Части целого

Гарри опустил голову и с грустью наблюдал, как последний репортер спешит прочь.

— Послушай, друг, — сказал я, — мне нужно идти. Может быть, я сумею чем-нибудь помочь Терри.

— Прекрасно. Иди.

— Извини, я…

— Иди!

Я стал спускаться, сосредоточив все внимание на поручнях и своих ногах, но не успел добраться до земли, как услышал выстрел, свист рассекающего воздух тела и всплеск, больше напоминавший удар.

Вот и все.

В этом был весь Гарри.

Прощай, Гарри.

Полиция загнала Терри в угол в боулинге. Я понимал, что туда ринется вся Австралия, словно люди — вода, а мой брат — водосток, поэтому, вскочив в такси, пообещал шоферу несметные богатства, если он приблизится к скорости света, насколько позволяет его шестицилиндровый автомобиль. Когда требуется спасать брата, денег не считаешь, и каждый раз, когда нога таксиста касалась педали тормоза, я бросал ему на колени монетку. А когда он потянулся за справочником улиц, я вырвал ровно половину своих оставшихся волос. Плохой признак, если водитель оборачивается, чтобы рассмотреть, какой знак он только что проскочил.

Но никакого справочника не потребовалось: вереница машин и людей двигалась в одном направлении — полицейские автомобили и автомобили «скорой помощи», пожарные машины, армейские джипы, фургоны с прессой и мороженым, очевидцы, садовники, раввины — все в Сиднее, у кого было радио и кто хотел принять участие в историческом событии, спешили сюда.

Все хотели занять удобные для обзора места и наблюдать, как вершится история. Кто бы отказался посмотреть, как взрывается затылок Кеннеди, если бы в 63-м году получил билет в Даллас, или увидеть падение Берлинской стены? Люди, побывавшие там, говорили так, словно мозг Джона Фицджеральда Кеннеди забрызгал их одежду, а Берлинская стена рухнула, потому что это они ее как следует подтолкнули. Никто не хочет ничего пропустить, чтобы, чихнув во время слабого землетрясения, не удивляться, почему все вокруг кричат. Поимка и, возможно, убийство Терри Дина были равны самому сильному землетрясению в Австралии за пятьдесят лет, поэтому все, как могли, старались добраться до боулинга.

Я выскочил из такси, неловко увернулся от капотов машин и больно ударился бедром о боковое зеркало «форда». Впереди замаячила цель моей поездки. Казалось, все полицейские силы Нового Южного Уэльса собрались вокруг боулинга. Снайперы заняли позиции на крыше и на деревьях детского парка напротив. Один снайпер вскарабкался на гимнастический снаряд «Джунгли», два других балансировали на качелях.

Не в силах пробраться сквозь толпу, я закричал:

— Я Мартин Дин, брат Терри Дина!

Меня услышали, освободили дорогу, дали пройти, но я снова попал в затор. Несколько человек вокруг решили, что доставить меня внутрь дело их жизни, подняли над толпой, и я поплыл на их плечах, как кумир рок-н-ролла. Ближе, ближе, но иногда толпа выдавливала меня то в одну, то в другую сторону. Я кричал: «Вперед! Вперед!», словно был капитаном Ахавом [20], а боулинг — белым китом.

Затем я услышал, что толпа требует что-то новое: «Пропустите ее! Пропустите ее!» Вытянул шею, но не понял, о ком идет речь. «Это его мать! Мать Терри Дина!» — кричала толпа. Затем я увидел ее. Мать подходила с противоположной стороны, возникая и пропадая в человеческом море. Она помахала мне рукой. Я помахал в ответ. Нас обоих несло к нашей семейной судьбе. Теперь я мог ее слышать.

— Это двойник! Двойник! — кричала она. — Мы его поймали!

Мать лишилась рассудка. Толпа несла нас так быстро навстречу друг другу, что мы чуть не столкнулись. Нас скинули на землю перед полицейскими, которые пытались одновременно сдержать толпу и журналистов. И те и другие разъяренно кричали. Нам пришлось протиснуться в круг блюстителей правопорядка и отвечать на вопросы. Я хотел пройти дальше, но мать своим лепетом насчет доппельгенгера [21]не способствовала осуществлению моего намерения.

