Великая надежда

— Пить — вот что ты снова начнешь, — возразил парень, — как прежде.

— Нет, — бессмысленно выкрикнул старик, — вы должны мне поверить, послушайте, вы должны мне поверить! Я все верну, почему вы мне не верите! — Его голос надломился.

Тем временем парень нашел лопату. — Вернуть? Кому? Тем, которые остались под складом, как будто для них это еще имеет значение? Как ты себе это представляешь?

— Мне плохо, — сказала Эллен.

Старик лежал на полу и ожесточенно пытался выбить из стены кирпич. У молодого лопата наткнулась на огромный камень, и теперь он все бил по этому камню. Звук был гулкий, надтреснутый.

— Нам нужно подать знак!

— Да, — удрученно шепнула Эллен.

— Не терять головы, — сказал парень. — Что бы теперь на нашем месте стали делать разумные люди?

— Выть, — сказала Эллен.

— Нам нужно откатить этот камень!

— За ним другой такой же, — захихикал старик.

— Могильный камень, — пробормотала Эллен, — а наутро он исчез, это сделал ангел.

— Этого ты долго будешь ждать, — возразил парень.

— Нам следовало начать раньше, — сказала Эллен.

— Нас ведь оглушили! — крикнул парень.

Эллен не ответила.

— Помогай мне! — потребовал он. Внезапно ему показалось, что ее лицо — словно окошко, за которым смеркается. Ему стало еще страшнее.

— Холодно, — сказала Эллен, — до чего мне здесь холодно!

— Ты тратишь слишком много воздуха! — старик сзади прыгнул на Эллен и схватил ее за горло. — Надо тебе заткнуть глотку! — Эллен отбивалась, но он был намного сильнее. Парень попытался оторвать его от девочки, а когда ему это не удалось, стукнул его лопатой по голове и при этом задел Эллен. Новых звуков ниоткуда не было слышно. Старик покатился на узлы, вскочил, снова бросился на Эллен. Его глаза сверкали.

— Ты, — злобно захихикал парень, — никакой ты не сумасшедший! Ты только притворяешься, потому что так оно проще, но если ты опять начнешь, я тебя стукну как следует!

— Я все хочу вернуть, — простонал старик и стал рыться в развязанном узле.

— Тебе бы самому вернуться! — крикнул парень.

Одним прыжком Эллен очутилась между ними:

— Перестаньте! Не ссорьтесь.

— Тихо ты, дурак!

Теперь слышно было совершенно отчетливо. Они услышали это, как слышат шаги этажом выше, и не смели поднять головы. Изумленные, стояли они среди собственных колеблющихся теней.

— Многие видят белых мышей, — прошелестел парень, — белых мышей, пальмы на берегу…

— Погодите! — отчаянно закричала Эллен, — оно уходит, оно опять уходит! Нам надо что-то сделать, чтобы оно опять не ушло! Поднимите меня, поднимите наверх, я буду биться головой в перекрытие, пожалуйста, поднимите меня!

— Спокойно, — сказал парень.

Старик осел на пол.

— Оно уходит, оно опять уходит!

— Оно вернется, придет сюда! — Парень взял лопату и как сумасшедший застучал по камню. Как только он устал, Эллен заняла его место. Старик кричал громко и протяжно, как свистит паровоз в ночи.

Когда они выбились из сил и притихли, топот над ними был почти осязаем, казалось, он грохочет у них над самыми головами и вот-вот обрушится на них. Внезапно на них напал страх перед освободителями.

— Они найдут разрезанные чемоданы, — сказал парень, — если они еще раньше не провалятся и не убьют нас из самых лучших побуждений!

Теперь стук слышался со всех сторон. И в то же время отчетливо слышалось определенная последовательность, ритм, намерение подать знак. Пыль и мелкий мусор быстро и самозабвенно заскользили вдоль стены: берите с нас пример, не принимайте себя настолько всерьез, забудьтесь!

Нам слишком много надо забыть!

Слишком, слишком много — это все равно слишком мало, поэтому сохраняйте спокойствие.

Неудачное движение там, наверху, — и все полетит на нас!

Если вы все это знаете, тогда зачем вы хватались за все подряд, пока вы были этажом выше?

Неловко вытащите какую-нибудь балку, и все рухнет!

