягивают свои пальцы ко мне, сквозь матрас, ощупывая и царапая мою кожу вместе с костями. Я вздрагиваю, мое тело начинает дрожать, стараясь избавиться от этого чувства.

Через улицу, у дома Кейси стая колков роет ямы среди розовых кустов, ища тела, чтоб поживится ими, ищут кости, чтоб хрустеть ими. Я не могу сказать, что хуже, спать или бодрствовать.

052.00

Взлеты и падения укорачиваю ночь. Вместо того, чтоб пройти к морю, холодный фронт накрывает сердце Новой Англии. Наверное, каждый день там насыпает по меньшей мере, два фута снега. Интересно, могла бы я взять кого-то, чтоб покататься с Эммой на санях?

Миру, Может быть. Или Саша. Интересно, они ответят на звонок, зная, что это я.

Мысли о Эмме заставляют меня думать о том, что стоит взять плоскогубцы, ми вытащить нити, сшивающие мои шрамы. Они должны сжечь меня в печи за то, что я сделала с ней. Или отправить дрейфовать по холодному течению в ледяном кубе.

Я хочу, чтоб было что-то, что заставило бы ее забыть обо всем, что она видела, дочиста вымыть ее память. Но в мире слишком мало очистителя и отбеливателя.

Нет, плоскогубцы, это слишком. Я должна разрезать ниточки маникюрными ножницами, и резать до тех пор, пока мое тело не развалится.

Мама зовет меня. Я спускаюсь вниз.

Сторожевая собака, то есть, медсестра Мелисса появляется, когда мы едим завтрак (половина грейпфрута- 37, чистый тост без ничего – 77, большая чашка электролитического раствора - ?, милые таблетки (вельветовое покрывало вокруг моего мозга)). Она всего на пару лет старше меня, но у нее уже появились морщины «даже не пытайся» которые хорошая медсестра получает, постоянно хмурясь.

Спустя час я писаю пятиста миллилитрами желтого вещества. Мелисса смотрит на меня

«Тебе так мало платят, что ты делаешь это?» спрашиваю я.

Она звонит в офис Доктора Мэриган, и сообщает ей. Я бы умерла, зная, сколько я вешу. Здесь нет весов, а в больнице они мне не скажут. Они вливают в меня столько всего, что мне кажется, что я набрала десять фунтов. Моя кожа чешется от нового жира.

Оно вот-вот раскрошится, и освободит меня. Мелисса дает мне крем для тела, и смотрит, как я втираю его в руки и ноги.

Оставшееся утреннее время я провожу под горой одеял.

Дженнифер отвозит меня к Доктору Паркер, не говоря ни слова. Я не виню ее. Если бы я была ею, я бы тоже не говорила со мной. Я могу поспорить, что она боится открыть свой рот потому, что потом уже не сможет остановиться, крича на меня за то, что я испортила Рождество и все остальное. Мы проводим в машине достаточно времени, обогреватель включен на максимум, ее руки так сильно сжимают руль, что пальцы и суставы белеют. Снег идет настолько сильно, что мы едва не врезаемся в окружающие предметы, но, конце- концов, добираемся до заграждения офисного парка.

«Эм» пробую я «Сейчас четыре, да?» Она кивает, ее глаза устремлены в снег.

«И… можно мне прийти утром на Рождество, чтоб открыть подарки?»

«Пусть твоя мать позвонит мне» она прибавляет температуру обогревателя.

«Хорошо» я открываю дверь.

«Подожди» Дженнифер придерживает меня за руку. Впервые за все время, с тех пор, как я попала в больницу, она смотрит мне в глаза «Дэвид не хочет, чтоб я говорила это тебе, но все слишком плохо. Я люблю тебя, Лиа. Когда я выходила за твоего отца, я поклялась, что буду любить тебя, как свою. Но ты сделала больно моей малышке»

Ее трясет от злости.

«Ты сделала ей больно, когда морила себя голодом, причиняла боль ложью, отталкивая всех, кто старался тебе помочь. И теперь Эмма спит всего пару часов в ночь. Ее преследуют кошмары о монстрах, которые съедают нашу семью. Она говорит, что монстры едят нас медленно, и мы чувствуем их острые зубы»

Мое сердце переключается на четвертую передачу, газуя, как гоночный автомобиль по треку.

«Я…»

Она убирает ладонь с моей руки, и закрывает мне рот.

«Тшш. Сейчас ты пойдешь туда, и расскажешь всю правду этой женщине. Расскажешь ей обо всем, что в твоей голове, и почему ты делаешь все это с собой. Скажешь ей, что не можешь жить с отцом, и тебе будет лучше с матерью. Там ты сможешь понять, что тебя беспокоит»

«Я не могу вернуться?»

«Я не могу позволить тебе навредить Эмме. Я не хочу»

Она снова садится на сиденье, мачеха из пригорода, с намертво приклеенной маской.