В канун Рождества

Элфрида подавила смешок. А Оскар сказал:

— Миссис Снид не только убирает у нас, она дарит нам музыку, которая возвращает меня в дни молодости. Это просто замечательная женщина.

— А о чем ты вспоминаешь, Оскар?

— О школьных уроках, запахах спортзала и грохоте поп-музыки.

— Не очень-то романтические воспоминания.

— Я был учителем-холостяком, и романтике было со мною не по пути. — Он взглянул на часы. — Мне пора ехать.

— Будь осторожен.

— Постараюсь.

— Ты прямо святой.

— Я попрошу миссис Снид надраить мой нимб.

— Удачи тебе, Оскар.

Ночью ветер переменился на восточный, и рано утром Оскар проснулся под жалобный птичий посвист надвигающегося шторма и дробный стук дождя, вдруг забарабанившего по оконной раме. Он долго лежал без сна, думая о Годфри Билликлифе. Наконец он узнал его имя, выяснил, пока помогал медсестре заполнять бесчисленные анкеты, прежде чем оставить старика на ее официально-снисходительное попечение.

Поездка в Инвернесс прошла гладко. Старик Билликлиф, ободренный заботливым вниманием, говорил без умолку всю дорогу. Оскар многое узнал о нем: о его военной карьере, недолгой службе в Германии в составе английских частей на Рейне, как он в Оснабрюке познакомился со своей будущей женой, как они, уже в Колчестере, вступили в брак, который, увы, так никогда и не был благословен потомством. Оскар вел машину и слушал, изредка кивая или вставляя междометия, а Годфри Билликлиф предавался воспоминаниям.

И только после того, как они промчались по тоннелю через Черный остров и показался Инвернесс, майор замолчал. Сначала Оскар подумал, что он заснул, но, искоса взглянув на него, увидел, что тот не спит. Наверное, просто задумался. Потом Билликлиф снова заговорил, однако уже не о прошлом, а о настоящем и будущем.

— Я вот все думаю, Оскар…

— О чем же вы думаете?

— О том, что случится… Могу ведь и ноги протянуть.

— Вам это не угрожает, — заверил его Оскар.

— Ну, знать этого нам не дано. Уж очень я немолод. Надо быть ко всему готовым, ко всяким неожиданностям. Я понял это еще в армии. Сами знаете: надейся на лучшее, но готовься к худшему. — И после долгого молчания майор добавил: — Вот… все думаю… не согласились бы вы стать моим душеприказчиком?.. Хорошо бы… без сомнений… в надежные руки…

— Не уверен, что мои руки надежные.

— Чепуха. Вы племянник Гектора Маклеллана. Сын его и правда не слишком обнадеживал… А вот вы… другой коленкор. Друзья мои все померли. Подумайте, может, согласитесь… Был бы благодарен.

Оскара ужасно раздражала манера майора говорить отрывисто, не заканчивая фраз, но он как можно спокойнее ответил:

— Хорошо. Если вы этого желаете, я буду рад стать вашим душеприказчиком. Но…

— Великолепно. Договорились. Скажу своему адвокату. Он приятный человек. Взял на себя всю документацию, когда я выкупал дом у владельцев Корридэйла. Деловой человек. Мне нравится его подход.

— А имя у него есть?

Майор Билликлиф фыркнул.

— Разумеется. Мурдо Маккензи. Фирма «Маккензи и Стаут». Южная улица. Инвернесс.

— Мурдо Маккензи.

— Я должен ему сообщить, что вы мой душеприказчик. — Майор задумался. — А можно позвонить из больницы? У них же есть там телефон, правда? — произнес он с сомнением в голосе.

— Конечно. Санитарка принесет его вам прямо в постель.

— Да, теперь не то что в прежние времена, — сказал Билликлиф, явно снова вспомнив военный госпиталь в Скутари. — Обход делают врачи в форме… и судна металлические. Сестра-хозяйка в чине старшины. И никаких телефонов.

Он опять умолк и уже не проронил ни слова, пока они не добрались до места назначения.

Больница называлась «Ройал Вестерн». Оскар нашел ее без особого труда, а потом от него уже ничего не зависело. Появился санитар с инвалидным креслом и усадил в него майора. Оскар шел рядом, неся чемодан Билликлифа — потертый и чудовищно тяжелый, очевидно, оставшийся от прежней военной экипировки. Они поднялись наверх в громадном лифте, затем одолели несколько коридоров и, наконец, попали в отделение. Там их уже ждала медсестра с анкетами, чтобы оформить нового пациента. Все шло гладко, пока она не добралась до графы «близкие родственники».

