Новый Мир ( № 3 2010)

Выпивают. Некоторое замешательство.

С в е т л а н а. И что дальше?

М а й я. Вот именно, Август, что дальше?

Я р о с л а в. Пап, по дощечке, по стеклышку строили. Вы с матерью. А мы со Светкой? Песок не таскали, гвозди не распрямляли? А ребята? Где какой гриб у какой канавы вылезет, не знаем? Лет по пятнадцать каждый оттянул. Дата не дата, а история семьи. Чем тебе сорокалетие не годится, чтобы историю семьи семьей не отметить?

К о р н е й. Уже вроде как бы собравшись.

М а й я. Всё, не обсуждаем. Праздничный ужин и остаетесь ночевать.

Т и г р а н. Все, дед, нет базара. Торжественная часть — и вповалку.

С в е т л а н а. Мы с братцем в магазин, потом всей гопой корпоративно по местам боевой славы. Бидон черники, венки из васильков.

Н и о б е я. Комары!

К о р н е й. Я почешу.

Шумно уходят. Август и Майя вдвоем.

М а й я. Что это на тебя сегодня наехало?

А в г у с т. Сам понять не могу. Не то съел вчера. Не то скумбрию в собственном соку, что ли, — перестояла, металлом отдавала. Не то замысел жизни не удался.

М а й я. Сегодня открылось. Сорок лет был доволен, на жизнь не жаловался.

А в г у с т. Не жизнь, а замысел жизни. Жизнь — потрясающая. Претензий не имею. Не имел никогда. Потрясающая вещь. Какие к потрясающей вещи претензии? К дареной! К гениальной!

М а й я. Неоплатный долг!

А в г у с т. Неоценимый дар!

М а й я. Неоценимый толк!

А в г у с т. Неоплатный жар!

М а й я. А в чем замысел? Сам говорил, она свой замысел и есть.

А в г у с т. Мой , мой замысел, собственный.

М а й я. Первый раз слышу. Сорок плюс четыре-пять прожили, ни разу не поделился.

А в г у с т. Чем делиться? Замысел идиотский. Примитивный. Детский. Чтобы мне жить дали. Чтобы жизнь, ну эта, на Земле, вся — мне мою, Августа Макарыча, жизнь прожить дала. Не мешала. Не помешала.

М а й я. Кто тебе мешает?

А в г у с т. Мешают.

М а й я. Мы? Близкие твои — враги твои? Кто конкретно? Я?

А в г у с т. Категорический императив принуждения.

М а й я. Хотел бы, чтобы чего не мешали?

А в г у с т. Чтобы сорокалетие не устраивали. Чтобы не было никакого сорокалетия вообще. Мы бы с тобой поженились, а сорокалетия не было. Чтобы мне жить в своем домке на территории садово-огородного товарищества “Подсобный” и не думать, что хорошо бы Светка мужа не прогнала. И жена от Ярослава чтобы не уходила. И у Тиграна и Ниобеи имена нормальные были. А Корней со своим чухонским пусть бы и ходил, только не дышал бы клеем, не глотал, не пил, не зашивался. И Валера с Виталием дружили бы со мной, как я с ними, а не носили бы бляхи “Указом Российской Федерации заслуженный друг Августа”.

М а й я. До сих пор меня ревнуешь. Не имея на то ни фактических, ни — с твоей природной распущенностью и непристойными приставаниями хотя бы к той же ко мне — моральных оснований.

А в г у с т. Дура ты, любезная моя барышня и белочка Майя Модестовна. Я к тебе с душой, ты ко мне с лапшой. “Ревнуешь”. Да хоть бы и Валера, и Виталик, и неотразимый Виктуар вымпелоносный. Бывает.

И если было, то это моя такая жизнь. “Было” в ее замысел входит. Как и “не было” — если бы не было — тоже входит. Мой замысел — не исключительности же. Не угождения же мне со стороны жизни. Если без этого всего неприятного не обойтись, пусть такая. Вот ее, такую, какая есть, не мешайте жить.

