Машинка и Велик или Упрощение Дублина (gaga saga) (журнальный вариант)

— Возьмите, — майор вернул кедики Глебу. — Вашему сыну десять лет?

— Да! Откуда вы знаете? Вы уже всё знаете? Вы знаете, где он?!

— Не знаю. Но я вам помогу. Не бесплатно. В долг. Потом отдадите. Давно пропал мальчик?

— Скорее всего, три дня назад. Может быть, четыре… два…

— Рассказывайте, — Че сломал карандаш. — Четыре дня!.. Рассказывайте! Срочно и как можно быстрее! Секунду! Ало! Товарищ майор! Это Че говорит. Скажите Марго, случилось то, что она предполагала. Что? Нет, милиция как раз ничего не знает. Да. Здесь отец ребёнка. Жду. Ждём.

— Это вы с кем? — спросил Глеб Глебович, показывая на майоров телефон.

— С хорошим человеком. Слушаю вас, Глеб Глебович. Расскажите, как всё было. Только не во сне, а наяву.

— Я сон вам рассказал, чтобы про кедики попонятнее было. А кедики принёс, чтоб пожалели вы моего мальчика. И меня. Чтоб без денег согласились…

— Я согласился. Теперь к делу.

§ 24

В тот же час того же дня в своём домовом подземном госпитале приходил в себя раненый генерал Кривцов. Расхаживал по операционной, расхаживался и расходился, разошёлся, наконец, до высшей степени бодрости, до злобного кашля и лицевых судорог. Подколесин ходил за начальством, носил за ним подставку с двумя капельницами и терпеливо воспринимал критику в свой адрес.

— Хуесос ты, Подколесин, — критиковал его генерал. — Отчего же у тебя такая дубовая голова? Сутки! Сутки прошли, мудоёбина ты чуркестанская! Чуть не убили меня, а ты до сих пор не можешь узнать кто! Кто стрелял? Отвечай!

— Не могу знать, товарищ генерал!

— Отвечай, опездол!

— Чеченцы.

— Откуда вывод такой?

— Злые они.

— Ты что, совсем ёбу дался? У тебя папа идиот был? Ты в папу уродился?

— Не могу знать, товарищ генерал.

— Какие ещё доказательства?

— Никаких, товарищ генерал.

— Чем тогда Слухоухов занимался? Ты ему сказал, чтоб он следствие вёл?

— Так точно, товарищ генерал.

— Так он вёл?

— Ведёт.

— И что говорит?

— Кетчупы, говорит. Скорее всего. Но точно не знает. Пока.

— О, долбоёбы! Ну вот, он на Кетчупа думает. А ты на Аслана почему показываешь?

— Имею собственное мнение, товарищ генерал.

— Ну, головы у тебя нет, это понятно. А жопа-то хоть есть?

— Так точно.

— Ну вот возьми же своё собственное мнение и засунь его в свою собственную жопу!

— Есть, товарищ генерал. Будет сделано.

— Засунул.

— Так точно.

— Хоть это у тебя получилось. А этот зам у Слухоухова… Как его? Холмогоров? Из новеньких.

— Хохломохов, товарищ генерал.

— Его подключили? Он толковый, кажется.

— Подключили. Говорит, что не Кетчуп и не Аслан… может быть… а кто-то третий. Потому что, говорит, уж очень на виду у всех война с Асланом и Кетчупом, не стали бы они так топорно…

— Какой на хуй третий?

— Он пытается логически вычислить. Одна из версий — Дублин, из ревности.

— Охуели! Какой Дублин, он же там стоял, я ж ему в рожу дал перед тем, как подранили меня!

— Хохломохов говорит: мог нанять кого-нибудь. Видимо, не профессионала, потому что, говорит, убить не смог. Хотя, говорит, и Кетчуп мог заказать. И Аслан. У них тоже промахи бывают. Но и Дублин, говорит, мог. И муж садовницы…

— Молчать! Скажи этому… Скажи… Слухоухову. И этому… новенькому… Охломонову…

— Хохломохову…

— Ну да, блять… Мохохло… Тьфу, блять, нарочно что ль кадровики охуярков подбирают с такими фамилиями, хер выговоришь! Сухохуев, Лохмолохов! А толку что! Ничего решить не могут. У одного ларьки, у другого маршрутки, у третьего банки… В милиции ментов нет, одни бизнесмены. Некому дело поручить… Кстати, о поручениях. Надька сказала, свинёныш дублинский пропал. Что ж, за это хвалю, — генерал смягчился. — Быстро сработал, Подколесин, очень быстро. Молодец…

— Я сразу прапорщику Пантелееву поручил, — просиял лейтенант. — Сам не ожидал, что он мгновенно исполнит.

