Стены Иерихона

- У них, может, веселей. Совсем рядом! - Ей стало тоскливо.

Пьют, смеются. Вот бы тоже встать и пойти туда, откуда пришел Мотыч. Но удобно ли? Она откинулась назад. За дверями все стихло. Зато в библиотеке сначала засмеялся кто-то один, потом раздался настоящий взрыв хохота. И уже не оглядываясь больше ни на что, она побежала. На полпути испугалась, что бежит не в ту сторону, где смех. Он доносился из другого угла. Повернула обратно. Но тут снова хохот поманил ее из гостиной. И она заметалась. Как только Мина приближалась к группе людей, воцарялась тишина, а в противоположной стороне веселье било ключом. Она никак не поспевала! Измученная, присела, словно в лесу, сил блуждать больше не было. Кто-то обхватил ее рукой. Она была готова смеяться, но никак не могла найти повода, теперь могла позволить себе. Только заставила себя посмотреть, кто это сел подле нее. Совсем-совсем знакомое лицо, но чье?

- Вы думаете, я пьяна?

До этого момента нет, но у нее так заплетался язык, что Говорек, весело глядя на нее, кивнул головой.

- Немножко да, - шепнул он.

Не первый раз в жизни! И все же, когда она уже знает об этом, делается беспомощной. Не может вспомнить, что тогда с ней творится. Первый же проблеск сознания, подсказывавшего, в каком она состоянии, мгновенно возвращал ей серьезность, но тут же и отбирал всю ее волю. Она позволила приласкать себя. Ее ничуть не удивило, что к лицу ее прижимается другое, теплое, как компресс. Что это? На губах-губы, совершенно чужие, на коленях рука, еще одна на груди. Зачем? И также непонятно, почему все это враз как бы кто-то смахнул; тут же Говорек заговорил, но почему? Ибо какие-то еще две особы с писком

пронеслись по комнате. Исчезли! И опять чьи-то теплые губы и руки, доставляющие удовольствие-приятное, как бывает, когда потягиваешься, когда замираешь, как от страха на качелях. Он перестал. Незнакомые люди вокруг. Смеются прямо в уши Мины.

Что ей с того! Прямо в пищевод накатывает волна воздуха.

Носятся пузырьки, наполненные сначала шумом. И Мина немеет.

Ах, только бы не начал целовать в губы. Страх прибавляет сил.

Она вырывается.

- Что за парочка! - кричит Кристина.

И не дает Говореку кинуться за ней. Она видит Мотыча. Ей хочется что-то сказать ему. Все трое друг за дружкой несутся в библиотеку. Тужицкий и Бишетка остаются одни. Она считала делом чести знать, что происходит в аристократических кругах.

Заговорила о его хлопотах.

- Они вот-вот возвращаются! - огрызнулся Тужицкий.

Но, в сущности, он не чувствовал себя задетым. Дочка князя Альбрехта была для него весьма соблазнительной партией. Как знать, не самой ли вообще блестящей. Но и дело нелегкое.

Тужицкий опасался просить кого-нибудь о посредничестве. Отчасти не осмеливался, но главным образом не к кому было обратиться. Никого на уровне князей Бялолуских. Ни тетки, ни дяди подходящих^ Чтобы и кровей хороших, и со связями.

Особенно чтобы знались с Бялолускими. А тут никого похожего и никаких связей.

- И за кого только эти идиотки умудрились выйти замуж! - хватался он за голову, имея в виду сестер своего отца. - А семья матери! - Он качал головой и опускал глаза. - Дно, - вздыхал Тужицкий. - Дно, дно!

Это бьыо его болью. Так что никто не предпринял еще никаких официальных шагов, но о намерениях Тужицкого начали поговаривать. Лишь бы слухи исходили не от него, а так они ему были на руку. Его часто видели с Бялолускими, нередко даже один на один с барышней. Уже строятся предположения. И в конце концов это должно дойти до ушей князя и княгини. Если они будут против, наверняка, не желая его, найдут способ дать знать. Если его родня не способна, пусть за дело берется молва.

Что ж, красота, положение, отличная голова. А в ней все вверх дном! Тужицкий знал, что о нем так говорят. Титул старый, но в кругах истинной аристократии о нем уже позабывают. Да разве и сам князь Альбрехт не взглянул на него впервые, словно на пришельца с того света. "Так они же вымерли!"-вот было его мнение о Тужицких. И, не мешкая, направился к шкафам с альманахами. Проверил. Тужицкие там были. Стукнул рукой по тому месту, где их обнаружил. "А, есть! - закричал он. - Браво.

