Generation «П»

которой вместо листьев стодолларовые купюры, что вызовет подсознательную ассоциацию с денежным деревом из сказки о Буратино…»

– И что тут не так? – спросил Татарский.

– Секвойя – это хвойное дерево.

Татарский несколько секунд молчал, ощупывая кончиком языка дупло, неожиданно обнаружившееся в зубе. Потом сказал:

– Ну и что. Можно свернуть доллары в трубочки.

– Ты не знаешь, что такое «шлемазл»? – спросил Ханин.

– Нет.

– Я тоже. Они тут написали на полях, чтобы этот «шлемазл» – то есть ты – больше к их заказам близко не подходил. Тебя не хотят.

– Ясно, – сказал Татарский. – Меня не хотят. А если они через месяц поменяют название? А через два начнут делать то, что я предложил? Тогда как?

– Никак, – сказал Ханин. – Сам знаешь.

– Знаю, – сказал Татарский и вздохнул. – А по другим заказам? Там для сигарет «West» было.

– Тоже облом, – сказал Ханин. – Сигареты тебе всегда удавались, но сейчас…

Он перевернул еще несколько страниц.

– Что я могу сказать… Видеоряд… где это… вот: «Двое снятых сзади голых мужчин, высокий и низкий, обнявшись за бедра, ловят машину на хайвее. У низкого в руке пачка „West“, высокий поднял руку, чтобы остановить машину – приближающийся голубой „кадиллак“. Рука низкого с пачкой сигарет лежит на той же линии, на которой находится поднятая рука высокого, отчего образуется еще один смысловой слой – „хореографический“: камера как бы остановила на секунду яростно-эмоциональный танец, в который вылилось предвкушение близкой свободы. Слоган – Go West». Это из песни этих пед-жоп-бойз, которую они из нашего гимна сделали, да? Высоко, ничего не скажешь. Но вот потом у тебя идет длинный абзац про гетеросексуальную часть целевой группы. Ты это зачем написал?

– Нет, я… Я подумал, что, если у заказчика этот вопрос встанет, он будет знать, что мы это учли…

– У заказчика совсем в другую сторону встал. Заказчик – это урка из Ростова, которому один митрополит два миллиона долларов сигаретами отдал. Он – урка, конечно, а не митрополит – на полях возле слова «гетеросексуальный» написал: «Это он че, о пидарасах?» И завернул концепцию. А жалко – шедевр. Вот если бы наоборот было – если бы урка митрополиту бабки отдавал, – на ура бы прошло. Там, ясное дело, совсем другая культура. Но что делать. Наш бизнес – это лотерея.

Татарский промолчал. Ханин размял сигарету и закурил.

– Лотерея, – повторил он со значением. – Тебе в этой лотерее последнее время не везет. И я знаю почему.

– Объясните.

– Видишь ли, – сказал Ханин, – это очень тонкий момент. Ты сначала стараешься понять, что понравится людям, а потом подсовываешь им это в виде вранья. А люди хотят, чтобы то же самое им подсунули в виде правды.

Такого Татарский абсолютно не ожидал.

– То есть как? Что? Как это «в виде правды»?

– Ты не веришь в то, что ты делаешь. Не участвуешь душой.

– Не участвую, – сказал Татарский. – Еще бы. А вы чего хотите? Чтобы я это «Тампако» себе в душу пустил? Да такого ни одна блядь с Пушкинской площади не сделает.

–