Ангел вожделения

нерастраченную энергию…

С тех пор Бекки все чаще пересаживалась на переднее сиденье, вовлекая в беседу оробевшего Антони. И Майкл оказался в их компании как бы посторонний, как больной из скорой помощи в окружении незнакомой медицинской обслуги… Понемногу они привыкли к такому раскладу. И всех это устраивало, а больше всех Майкла. Видя, что Антони отвлекает Бекки от ее мыслей, Майкл даже повеселел…

В свою очередь, и Антони был озадачен. Симпатия, которая сменила у хозяйки неприязнь к его скромной персоне, ободрила Антони. Он был далеко не из робкого десятка, даже наоборот: Антони в своем кругу слыл большим охотником до женщин. Но чувствуя на себе призывный взгляд хозяйки, он еще осторожничал, не верил, подозревая особо изощренное коварство, с тем, чтобы ему отомстить, – иначе какого черта она доставала его раньше своими придирками?!

Однажды хозяйка, словно невзначай, прижалась к нему бедром, и бедный Антони взмок от напряжения. Нет, какие же тут козни? Она, видно, и впрямь дошла со своим стариканом, думал Антони, воровато поглядывая в зеркало на дремлющего Майкла, ну и дела… Иногда Антони ловил такой взгляд хозяйки, что на брюках разглаживались складки от страшной, упрятанной в них силы. Хорошо материя была крепкая, могла сдержать… А как хозяйка ходит по дому? О, Пресвятая Дева, если ты не оградишь мой взгляд, может случиться несчастье, подумал бедняга Антони…

Он и не подозревал, через какую черту переступила для себя Бекки, какую сделку заключила она с дьяволом.

И верно, Бекки, эту утонченную, аристократическую матрону все больше и больше одолевала какая-то распущенность. Дома она ходила в бикини, ссылаясь на жару, в каких-то прозрачных пеньюарах…

Ее фигура была так великолепно вылеплена, так сексуальна, что глядя на нее, Майкл чувствовал влечение. Как-то он потянулся к ней, но Бекки вдруг испуганно отстранилась, даже шарахнулась. Майкл решил, что жена боится за него, но Бекки внезапно прошипела, злобно оскалив зубы:

– Убирайся, старое дерьмо!

Майкл оторопел. Взрыв?! Удар молнии! Майкл был потрясен. Злость словно влила в него силы. Он бешено схватил Бекки, повалил на ковер, разорвал трусики и с неимоверной силой вошел в притихшую от изумления Бекки…

Увы, сил только и хватило, чтобы войти. Через мгновение Майкл потух, и, почувствовав сильное сердцебиение, сполз на пол.

Некоторое время Бекки лежала неподвижно, потом молча поднялась и, посмотрев на раздавленного стыдом Майкла, отчетливо произнесла:

– Что ты можешь, старая развалина? – И ушла, не оглядываясь.

О, как сильно в эту минуту Майклу хотелось умереть! Светлый полдень в его глазах почернел, казалось, наступила ночь. Он не видел даже своих рук… «Господи! Дай мне смерть, я хочу умереть!» – шептал Майкл пересохшими губами…

Но он остался жить. Жить и страдать, безмерно и несправедливо.

Майкл подолгу сидел в парке, апатично уставясь в одну точку. Иногда он исподтишка наблюдал за женой, которая возилась с цветами или писала письма Питеру. Теперь они разговаривали