— Да, — говорила она, — я мать Терри Дина. Но тот, кого окружили, не мой сын.

Полицейские ничего не понимали. Стараясь ее перекричать, я предложил:

— Я могу заставить его сдаться мирно. Только дайте мне шанс.

Но у копов были другие соображения. Мне пришло в голову, что они не хотят, чтобы Терри ушел отсюда живым. Пришлось срочно действовать, и я сказал:

— Вы что, хотите сделать из него мученика? Чтобы он вошел в историю как еще один преступник, уничтоженный полицией? Если вы его убьете, никто не вспомнит о его преступлениях. Вы превратите его в героя, как Неда Келли. Асами останетесь в памяти злодеями. Пусть лучше он пойдет под суд, где вскроются все его зверства. Тогда героем станет тот, кто возьмет его живым. Любой может застрелить человека, как любой может убить дикого кабана, а затем кричать повсюду: я его сделал! Но вот взять кабана голыми руками — это требует мужества.

Я произнес целую речь и при этом зажимал матери рот, а она в это время меня остервенело кусала. Она в самом деле сошла с ума.

— Стреляйте! — требовала она.

— Разве вы не его мать? — обескураженно спрашивали у нее. Никто не мог понять, что это за близнец-злодей.

Судьба моего брата висела на волоске, пока полицейские совещались и зло, почти яростно перешептывались.

— Хорошо, — наконец разрешили они. — Иди! — И, к несчастью, пропустили вместе со мной мать.

Боулинг располагался на втором этаже. На каждой ступени бетонной лестницы стояло по полицейскому, и у каждого горели глаза. Я подумал: эти люди невыразимо опасны. Как у дублеров, которые занимаются только тем, что ждут, когда их вызовут на сцену и они станут звездами, их самомнение не зависит от того, чего им удалось достигнуть. Пока мы поднимались, детектив рассказал нам все, что знал. Терри появился в боулинге, когда там находился троекратный чемпион мира Кевин Гарди. Ходили непроверенные слухи, что во время соревнований он кому-то из служащих платил, чтобы те потихоньку убирали кегли, в которые он промазал. Поскольку обвинение было шатким, Терри не собирался его убивать, а только раздробить пальцы, включая мизинец, потому что есть такие игроки, которые именно мизинцем по-особенному закручивают шар. В итоге Терри соблазнился парочкой симпатичных девушек за стойкой. Поклонницы — несомненная привилегия известности — это то, перед чем Терри никогда не мог устоять. Но едва он сделал выбор в пользу одной, отвергнутая немедленно позвонила в полицию, и к тому времени, когда Терри размозжил Кевину руки и насладился ласками почитательницы, он был уже в западне.

Теперь он стоял на коленях в середине дальней дорожки с пистолетом в руке и прикрывался заложниками, как живым щитом. Полиция заняла все мыслимые точки: даже между кеглями я заметил черное дуло снайперской винтовки. В Терри целились, и я сразу понял: если бы могли, не задумываясь, произвели бы выстрел. Но он удачно прятался за барьером искаженных от страха лиц.

— Эй ты! — крикнула мать. Полицейские потянули ее назад: они сомневались, что Терри Дин не способен застрелить собственную родительницу, особенно если учесть ее нелепый рассказ, что он не ее родной сын, а какой-то коварный клон.

— Терри! — крикнул я. — Это я, Мартин, — но лишился возможности продолжать, ибо мать гнула свое:

— Кто ты такой?

— Мама? Черт возьми, Марти, убери ее отсюда!

Он был, разумеется, прав. Когда мужчина готовится к последней кровавой схватке, он не хочет, чтобы мать находилась поблизости.

Я пытался убедить ее уйти, но она ничего не хотела слышать и только кричала:

— Хватит трусливо прятаться за этими несчастными людьми, самозванец!

— Мама, уходи отсюда!

— Не называй меня мамой. Не знаю, как тебе удалось заполучить лицо моего сына, но ты меня не обманешь.

— Терри, сдавайся! — выкрикнул я.

— Зачем?

— Тебя убьют!

— И что из того? Меня достает только одно, что все это становится утомительным. Подожди-ка!