— Ваши близкие родственники, майор Билликлиф?

Он растерялся, промямлив «извините?».

— Ближайшие родственники. Ну, вы же знаете — жена, дети, братья или сестры.

Он покачал головой.

— У меня никого нет.

— Да полно вам, должен же кто-то остаться.

Оскар не выдержал.

— Я, — сказал он твердо, — ближайший родственник майора Билликлифа. Оскар Бланделл. Так и запишите. Адрес: Старая усадьба, Криган.

— Ваш номер телефона?

Оскар продиктовал.

Наконец, все было записано, заверено и подписано. Настало время уходить. Оскар попрощался.

— Вы приедете еще?

— Разумеется. Если, конечно, нас не занесет снегом.

— Спасибо, что привезли меня сюда. Премного обязан.

— Да ничего, пустяки.

И Оскар ушел, твердя себе, что ни в чем не виноват, и нет причины чувствовать себя предателем.

Он больше ничего не мог сделать для майора. Во всяком случае, сейчас. Потом, когда он что-нибудь узнает о состоянии больного, то уже вместе с Элфридой снова отправится в долгий путь, чтобы навестить Годфри Билликлифа. Элфрида сумеет его развеселить. И, наверное, привезет ему винограду.

Порыв ветра обрушился на дом. Оскар зарылся в подушки, закрыл глаза и сразу же стал думать о Франческе. С ним это часто случалось в ночные темные, беспокойные часы, и он опасался неизбежной новой вспышки отчаяния, мучительного чувства утраты. Франческа. Он беззвучно, одними губами произнес ее имя. Франческа. И сунул руку под подушку, нащупывая носовой платок. Но не заплакал. Ему почему-то вдруг впервые после трагедии стало легче наедине с самим собой. Франческа. И он увидел, как она бежит к нему по залитым солнечным светом лужайкам Грейнджа. Этот ее образ остался с ним, пронзительный до боли, но какой-то особенно милый.

Мысленно прижав ее к себе, он заснул.

Рассвет был ненастный. То, что накануне льдисто сверкало на солнце, сегодня утонуло под водой. С моря налетал шквалистый ветер с проливными дождями и снегом, и вся улица была запружена мокрыми зонтиками, ныряющими над головами то вниз, то вверх. В середине дня проехал огромный грузовик и тяжело загромыхал в гараж. Борта его были залеплены снегом, «дворники» метались по стеклам.

После ланча — суп и немного стилтона, купленного в супермаркете, — Элфрида взяла блокнот и стала составлять список.

— Надо все продумать как следует, — сказала она с важным видом, — чтобы ничего не упустить. Они приедут в пятницу. Как ты думаешь, Люси понадобится туалетный столик?

Оскар, который уже углубился в кроссворд из «Таймс», благородно отложил газету в сторону и снял очки, словно без них ему думалось лучше.

— Понятия не имею.

— Но кровать, конечно, потребуется.

Сделав некоторое мыслительное усилие, Оскар внес свой вклад в обсуждение проблемы.

— Наверное, и гардероб?

— Нам ни за что не втиснуть его под такую покатую крышу. Сойдут и крючки на стене. И вешалки.

И Элфрида сделала пометку в блокноте.

Оскар откинулся на спинку кресла и с интересом наблюдал за выражением лица Элфриды: он еще никогда не видел ее такой сосредоточенной и собранной. На мгновение она даже напомнила ему Глорию, которая всегда что-то планировала, что-то устраивала и всегда получала то, что хотела.

— А когда придет миссис Кеннеди?

— Она обещала в половине третьего быть у нас. Я хочу взять твою машину, Оскар. Тебе она не понадобится, нет?

— Нет.

— Если почувствуешь бешеный прилив энергии, то можешь прогуляться с Горацио.

— Там посмотрим, — уклончиво ответил Оскар и вернулся к кроссворду.

Когда Табита пришла, Элфрида как раз снимала мокрое белье с веревки в дальнем конце сада, белье, которое в такую погоду не стоило и вывешивать. Дверь открыл Оскар.