Поле костей. Искусство ратных дел

— А теперь обоим команда «разойдись», — сказал Гуоткин с деланной шутливостью. — Я тут подготовлю для вас ротные бумаги, Идуол. Мы завтра просмотрим их вместе.

— Как у вас книга подотчетных сумм, в порядке? — спросил Кедуорд.

— Я доведу ее до сегодняшней даты.

— А другая ротная отчетность?

— Ее тоже.

— Я упомянул об этом, Роланд, поскольку вы иногда запускаете отчетность. Я не хочу, чтоб потом пришлось тратить кучу времени на бумаги. Мне и без того предстоит достаточно работы с ротой.

— Мы все проверим.

— Нам уже вернули пулемет, который брала химшкола?

— Нет еще.

— Пока не вернут по всей форме, я не подпишу передаточного акта на оружие.

— Само собой.

— Теперь относительно капрала Россера.

— А что?

— Вы решили произвести его в сержанты?

— Да.

— И уже сказали Россеру?

— Нет.

— Тогда не говорите ему, Роланд.

— Это почему?

— Я еще погляжу на него, прежде чем давать третью нашивку, — сказал Кедуорд. — Я еще подумаю.

Гуоткина слегка бросило в краску. Роли переменились, и Кедуорд не стеснялся это подчеркнуть. Меня слегка удивила хозяйская бесцеремонность Кедуорда. Он мог бы и более тактично повести себя — хотя бы отложить эти вопросы до совместной разборки бумаг; но с другой стороны, как новоназначенный ротный командир он обязан печься об интересах роты — так считает и сам Гуоткин, — а не деликатничать и щадить чувства. Однако Гуоткину такое третирование не по вкусу. Он побарабанил костяшками пальцев по одеялу, кроющему стол; поиграл ротной печатью — своим любимым символом власти. Гуоткин глубоко унижен, хоть и сдерживает себя.

— А теперь хочу побыть один, ребята, — сказал он.

Зашелестел бумагами. Мы с Кедуордом вышли из канцелярии. Идя по коридору, Кедуорд был задумчив.

— Роланд сильно переживает, — сказал я.

Кедуорд изобразил удивление.

— Из-за того, что сняли с роты?

— Да.

— Вы думаете?

— Конечно.

— Он ведь знал, что к этому идет.

— По-моему, не сознавал ни на минуту.

— В последнее время деловые качества Роланда все ухудшались, — сказал Кедуорд. — Это и вам было видно. Сами же заметили, что с Роландом неладно, когда вернулись из Олдершота.

— Я все же не думал, что у него так разладится.

— Роту придется как следует встряхнуть, — сказал Кедуорд. — И в вашем взводе, Ник, тоже хочу кое-что переменить. Он далеко не на уровне. Когда взвод шагает с занятий, я не вижу в бойцах огонька. А это верный показатель. И стреляет ваш взвод хуже, чем оба других. Надо будет вам уделить особое внимание стрелковой подготовке. И еще, Ник, насчет вашего собственного внешнего вида. Надо же складывать как следует химзащитную накидку. Вы ее не по инструкции складываете.

— Я учту все это, Идуол. Кого ставят взамен вас на взвод?

— Лина Крэддока. Он, конечно, старше будет вас по службе. Думаю, Лин поможет подтянуть роту.

— Когда третью звездочку нацепите?

— В понедельник. Кстати, говорил я вам? Янто Бриза тоже производят в капитаны, дают роту службы регулирования. Мне днем сказал один из шоферов, что привезли боеприпасы. Это похуже, чем пехотная рота, но все же повышение.

— А Роланд знает про Янто?

— Перед тем как вы вошли, я ему сказал, что забавно получилось — сразу двое из его младших офицеров повышены в звании.

— И как Роланд воспринял?

— Без особого интереса. Роланд недолюбливает Бриза. Возможно, не зажила еще обида на его сестру. А знаете, Ник?

— Что?

— Я сегодня невесте пишу — в следующий мой отпуск справим свадьбу.

— Когда вы поедете к ней?

— Надо принимать роту, подзадержусь из-за этого, но скоро поеду. Кстати, у меня есть новый ее снимок. Хотите взглянуть?

— Разумеется.

— Прическу переменила, — сказал Кедуорд, глядя со мной на фотоснимок.

— Вижу.

