Бульон терзаний

– А я уже нашел. Приглашаю вас, Елена, в Средний камерный театр на спектакль «Зойкина квартира». В следующую среду. Я там, между прочим, играю непоследнюю роль.

– Правда? А я вот хотела увидеть вас на сцене, но стеснялась спросить. Вдруг это не принято?

– Очень даже принято. Тогда – договорились?

– Договорились.

Они уже спустились к парковке. Владимир проводил Елену до автомобиля.

– До встречи, – сказал он. – Завтра у нас репетиция, но вы там, кажется, не задействованы.

– А может, я все равно загляну, задействуюсь! – уже высовываясь из окна, ответила Елена. – До встречи!

А Владимир пошел вызволять своего друга. Соседи его давно уехали, и бордовый «жигуленок» печально стоял в одиночестве.

– Привет тебе от красного «ягуара», – сказал Владимир, садясь за руль. – Надеюсь, джипы тебя не обижали?

По пути домой он пытался вспомнить – что же еще надо сделать? Как-то это связано с сегодняшним фильмом. Уже перед сном вспомнил – Лехе позвонить. Ну только не среди ночи. Завтра уже. Встать и вписать в распорядок дня. Встать и вписать. Сейчас, вот сейчас. Я уже почти встал. Я встаю. Я… Он уснул.

Глава двадцатая

И все уходят, хлопнув дверью

Год назад, посетив сертифицированный тренинг по управлению персоналом, Павел Петрович изобрел «Индекс эффективности сотрудника». Сокращенно– «Иэс!». Но «Yes!» по поводу этого нововведения воскликнули только сам изобретатель и его отец. Сотрудники «Мира Элитной Мебели», от тузов до рядовых менеджеров, взвыли. Раз в месяц Павел Петрович проверял всех на соответствие «Иэс» и всякому, кто не дотягивал до указанного минимума, выписывал штраф. Индекс был так хитро придуман, что штрафовать можно было кого угодно за что угодно – жертва никогда не докажет, что это несправедливо.

На очередную репетицию, совпавшую с днем подведения итогов «Иэс», Владимир приехал заранее: хотел перекинуться парой слов с Еленой. Но попал на разбор полетов. Прямо в коридоре, никого не стесняясь, Павел Петрович уличал трех княжон и курьера Молчалина в несоответствии заданным индексом показателям.

– Можно по часу в день балду пинать, и будет тот же результат, что у вас. Час в день – пять часов в неделю. Сколько это будет в месяц? А мы с отцом вам платим за эти часы из своего кармана!

– Они по часу в день на репетициях проводят. Это как минимум, – вмешался Владимир.

Павел Петрович поджал губы и сухо заметил, что говорит сейчас об эффективности персонала, а не каких-то необязательных песнях-плясках.

– Спектакль задуман на пользу общей эффективности! – воскликнул Владимир. – Сам Петр Светозарович так сказал. Поэтому попрошу не нервировать артистов лишними аттестациями, когда они и так несут двойной груз: работают и репетируют. Между прочим, репетируют за тех, кто от участия в спектакле ускользнул. По разным причинам.

Павел Петрович приготовился испепелить наглеца одним лишь взглядом, но тут из бухгалтерии очень некстати вырулил Эдуард Петрович. Который, видимо, слышал весь разговор от начала до конца.

– Да, Пауль, маэстро прав. Хватит уже людей кошмарить. Знаешь, в Европе давно мотивируют персонал не штрафами, а премиями.

Эдуард был самым злостным нарушителем «Иэс» и страдал наравне с простыми сотрудниками.

– Обсудим вопросы мотивации наедине, – сквозь зубы прошипел Павел Петрович, выпустил из когтей княжон и Молчалина и потащил непутевого братца в кабинет отца. Какие аргументы приводил Эдуард, неведомо, может быть, повторил слова Владимира, но только к началу репетиции сарафанное радио разнесло по коллективу радостную весть: «Иэс» для всех отменяется до конца года, а может быть, и навсегда!

