Иллюзия вечности

Быстро орудуя инструментом, мы сняли пластиковый кожух с привода руля. Саша вытряхнул провода и, чётко следуя инструкции изученной им вчера в интернете, замкнул голые концы на замке зажигания. Мотор заработал, и мы скорей тронулись подальше от места преступления.

Всю дорогу мы разорялись словами на тему ретроградства с действующими порядками. На кой ладан сдались мёртвым и даже их родственникам прежние вещи?! Я объяснил бы ещё это желанием не подать повода к анархии и мародерству, если бы та же власть организовала из своих рук раздачу вещей, техники, инструментов, машин, самым нуждающимся! Ведь в действительности бесхозного добра образовалось в избытке.

Но увы, за века в России так и не прижились социальные традиции. Вся её история говорит за то, что личные качества добродетели россиян, видать, настолько мизерны, либо подавляемы самим человеком, что чем выше он забирается по статусному ранжиру, тем ниже в нем становится человечность. Чем хуже у других – тем уютнее самим за их счет.

Итак, мы мчались к вчерашним местам. Саша освоился в новой машине и беспрестанно хвалил её, безжалостно унижая родные Жигули. За несколько минут мы добрались до заброшенного авто со своими вещами, забрали их и направились в сторону юга города к Марьино. На часах было начало седьмого утра. Город ещё даже не начал просыпаться.

Обнаружив двухэтажное здание торгового центра, мы объехали его вокруг. Убедились в отсутствии охраны и патрулей в пределах видимости. Остановились рядом в пожарным выходом. Замок был в самой двери, за стеклом которой мы видели и железную решетку.

– Как договаривались, – Саша достал долото, приложил его к личинке замка и сильно ударил по долоту молотком. Замок выскочил внутрь магазина как пробка. Я засунул в дырку монтировку и отжал дверь от створок. Замок окончательно развалился и высыпался наружу и в полость самой двери из дешёвой нержавейки.

Затем мой друг сбил ударом долота навесной замок на железной решетке. Мы закрылись изнутри, сунув в ручку монтировку, и отправились на дело по разным сторонам магазина.

Спустя отмеченные десять минут, мы встретились у взломанной двери с полными сумками за плечами. Пригляделись через грязное стекло двери. Все чисто. Ещё спустя десять минут мы мчались по направлению к дому далеко-далеко от выставленного магазина. В прекрасном настроении, подпевая музыке из мощных динамиков краденой машины.

Не доехав пару кварталов до дома, мы заметили двух ребят в военной форме, непринужденно беседующих на скамейке у сквера. Я помахал им рукой из окна.

– Ты что делаешь?! Жить надоело? – крикнул Сашка.

– Не нервничай. Им плевать на нас и на это добро, – я кивнул на полные сумки. – И вообще, мне жаль этих ребят.

– Ну, конечно. Жаль ему…

В подъезде я обратил внимание на новый неприятный запах, распространившийся по дому. Вспомнилось сразу, что нечто подобное витало в квартире Сашкиных родственников, когда мы забирали Иру. Чем дальше мы поднимались по лестнице, тем навязчивее становился этот противный дух.

– Я ещё утром обратил внимание на это, – друг словно читал мои мысли. – Это разложение. Гниют трупы, оставшиеся в квартирах.

– Жесть!

– Ещё бы! А дальше хуже будет.

– Кончай ты, Саш. – Я на мгновение представил себе, что этот запах усилится и заполонит всё вокруг, проникнув в нашу квартиру. От отвращения меня передёрнуло. – Мы же не можем их всех вынести. Надо что-то решать.

– Однозначно.

Мы ввалились в квартиру. Скинули добычу у порога, разделись и крадучись по-тихому разошлись по своим комнатам. Ольга сладко спала. Я обнял её, та поворочалась и спала дальше.

После завтрака мы преподнесли девочкам наш сюрприз. Все остались довольны. Хоть Оля и дала дежурный нагоняй за отлучку без спроса и за, как она выразилась, неоправданную глупость. Но, так или иначе, она уже, похоже, смирилась с тем, что в ситуациях, подобных происшедшей, да и в других схожих, я решаю сам за себя. Мне казалось важным это продемонстрировать именно сейчас.

Освоив новый гардероб и пребывая в прекрасном расположении духа, все вместе мы отправились к дому Оли. В подъезде я посмотрел на Сашку: «Ты чувствуешь?». «Конечно!». Поводом для бессловесного диалога стал знакомый запах гнилого мяса. И если Ира, видимо, воспринимала его как должное, то Ольга попросту предпочла не говорить с нами об этом. Я думаю, пока.