— А как он с ним разобрался?

— Не успел спросить, товарищ генерал.

— А ты спроси. Он мужик исполнительный, но глубоко придурковатый. Надо вникнуть. А то сделает, как с Бахтияром.

— А как он сделал с Бахтияром?

— Да закопал его в сквере Победы. Хотя знал, мудило, что сквер отдали под застройку сыну мэра. Сам же оформлять землю помогал, горсовет кошмарил. И тут же, когда Бахтияра успокоил, ночью его в этом же сквере и зарыл. Да и зарыл-то неглубоко, небрежно. А через неделю, само собой, стройка началась. Туда экскаваторы подошли. Зачерпнули, подняли, а из ковша Бахтияр свешивается. Еле замяли тогда. Так что ты вникни, как он сделал, куда дел, чтоб не напортачили, как в тот раз.

— Так это он Бахтияра… А я и не знал, товарищ генерал. Думал, кетчупы его прибрали…

— И дальше так думай. А что там, Надька говорила, какой-то брат с этим сынком дублинским вместе пропал? Его тоже Пантелеев оприходовал?

— Брата я не поручал. Уточню. Доложу.

— Уточни, уточни. Брата я тоже не поручал. Если жив, найдите, на него всё и свалим. Если не жив, тем более. А кто папашей его, алкашом этим займётся, Глебом этим?

— Хотел тоже Пантелееву поручить, но позже, чтоб без сына напоследок папаша помучился. Как вы и ставили задачу. Но вот вчера вы же сами с ним разобраться захотели…

— Погорячился я. Выпил лишнего, сглупил… Пантелееву не надо. Поищи другого исполнителя. В таких вопросах нужно разнообразие. Базовый принцип конспирации. Распределение рисков, понимаешь?

— Никак нет.

Генерал Кривцов, путаясь в трубках капельниц, обернулся, посмотрел на лейтенанта Подколесина с величайшим сожалением и прошептал:

— А ведь ты у меня лучший! Остальные-то ещё хлеще! И на чём только держава держится?

— Не могу знать, товарищ генерал!

— Вот и я не могу знать…

В операционную вошёл увешанный оружьем пожилой слуга. Он ступал осторожно, неся на вытянутых руках глубокую тарелку, из которой валил пар и торчали в разные стороны рукодельная жёлтая лапша, серебряная ложка и варёная куриная ляжка.

— Вот, Сергей Михайлович, — сказал слуга. — Надежда Петровна супчик куриный сварила, велела вам передать, чтобы поправлялись поскорей. Куда поставить? Где кушать будете?

Старику очень хотелось куда-нибудь уже поставить этот супчик, тарелка была больно горячая, а нёс он её из далека, из кухни, давно нёс.

— Чего? Супчик сварила? Ишь, подлизывается! Всё равно денег не получит. Пусть ей математик этот деньги даёт, — ответил Сергей Михайлович. — Так ей и передай! Супчик! Пусть она этот супчик Дублину своему в жопу засунет! Так и передай!

— Слушаюсь, — морщась от боли, пошёл передавать слуга.

— Стой, куда? А суп-то куда потащил?! Вон туда, на тот столик поставь. А теперь иди. И передай ей всё, что я сказал. А что я сказал? Запомнил? Повтори! — потребовал генерал.

— Вы, Надежда Петровна, подлизываетесь. Денег вы, Надежда Петровна, всё равно не получите. Пусть вам, Надежда Петровна, математик этот деньги даёт, — повторил слуга. — Засуньте этот супчик, Надежда Петровна, Дублину своему в жопу.

— Молодец, ступай, — махнул руками генерал; трубки капельниц застучали как ветки от ветра. — И ещё, — генерал оглядел голые глухие стены подземного убежища. — Мне тут ещё долго отсиживаться. Пусть пару окон мне тут нарисуют. В одном окне пусть озеро изобразят и восходящее солнце. А в другом… Париж… Ну, или Лондон, чего-нибудь такое.

— Слушаюсь, — удалился слуга.

— А в озере бабы голые чтоб купались. У меня там журнал лежит на столе в кабинете «Русский пионер», пусть оттуда срисуют, там хорошие есть, — закончил, наконец, инструктаж Сергей Михайлович.

— Слушаюсь, — уже из некоторого отдаления донеслось напоследок.

Генерал принялся есть лапшу, говоря:

— Хорошо готовит. Сука. А ты чего, Подколесин? Иди тоже, чего тебе тут? Работай!

— Ещё две новости.

— Хорошая и плохая?

— Так точно.

— Плохая…