Но сколько балок вы неловко вытащили и рванули на себя с тех пор, как вас послали спасать?

Один неверный шаг там, наверху, и все пропало!

Сколько неверных шагов вы сделали, думая, что победили? И как получилось, что вы до сих пор живы?

Мы сами себя об этом спрашиваем.

Если вы себя спросите, если вы только себя спросите…

Ничем не сдерживаемый песок побежал в глубину, блаженный, измельченный, и его уже не удержать.

Потому что вы будете обладать только тем, чего не удерживали, и обнимать будете то, что оставляете. Вы имеете столько, сколько вы сумеете одухотворить своим дыханием, а одухотворяете вы то, что для вас не имеет цены. Чужая цена, неведомая цена — вы слышите, как падает ваш курс? Какая у вас разменная монета? Золото, ради которого вы убиваете, нефть, которая вас продает, работа, которая оглушает? Не голод ли, не жажда ли — ваша разменная монета, и курс ваш — не ваша ли смерть? А на бирже Господней в цене только любовь, одна любовь.

— Они найдут разрезанные чемоданы, за грабеж полагается смерть. Они нас расстреляют!

— И меня? — испуганно спросила Эллен.

— Да, и тебя, — язвительно огрызнулся парень. — Ты нас сюда привела, ты нам показала место, и ты нам светила! — Эллен не шевельнулась. — Или ты им, может быть, хочешь рассказать, что пришла сюда, чтобы примирить сирены, ведра с мусором и орудия на подступах к городу? Пришла развязать свой собственный узел и на крыше, на солнышке, раздать последнее, что у тебя осталось? Кто тебе поверит? — бешено проорал парень. — Бог да благословит всех разбойников, но как ты докажешь, что ты — не одна из нас?

Теперь стук шел из коридора и был совсем близко.

— Этого я не могу, — оцепенев, сказала Эллен, — этого никто не может про себя доказать!

— Останься с нами! — простонал парень и бессильно опустился на пол.

Старик затрясся от смеха. Как одержимый, он изгибался во все стороны и вытянутыми руками отбивался от невидимого, которое исторгало у него смех, рассказывало ему скверные шутки и грозило связать беднягу по рукам и ногам его собственной тенью. Полные ужаса взгляды, как черные бабочки, метались от Эллен к парню и обратно. Уже можно было различить в стороне коридора далекие пронзительные голоса — те, что будут задавать вопросы, не дожидаясь ответов, те, что будут отвечать, не дожидаясь, когда их спросят, — далекие пронзительные голоса, которых не надломит близость самой кромешной тьмы, — голоса спасителей.

— Скорей! — крикнула Эллен. — Поторопитесь, пока они не пришли! — Белый, как культя руки, вырастал из камня огарок свечи. — Дайте мне лопату! Набейте чемоданы камнями и засыпьте все! И скорее, почему вы не двигаетесь с места?

— Набей нас камнями, — шептал парень, — зашей нас наглухо и брось в колодец. Разве ты не знала, что волчья утроба ненасытна?

Старик молча оттолкнул Эллен в сторону. Туфли и светлые шелковые рубашки испуганно вспорхнули в воздух. Он распотрошил остальные узлы и обеими руками сгребал к себе все, что удавалось. Эллен в отчаянии бросилась на него.

— Оставь это, слышишь, оставь! За грабеж полагается смерть, они нас всех расстреляют! — Но старик отпихнул ее в сторону. Его рот был сведен алчностью, он выхватывал все новые и новые вещи и набивал себя ими, словно шкуру мертвого хищника. Парень застыл на месте.

— Останови его, свяжи, усмири! — крикнула Эллен. — Да что с тобой, подумай, что ты скажешь, когда здесь станет светло? — Все начало кружиться.

— Все это разворошила взрывная волна, — возразил парень.

— А набила старику мешки тоже взрывная волна? — Эллен вцепилась в его руку. — Пока вы переваливаете с одного на другого, пока вы…

— За старика никто не в ответе!

— Ты! — крикнула Эллен. — Ты, и я, и те, что наверху, которые хотят нас спасти, и те, что еще выше, в самолетах, мы все отвечаем за старика, как ты не понимаешь, мы все должны держать ответ — ну вот, они нас уже слышат, иди сюда, встань, помоги мне, приготовься!