Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

А иной посетитель не интересуется ни строкомером, ни товарищем Пандуловой, а, вперив взгляд прямо в машинку, спрашивает:

— Что пишете?

И Рене отвечает:

— Одну статейку.

«Одна статейка» поначалу — просто заметка, заброшенная в редакцию рабкором либо товарищем Пандуловой из ее очередного рейда. Рене выправляет в ней грамматические и стилистические ошибки, сокращает ее или коренным образом перерабатывает, а потом, перепечатав в двух экземплярах, на чистовике от руки пишет «кг 8/14 циц» — эту формулу он перенял у товарища Пандуловой, утаив, конечно, при этом, что он, обладатель строкомера, раньше не имел о ней ни малейшего понятия.

Но время идет, и Рене все больше материалов изыскивает сам. Самую просторную комнату трехкомнатной квартиры, где в одной из двух меньших комнат обитают Рене с Тршиской, завхоз использует как гостевую; там сменяются всевозможные люди, и газетные темы приходят к Рене прямо домой. На какое-то время поселяются там, к примеру, дератизаторы — очищают завод от крыс. И у Рене тотчас готова большая статья об их справедливой борьбе. А то пожалует на гастроли Мартинский театр, сыграет в заводской столовой «Мнимого больного», режиссер переночует — ну Рене тут же рождается статья о театре.

— Гм-гм, — промолвит товарищ Пандулова, просматривая свежий номер многотиражки. Рене сидит в конце стола и ждет дифирамбов. Бывает, товарищ Пандулова похвалит его, а иной раз и нет.

— Гм-гм, — говорит она иной раз. — Опять у вас нет производственной темы.

— Не приносят, — оправдывается Рене.

— Самому нужно позаботиться, — подает совет товарищ Пандулова. И в качестве наглядного пособия предлагает: — Пойдемте пройдемся по заводу.

Они проходят по цеху, в котором работает множество женщин. Рене чувствует на себе их взгляды — смотрело ли на него когда-либо в жизни столько женщин разом? Столько, как сейчас, — никогда. И к тому же еще играет музыка. Они проходят в цех поменьше.

— Это цех ВЧ-блоков^[20], — говорит товарищ Пандулова.

Рене знает, что это цех ВЧ-блоков, но он уже смирился с тем, что никогда не узнает, что, собственно, такое ВЧ-блоки.

В этом цеху работает примерно тридцать женщин. Цех обнесен сеткой, у входа за сетчатым ограждением — столик. За столиком — два мастера, Рене уже знаком с ними — это Замечный и Райнога.

— Надо бы вам и о нас что написать, — говорит Замечный.

— Не можем же обо всем писать одни мы, — справедливо замечает товарищ Пандулова. — У вас тут есть Баникова!

— А разве Баникова опять что-то о нас написала? — спрашивает Райнога.

— Да, написала, но только стихотворение, — говорит товарищ Пандулова.

— То-то и оно, что стихотворение! — смеется Замечный.

— Она здесь? — спрашивает Рене.

Он уже был тут однажды, но тогда работала другая смена, и потому до сих пор так и не удостоился увидеть Баникову.

Райнога: — Ну-ка позови ее!

Замечный: — Ангела, подите сюда!

— Ангела! — подхватывают несколько девушек в один голос, и весь цех прыскает со смеху.

У столика во втором ряду среди девушек возникает движение, и какой-то миг может казаться, что Ангела одна из них — Рене останавливает свой выбор на высокой, довольно красивой девушке, но высокая, довольно красивая девушка лишь уступает дорогу. Из девичьей шеренги выныривает маленькая энергичная фигурка и устремляется к ним.

— Я здесь, товарищ мастер!

Замечный: — Говорят, Ангела, вы написали стихотворение?

Ангела: — Да!

Райнога: — Тут вот с вами хотел познакомиться товарищ редактор!

Ангела: — А, так вы и есть новый товарищ редактор?

Рене: — Рене.

Он подает Ангеле руку, чувствует ее крепкое пожатие. Ничто в ней не привлекает его.

Ангела: — А вы, товарищ Пандулова, теперь уже не работаете редактором?

Товарищ Пандулова: — Работаю. Нас теперь двое.

— Значит, вы помощник редактора?

Рене удивлен, как ловко иные умеют смотреть в корень.

— Я редактировал ваше стихотворение.

Ангела: — Да что вы! А много в нем ошибок?

Рене: — Я поправил лишь отдельные ритмические промахи.

— Знаете, ведь когда так просто, не по науке. — Ангела наклоняется к Рене, потом отстраняется, начинает смеяться, но, вдруг посерьезнев, снова наклоняется:

— Если позволите, я еще что-нибудь принесу, теперь ведь есть возможность попросить совета у знатока!

Замечный: — Вот и получили, что хотели!

Все смеются.

Но разве Рене получил, что хотел? Опять стихотворение — и ни одной статьи о производстве.