Очень рад", - и пожал Тужицкому руку.

Признал его подлинны:,!. Это далеко от того, чтобы признать зятем.

- Княжна Пела, - улыбнулся Тужицкий, скорее думая о почтенной паре родителей, а не о дочери, - особа, обладающая необыкновенными душевными качествами. Это ангел.

- Но, чтобы нуждаться в нем, - спросила Бишетка, - чувствуете ли вы себя в достаточной степени грешником?

Нет! Зато он обдумал, как вести дом, в котором они будут жить. Чистота, непорочность, пример для других. Стиль этот казался ему весьма традиционным. Впрочем, иной они и не могли бы себе позволить. Тем более сначала. Он набросился на Бишетку.

- Я, как и все мы, принадлежу к паршивой эпохе. К эпохе пустоты, треска и утрат. Утрат здоровья, имущества, времени.

Нам нужны дома, которые воспротивились бы всему этому. И может, возвести такой дом-мое предназначение. А особа, о которой я мечтаю, - но тут еще ничего определенного! - как бы создана для этого.

Подле них выросла другая, взбешенная тем, что, заболтавшись, те ничего не замечают вокруг себя.

- Хороши вы! - надула она губы. - Я ведь ищу вас по всем комнатам. Кричу. А он не изволит даже отозваться. - Она словно просила Бишетку полюбоваться Тужицким, тыкая в него пальцем, который едва не касался его лица. - Вы пойдете в кафе "Трио"?

Бишетка рассердилась. Ладно еще, что Товитка подговаривает гостей уходить, но зачем так рано.

- Не огорчайте меня, - пропищала Бишетка, - еще только половина двенадцатого.

Товитка, не обращая внимания на ее просьбу, повторила:

- Ну что, идете?

Он ясно представил себе, как будет отвозить Товитку домой.

По дороге они, может, заедут к нему? Но, чтобы забрать ее к себе из кафе "Трио", ее сначала надо там отыскать. И с кем? И рядом с кем? Скажем, столик к столику с кем-нибудь из круга Бялолуских. Молодежь, принадлежавшая к этому кругу, каждый вечер бывала повсюду.

- Кто идет? - Он, словно часовой, не спрашивал, а скорее предостерегал.

Товитка назвала его, себя и осеклась. Догадалась, что такая компания его не устраивает. Сказала:

- Все!

Бишетка обстоятельно обдумала свое положение.

- Я? Не знаю! Я тут как капитан, могу уйти лишь последней.

Надо защищаться, сопротивляться, размышлял Тужицкий.

Может, пойти и в худшем случае, то есть если наткнешься там на сплетников, улизнуть! А послезавтра сразу же устроить сцену.

Мол, с кем ты гак долго разговаривала. Дескать, непристойно танцевала. Хорошо, хорошо. Но таким образом можно испортить себе все послезавтрашнее свидание.

- Они уже уходят! - жалуясь на свою судьбу, Бишетка искала спасения у Кристины Медекши.

Тужицкий раскопал, что они родственники. Такие далекие, что Кристине и в голову не пришло перейти с ним на "ты". Дабы не упустить вы.о;"ь1 от пусть и столь слабых кровных уз между их семьями, Мужицкий навязал ей шутливую, как бы в кавычках, форму обращения:

- Вы, кузина, тоже идете?

Старуха Бялолуская была о ней не лучшего мнения, но в этой ситуации Кристина вполне могла бы, с точки зрения света, послужить ему прикрытием. Дескать, старый князь Медекша поручил ему опекать дочь, вот что скажут. Седьмая вода на киселе. Ну да все же.

- Еще не знаю. Ельский куда-то запропастился.

Она поискала глазами. Чатковский, Скирлинский, Говорек.

Куда они все подевались?

Тужицкий облегченно вздохнул.

- Видите, еще рано. Никто не уходит.

- Вот и нет. Костопольский, Дитрих, Черский, Яшча, - Товитка подслушала, - они уже собираются.

- Ну и на здоровье. - Тужицкий терпеть не мог министров вообще. - О! Они отлетают на танцы всегда раньше нас. Молодежь сдержаннее. Она тоже не в состоянии обойтись без ресторации. Но по крайней мере умеет оттянуть время.