Владимира, которому так и не удалось увидеть Елену, встречали аплодисментами и объятиями. Таир комично, словно заранее войдя в образ Загорецкого, кланялся режиссеру в ноги и твердил, что теперь он может отказаться от одной подработки, потому что штрафы по «Иэс» съедали половину его жалованья. Даже Молчалин, вращавший теннисные мячики для тренировки кистей рук, в знак уважения на секунду прервал свои упражнения и аплодировал вместе с остальными. Владимир принял благодарности, но попросил всех временно забыть о том, что они – сотрудники мебельной фирмы, избавившиеся от кабалы, и превратиться в гостей на балу. Репетировали конец третьего действия: две сцены, в которых гости Фамусова передают один другому новость о том, что Чацкий сошел с ума, при этом каждый прибавляет от себя фантастических подробностей. Отсутствовали только не занятые в этом эпизоде слуги – Елена и Петрушка.

– Сегодняшняя новость об отмене аттестации нам очень кстати, – расставив всех по местам, сказал режиссер. – Вы удивительно быстро распространили по офису эту информацию. Точно так же вам теперь нужно распространить слух о сумасшествии Чацкого.

Артисты кивнули и взялись за дело.

– Стоп. Остановились! – хлопнул в ладоши Владимир. – Все послушайте меня, и внимательно. Подумайте, к кому обращается ваш персонаж. Вот вы, Евлампия Феликсовна, уважаемая, говорите: «Ты, Софья, слышала?» Эта фраза кому адресована?

– Ей, Софье.

– А почему вы смотрите куда-то в верхний угол комнаты?

– Потому что мне кажется, что кондиционер сегодня слишком шумно работает.

– Вам тоже? – ввернул Петр Светозарович. – Вот и мне показалось.

– Давайте выключим кондиционер и сосредоточимся на спектакле. У Фамусова в доме нет кондиционера! – резко сказал Владимир.

– У Фамусова нет, – согласился Компетентный Борис, – ему проще. А у нас – есть. Может и до пожара дойти.

Остановили репетицию. Пододвинули к стенке стол, на него поставили стул, на стул залез Таир, осмотрел кондиционер и объявил, что с ним все в порядке. Прибор работает беззвучно, а гудит, скорее всего, лампа дневного света.

Удовлетворившись таким ответом, сняли Таира со стула, стул – со стола и начали заново.

– Евлампия Феликсовна, – вновь остановил действие Владимир, – а сейчас вы к кому обращаетесь?

– Да к Софье, к кому же?

– А почему смотрите на меня? Я тоже слишком шумно работаю?

– А на кого мне смотреть, как не на режиссера?

– На Софью! – хором подсказали гости.

– Так пусть она в уголке не прячется! Пусть стоит рядом! – начала закипать Евлампия Феликсовна. – Что я, головой буду вертеть там, на сцене?

Ульяна кинулась было к ней.

– На место! Команды «вольно» не было! – остановил ее Владимир, и Ульяна послушно побежала назад. – Софья и должна стоять в уголке. Она не участвует в беседе, она заварила всю эту кашу и наблюдает со стороны. Давайте добавим жизни. Пусть каждый смотрит на того, к кому он обращается. Вот прямо сейчас находим того, с кем говорим, и все хором – свою первую реплику. Три-четыре.

– С ума-уа-уа… хохотать-ать-ать… архивах-ивах-ивах… деревне-евне… модисткою-исткою… – заглушая друг друга, разом выпалили гости. Только Скалозуб опоздал – слишком долго искал в распечатке свои слова. Но Владимир решил не заострять на этом внимание.

– Поняли, да? И на сцене – где бы ни стоял ваш собеседник – вы обращаетесь к нему, глядите на него. При этом не поворачиваясь спиной к залу. И вот еще что… Дмитрий, ты позволишь? – Владимир взял из рук курьера один из теннисных мячиков. – Вот это – сплетня. Сейчас, для наглядности, каждый перебрасывает ее следующему по цепочке. Понятно? Реплика – бросок. Реплика – бросок. Войдите в ситуацию, она универсальна для любого времени. Представьте: в вашем обществе, где каждый готов уязвить каждого, но – соблюдая светские приличия, есть человек, который рубит правду на каждом углу. И не грубо по-армейски, как Скалозуб, а тонко, умно и всегда попадая в самую точку. И вот кто-то пустил слух, что этот человек – просто свихнулся. Понимаете? «Ты слыхал – у Чацкого, говорят, крыша поехала!» – «Кто говорит?» – «Да все говорят!» – «Ну, если все – значит, точно поехала. У нас зря говорить не будут». Никто, конечно, не верит в то, что он – сумасшедший. Но все с удовольствием повторяют эту сплетню, потому что Чацкий каждому из вас сказал что-то язвительное, на что вы не нашли ответа сразу. Тогда не нашли – а сейчас в отместку выставляете его дураком.