Комната

— К тому, чтобы убежать сегодня.

Я и не думал, что мы совершим побег сегодня. Я не готов к этому.

— А почему сегодня?

— Я не хочу больше ждать. После того, как он отключил нам ток.

— Но он же включил его снова!

— Да, помучив нас три дня. И заморозил наш цветок. Кто знает, что он сделает завтра? — Ма встает с тарелкой в руках. — Внешне он похож на человека, но на самом деле в нем нет ничего человеческого.

Я теряюсь:

— Он что, робот?

— Хуже.

— Однажды в передаче «Боб-строитель» показывали робота…

Но Ма перебивает меня:

— Ты знаешь свое сердце, Джек?

— Бам-бам. — Я показываю на свою грудь.

— Нет, то место, где живут твои чувства — грусть, страх, радость и тому подобное?

Это ниже, я думаю, они живут в моем животе.

— Так вот, у него нет такого места.

— У него нет живота?

— Нет места, где живут чувства, — отвечает Ма.

Я смотрю на свой живот.

— А что же у него вместо этого?

Ма пожимает плечами:

— Пустота.

Как в кратере? Но ведь это дыра, в которой что-то произошло. Что же произошло со Старым Ником? Я так и не понял, почему мы должны осуществить свой план сегодня. Только потому, что Старый Ник на самом деле робот?

— Давай убежим в другую ночь.

— Хорошо, — говорит Ма, бессильно падая на свой стул.

— Хорошо?

— Да. — Она потирает лоб. — Прости меня, Джек, я понимаю, что не должна тебя подгонять. Я-то уже давно все обдумала, но тебе все это в новинку.

Я киваю и киваю.

— Конечно, пара дней ничего не меняет. Если мы опять с ним не поругаемся. — Она улыбается мне. — Может, через пару дней?

— А может, лучше, когда мне исполнится шесть?

Ма с удивлением смотрит на меня.

— Я готов обмануть его и выйти наружу, когда мне будет шесть.

Ма закрывает лицо ладонями. Я тяну ее за руку:

— Не надо.

Когда она поднимает голову, ее лицо пугает меня.

— Ты же говорил, что будешь моим супергероем.

Что-то не помню, чтобы я такое говорил.

— Так ты хочешь убежать отсюда?

— Да, только не по-настоящему.

— Джек!

Я смотрю на последний кусок сосиски, но есть мне уже не хочется.

— Давай останемся здесь.

Ма качает головой:

— Здесь становится тесно.

— Где?

— В комнате.

— В комнате совсем не тесно. Посмотри. — Я забираюсь на стул и прыгаю на нем, раскинув руки — они ни за что не задевают.

— Ты не представляешь, как это вредно для тебя. — Голос Ма дрожит. — Ты должен видеть разные вещи, трогать их.

— Я…

— Ты должен узнать много других вещей. Тебе нужно больше места. Нужна трава. Я думаю, ты хочешь увидеть своих бабушку и дедушку и дядю Пола, покататься на качелях на детской площадке, поесть мороженого.

— Нет, спасибо.

— Ну хорошо, забудь об этом.

Ма снимает с себя одежду и натягивает ночную футболку. Я надеваю свою. Она делает все это молча — я вижу, что она очень сердится на меня. Она завязывает пакет с мусором и ставит его у двери. Сегодня на нем нет никакого списка.

Мы чистим зубы. Ма сплевывает. На губах у нее осталась паста… ее глаза встречаются с моими в зеркале.

— Я дала бы тебе больше времени, если бы могла, — говорит она, — клянусь, я ждала бы столько, сколько нужно, если бы была уверена, что мы в безопасности. Но такой уверенности у меня нет.

Я быстро поворачиваюсь к ней и утыкаюсь в ее живот. Я пачкаю ее футболку пастой. Но она не обращает на это внимания.

Мы лежим на кровати, Ма разрешает мне пососать из левой груди. Мы молчим.

В шкафу я никак не могу уснуть. Я тихонько напеваю: «Джон Джейкоб Ингельхеймер Шмидт». Я жду. Потом снова пою эти слова.

Ма подхватывает:

Меня так кличут тоже.

Куда б я ни пошел.