— Мне прежняя нравилась больше, — сказал Кедуорд. Тем не менее, пряча в бумажник, он дал снимку положенный поцелуй. Производство в капитаны, невеста, скорая свадьба — все это для него факты жизни, а не ставшие явью мечтания, как для Гуоткина. Когда Гуоткин получил роту, она ему, наверное, казалась первым важным шагом на волшебном, блистательном поприще, а первое рандеву с Морин — вступлением в такую же волшебную любовь. Кедуорд же, конечно, повышение принял с восторгом, но без малейших романтических иллюзий, воинских или иных. Как говорил Морланд, все тут зависит от точки зрения… Мы вышли в холл. Навстречу из дверей явился Эммот, подавальщик. История с Бителом весьма его взбодрила. Прямо новым человеком стал. Трудно поверить, что всего лишь несколько недель тому назад он мог рыдать, как ребенок.

— Вас к телефону, сэр, — сказал он, улыбаясь мне, точно сообщнику, вдвоем с которым разделен весь юмор происшествия с Бителом. — Звонят из вашей части.

Я прошел в офицерскую дежурку к телефону.

— Дженкинс случает.

Звонил Мелгуин-Джонс.

— Подождите минуту, — сказал он. Я стал ждать. На том конце провода, в батальонной канцелярии, он завел с кем-то разговор. Я ждал. Наконец он сказал в трубку: — Алло, кто это?

— Дженкинс.

— Что вам?

— Вы меня вызвали к телефону.

— Вызвал? Ах да. Вот бумажка. Младшего лейтенанта Дженкинса… Вам предписано явиться в штаб дивизии, к начотдела личного состава, он же помначтыла, завтра в семнадцать ноль-ноль, захватив с собой все ваши вещи.

— Вы не знаете, для какой надобности?

— Понятия не имею.

— А надолго?

— И этого не знаю.

— Кто там этот начотдела?

— Тоже неизвестен мне. Новоназначенный. Прежний хрыч уволен в отставку.

— Как мне добираться до штаба?

— Завтра туда идет грузовичок, повезет людей в госпиталь. Я велю, чтоб заехал за вами в Каслмэллок. Полагаю, вы слышали уже о переменах в вашей роте.

— Да.

— Строго говоря, ваш вызов в штаб дивизии надо бы передать через вашего ротного командира, но я решил для верности сообщить напрямую. И вот еще почему звоню непосредственно вам. Если новый начотдела — человек, с которым можно разговаривать, то выясните у него насчет разведкурсов, куда меня намечают послать. А также насчет двух обещанных нам офицеров. Хорошо?

— Хорошо.

— Безотлагательно доложите о своем вызове обоим ротным — Роланду и Идуолу. Скажите им, что письменное предписание получат завтра. Ясно?

— Ясно.

Мелгуин-Джонс положил трубку. Уезжаю, значит, из Каслмэллока. Расстаюсь без сожаления, хотя в армии — как в любви — перемены всегда тревожны. Я вышел в холл к Кедуорду, сообщил ему новость.

— И едете туда немедленно?

— Завтра.

— А на какую должность?

— Не имею понятия. Всего лишь на временную, возможно. Я еще, может быть, возвращусь.

— Если поедете, то сюда не вернетесь.

— Вы считаете?

— Я уже говорил вам, Ник, что для младшего офицера в боевом подразделении вы староваты. Я хочу сделать роту более мобильной. Сказать правду, меня беспокоило, что придется с вами возиться.

— Ну что ж, Идуол, вот и не придется вам теперь возиться.

Слова мои — простая констатация факта. В них ни малейшей обиды на такую откровенно низкую оценку Кедуордом моих достоинств. Он реалист. А реалистический подход весьма полезен; нужно только помнить, что так называемые реальности, как правило, далеко не исчерпывают всей картины. Но в данном случае я с Кедуордом согласен целиком и полностью; мысль об отъезде даже слегка волнует, бодрит меня.

— Доложите, не откладывая, Роланду.

— Сейчас пойду к нему.

Я вернулся в ротную канцелярию. Гуоткин сидел, обложившись бумагами. Можно подумать, передает воюющую армию, а не роту, караулящую склады. Я вошел — он сердито взглянул: приказал же, дескать, чтоб не беспокоили. Я повторил ему слова Мелгуин-Джонса. Гуоткин встал, оттолкнув стул.

— Значит, тоже покидаете батальон?

— Надолго ли, не сказано.

— Уж если едете в дивизию, то не вернетесь, Ник.

— Идуол тоже так считает.

— На какую же это вас должность? Вряд ли на штабную. Вероятно, что-нибудь в духе Битела. Я слышал, его и правда ставят на передвижную прачечную. Надо думать, командир батальона провернул.