Спустя минуту после того, как мы постучались, Раиса Георгиевна появилась в дверях. Передо мной предстал совсем другой человек, в отличие от напыщенной дамы, грациозно опиравшейся на трость в момент нашего последнего свидания. Ныне на пороге, облокотясь о косяк, стояла измождённая женщина, не успевшая прикрыть свои многочисленные морщины и страшную синеву, под слоем макияжа. На её теле, как на вешалке болтался просторный халат, увы, почти не скрывающий от посторонних глаз многочисленные повязки. Лицо осунулось, и было обезображено беспорядочно наклеенными пластырями, окрашенными в бледно-жёлтый цвет йода. Мне показалось, она скинула с десяток килограммов за прошедшие два дня.

– Мама! – Ольга бросилась к матери и стиснула её в объятиях.

– Оленька! – мамаша, превозмогая боль, растянула изувеченный рот в улыбке. – Ты пришла! Наконец-то.

– Боже!.. Что же с тобой стало? – Оля заплакала.

Взгляд матери встретился с моим. Промелькнула искорка ненависти: – Я ничего. Ничего. Справляюсь, как и обещала. – Она попыталась оттолкнуться от дверного косяка и, завалившись назад, неуклюже втащила Олю в квартиру за собой.

Раиса Георгиевна, охнув, приземлилась на пуфик в прихожей и внимательно осмотрела нас, оставшихся за порогом. Её глаза не утратили привычных им скепсиса и надменности. Она просветила как рентгеном Сашу, Иру и, в особенности, меня: – Ну что же вы стоите?… Заходите, сделайте одолжение.

Мы, по очереди переступая через порог, вошли в квартиру. Ольга проводила мать до кровати, уложила её и села на край рядом. Она, не переставая, всхлипывала и кляла себя за то, что бросила мать. Я старался не смотреть на них обеих, ощущая свою вину за происходящее, и горел желанием, как можно скорее испариться из этого дома.

– Что нужно сделать? Чем тебе помочь? Что я… что все мы можем сделать? – Оля гладила маму по голове.

– Сейчас… уже ничего. Просто посиди рядом. Не оставляй меня одну, хотя бы минуту.

– Я тебя вообще не оставлю больше. Я останусь с тобой, понимаешь?! Мы привезли продуктов для тебя. Я сделаю обед и, как прежде, мы с тобой… мы будем вместе.

– Не давай таких обещаний. Ты очень эмоциональная девочка, – мать поцеловала Олины руки. – Я очень рада, что ты пришла. Очень… Так сразу стало легче на душе. Я люблю тебя, Оленька. Так приятно быть с тобой рядом. Но… тебе нужно совсем другое. Да-да, моя милая…

– О чем ты?

– … тебе надо быть рядом с ними, – она кивнула в нашу сторону. – Я думала об этом. Ты должна продолжать жить, как ты того заслужила. Он прав, – мамаша ткнула дрожащим пальцем в меня. – Я всегда думала больше о себе. Теперь мне нет нужды продолжать эту бессмысленную гонку. Я умираю… Ты же видишь?! Прости меня за всё и иди с богом.

– Нет! Мама, ты не умрешь! – Оля упала на неё и снова зарыдала. – Нет! Нет! Нет!

– Да, моя дорогая… – по сухой щеке матери скатилась слеза.

– Ты должна. Мне трудно сказать тебе обо всём, вот так… – она прижала к себе дочь и вновь посмотрела на меня. – Вы не могли бы, оставить нас наедине?

Сашка выжидающе обернулся в мою сторону. Я осторожно подошёл к Ольге и положил ей руку на плечо: – Мы сейчас уйдем и вернёмся через час. Чтобы ты не решила, знай, я пойму. Я люблю тебя. – Я поцеловал её, и мы ушли из квартиры, оставив их одних.

Выйдя на улицу, я прислонился спиной к стене дома и вдохнул полной грудью свежий осенний воздух.

– Ты считаешь, мы правильно сделали, что оставили её там? – Сашка привалился рядом и закурил.

– Я ещё ничего не решил… Сейчас об этом бесполезно рассуждать. Я бы ничего не изменил. Подожду, что Оля сама решит. Чёрт! И потерять её не могу… Ну, да ладно, будь что будет. Мы ещё посмотрим чья возьмёт.