М а й я. Я тебе про Виктуара сто раз рассказывала. Ну не помню, было у нас что-то или не было. Вроде было, должно было быть. Так и говорили, и ты сам говорил: у Виктуара со всем потоком было. А вспомнить нечего. Где, когда, при каких обстоятельствах — ни-че-го. Может, пьяные? Никогда не была я такая пьяная. Двусмысленно себя вел? Только то двусмысленно, что хорошо вел. Это да, это вел. Слова хорошие. Когда надо, и нежные. Поддержка. Но не то двусмысленно, что чего-то было, и слова из-за этого , и поддержка. Я же рассказывала: я на восьмое марта один раз спросила, после коньяка — Виктуар, ты как думаешь, было у нас с тобой или, думаешь, как? Он говорит: Майка, бабы, все как одна, гормональные. Знаю, о чем говорю. Ударенные из-за угла пыльными гормонами. Но что и ты, никогда бы не поверил.

А в г у с т. Не, не объясню я тебе. Замысел жизни, похоже, и правда не удался, но почему я из-за этого сегодня разнервничался? Вполне можно жить и с неудавшимся. Какая связь с сомнительными валентностями юных тяготений? С чего вдруг полез в публичную демонстрацию праздничных демонстраций? Наверно, все-таки съел не то. Или скумбрию в собственном соку с добавлением масла. Или сырков “Дружба” перебрал, еще тогда. Сорок плюс четыре-пять лет назад.

Стук в дверь, вваливаются Валерий, Виталий, Виктуар.

Виктуар выделяется элегантностью и уверенностью в себе, при нем трость, на которую, впрочем, он не опирается, а держит на плече.

В а л е р и й, В и т а л и й, В и к т у а р (говорят вперемежку). В гости не навязываемся, в застолье не напрашиваемся, а преподнести подарок не запретите.

М а й я (ликуя). Триумвира-ат! (Поет и танцует по очереди с каждым.) Три танкиста выпили по триста, а потом добавили еще. Вот! Я уже чуть не плакала. Не кругло ему сорок. А на самом деле чего-то, видите ли, задумал секретно жизни внушить, и не отскочило. Дети — вон! Триумвират — вон! Чтоб ты знал. (Вместе с прибывшими выкрикивает на бравурный мотив речевку.) Триумвират не умират! Триумвират не умират!

В и к т у а р (который участвует в происходящем несколько отчужденно). Саботаж, брат! Я вывожу машину, тащим прицеп, грузим подарок, а тебе не кругло. Дорогой договорились: упрашивать не будем, сбросим у дверей — и назад.

М а й я. Да сменил уже гнев на милость. Спасибо потомству, поднажало.

Возвращаются дети и внуки. Радостная встреча: градус горячности зависит

от индивидуальных отношений каждого с каждым. Это будет проясняться по мере

развития действия.

В а л е р и й. Доживем ли мы все до вашей золотой — тайна, непроглядный мрак. Но ручаюсь, что ближе и что нежнее, чем сейчас, друг к другу уже не станем.

В и т а л и й. Я потому так и настаивал, что кто его знает, как оно будет через десять лет. А любовь, если не пользоваться каждой возможностью в ней признаться, выдыхается и может иссякнуть.

В и к т у а р. Эх, нет среди нас кавказцев...

Т и г р а н (показывая на Ниобею). А мы?

В и к т у а р. Вы — лица кавказской национальности, безусловно, а я про туземных. Которые умеют сказать про дружбу как про любовь. А про любовь как ангелы на небе. Я жил в тех краях, я слушал, я учился.

Н и о б е я. Дядя Виктуар, вы отца нашего знали?

В и к т у а р. Он был мне как сын. Светлана как дочь, он как сын. Нелепая смерть... Не дадим ей омрачить сегодняшнюю радость! Вернемся к словам о любви. И к любви, которая эти слова рождает...

Т и г р а н. Мама говорит, он получил нож в сердце, на улице, когда защищал ее. А Ниобея разыскала его мать — вторую нашу бабушку, — она сказала, что он узнал что-то такое, отчего застрелился.

В и к т у а р. Старуха, Тигранчик, выжила из ума, бормочет что ни попадя, печальная картина. Повторю: не время сию минуту это вспоминать, но уж раз зашла речь... зашла так далеко... Ваш отец погиб в сумгаитской резне. Мама не хотела, чтобы вы это знали. Слишком нелепо и слишком трагично. Мы его сегодня помянем. А сейчас, как ни сбит я вашими вопросами...