А с другой-то стороны, почему обязательно писать о производстве? Рене вычислил и запомнил: в день, когда он приступил к работе, ему было двадцать три года, три месяца и один день, а завод выполнял норму как раз на 101%. План выполняется — а что другое и где Рене еще могут сказать? Возможно, кое-кто из руководящих товарищей и мог бы сказать больше — но руководящих товарищей Рене не решается беспокоить, у них и без того по горло руководящей работы. А люди средней ответственности жалуются только на мелочи. Правда, и в мелочах Рене — сущий профан и потому предпочитает писать хотя бы о том, что ему понятнее. О спектакле. О крысах.

Товарищ Пандулова сидит за письменным столом, наблюдает за Рене-тружеником и нет-нет да и изречет нечто вроде того:

— Не повезло мне в личной жизни!

В десять часов заявляется в редакцию Мишо, шестнадцатилетний верзила, штангист, пэтэушник. Две большие краюхи хлеба уже ждут его в уголке на окне — даже на тот случай, если товарища Пандуловой в редакции не окажется. Мгновение — и их словно не было. Штангист выпивает еще бутылку «малиновки», одаривает улыбкой Рене, Рене — его, и удаляется. Если случаются пироги, товарищ Пандулова угощает и Рене. Он отказывается, но примеры, и не только дурные, заразительны: Рене иной раз тоже запасается вторым завтраком.

Заглядывает в редакцию и почтальонша. Обычно она приходит к товарищу Пандуловой, но кое-когда с иным письмом и к Рене. Она уже знает его и доверяет ему — однажды, принеся товарищу Пандуловой деньги и не застав ее в комнате, вручила деньги Рене. Это восемьдесят крон, на квитанции в графе «отправитель» — какое-то незнакомое мужское имя, а в графе «назначение» — слова: «налог на ребенка». Алименты, смекнул Рене и углубился в работу.

Статья на производственную тему по-прежнему ему не светит — на столе у него некое «предостережение». Написано оно корявым почерком, но в сочной разговорной манере. Автор «предостережения» — товарищ Вигаш, комендант с Малой Оравы. Рене уже известно, что под понятием «Малая Орава» подразумеваются два двухэтажных дома на противоположном берегу реки, называемых «общежитие номер один» и «общежитие номер два», а также несколько прилегающих к ним домушек. Товарищ Вигаш обвиняет обитателей домиков, что они, борясь против замерзания воды, постоянно оставляют водопроводные краны открытыми: по этой причине вода на второй этаж общежития совершенно не поступает. Предостережение: если так будет продолжаться, он, Вигаш, совсем отключит воду. Товарищ Вигаш — член областного водохозяйственного управления, насосный генерал, и к его предостережению следует относиться со всей серьезностью. Вот ведь какая любопытная, пусть и внепроизводственная, но зато понятная проблема! У товарища Вигаша обязательно нужно взять интервью!

Рене отправляется на Малую Ораву под вечер. Ему надо пройти висячий мост, что в нескольких шагах от их общежития, а потом с километр топать вдоль противоположного берега. Рене в первый раз переходит узкий, шаткий мостик на двух тросах, затянутый по сторонам сеткой. Позади него остаются огни «колонии» — так называется квартал новых домов вокруг завода, где обитает и он, впереди — огни Малой Оравы, а вверху, на холме, краснеет огонек ретрансляционной мачты, о которой уже говорил Тршиска. Рене идет по тропинке. Почти сразу же за мостом его нога, нырнув под снег, хлюпает по грязи. Оттепель. Грязи все больше, и она все мягче. Ее буруны перекатываются через края башмаков. В них уже до черта воды. Ноги все тяжелее — грязь налипла и на подошвы. И в довершение всего — Рене ненароком вбегает в огромную лужу. Чувствуя, что проваливается, прыгает в сторону, но попадает в еще большую глубину, прыгает во второй раз, но столь же неудачливо, а так как возвратный путь чреват не меньшей опасностью, устремляется вперед. Выскочив на сушу и оглянувшись, к удивлению своему обнаруживает, что преодолел вброд море. А как же теперь вернуться домой? Этим путем — никоим образом. Но тут вдруг его озаряет, что описание драматического пути будет достойным обрамлением для будущего интервью, и эта мысль его утешает. Преодолев еще несколько метров, убеждается, что он на острове. Со всех сторон море; еще более неоглядное, чем то, которое он перешел вброд. Как же люди ходят здесь на работу? Не иначе как есть окольный путь, через деревню. Что подумает товарищ Вигаш, увидев его таким загвазданным? Что он, редактор заводской газеты, просто олух, ежели отправился на Малую Ораву именно этим путем. Рене решает вернуться. Обратной дороги он уже не выбирает — мчится по морю галопом. Теперь ему вообще все трын-трава: шлепает куда ни попадя. Раза два-три едва не падает. Наконец-то — о блаженство! — где-то поблизости скрипит мостик. Какой-то мужчина шагает по нему, светит себе фонариком и, бодренько пройдя мимо Рене, удаляется в том направлении, откуда наш герой только что воротился. И еще негромко при этом насвистывает.