Западные земли

Кафка говорит о точке безвозвратности. Это самое труднодостижимое место во всей вселенной. Игра называется «Найди Твоего Противника». Стратегия Противника заключается в том, что он пытается убедить тебя в том, что его не существует. «К чему вся это паранойя?» Но это только одна из его стратегий. Даже когда ты убеждаешься в его существовании, ты еще далек оттого, чтобы вступить с ним в прямое столкновение. Монотонный, утомительный, скучный путь, печальные голоса, все больше грязи, все ближе старость.

Лики ненависти и отчаяния. Он вооружен, но никто в здравом уме не станет вступать с ним в перестрелку. Проще дождаться, пока сам уйдет. Из Пространства Мертвых Дорог он вырвался на чистом везении. Последний из героев-любовников. С ржавым пистолетом в руке. Это не какое-нибудь там космическое сверхоружие, обычный «Ругер .357 магнум»… если придет зима… (роман с таким названием был бестселлером в двадцатые годы, никогда не читал его, но, похоже, зима там – это Старость, последнее и самое тяжелое испытание). Крепкий организм может стать твоим проклятьем, тело будет жить и после того, как твои души умерли или отлетели, жить, когда твои Рен и Ка уже давным-давно покинули тебя, потому что ты им стал противен. «Скотское состояние, в которое впал Моэм, не поддается описанию. Лично мне здесь больше нечего делать». Для того чтобы никто из компании не покинул пост, требуется здоровая, сильная Ка.

«Ну-ка, Рен, Секем, Ка, сюда смотрите!» Он размахивает в воздухе опасной бритвой, которая сверкает словно ломтик солнечного света. «Вы сами можете спрыгнуть с космической станции, но ваши крылышки останутся здесь».

В этом-то и беда со всеми проклятыми поэтами. Они проживают жизнь от отрочества до старости, совсем не меняясь. Парень погиб на Боулдерском кладбище. Пришел поговорить от имени Джо.

«Кое-что, что я уже давненько хотел вам сказать, мистер Ким».

16 Августа 1984-го, четверг

Кошмарный ужас моего положения, самого кошмарного из всех, в которых только может оказаться человек, – ждать, когда ударной волной, словно прибоем, выбросит на доске для серфинга каких-нибудь лунатиков или заговорщиков, собравшихся взорвать атомы, из которых мы все состоим. Уцелевший счастливчик, ослепший, пошатываясь, входит в мой полуразрушенный дом, кошки, голодно мяукая, вьются у него под ногами. Как насчет этого, Ким? Немедленно уничтожить всех имеющихся у вас кошек и собак. Повторяю: немедленно уничтожить всех имеющихся у вас кошек и собак. Яйца были сварены в самый раз. Ким, элегантный и бессердечный, принимает театральные позы на качающейся палубе обреченной планеты… вглядываясь в отражение собственного безупречно-юного лица в зеркале, от которого осталась одна только рама. Лучезарный Ким, бесстрашный страус, юное тело – спасательная капсула для испуганного старика. Тот, кому не страшно жить в наше время, просто страдает недостатком воображения. И спасение – возможно ли оно? Разумеется. Спастись можно только с помощью чуда. О технических деталях пусть позаботится Джо,

Старик обитает в съемном доме вместе со своим котом по кличке Руски. В тихом безумии ищет пути спасения. Кстати, Торо – чем он кончил? Не утопился ли, часом, в Уолденском пруду, повесив на шею мертвую гагару? Вытяни карту… любую карту…

И он пишет, отчаянно пишет, пытаясь нащупать пути спасения. Бреши обнаруживаются только в моменты хаоса, когда повсюду звучит лозунг «Каждый сам за себя!».

Веймарская республика. Кокаин стоит дешевле еды. Голодающие мальчики – die Wandervogel, перелетные птицы – слетаются в Берлин, чтобы продавать свое тело за ужин. Наш герой прогуливается, одетый барышней, и распевает: «Einer Mann, einer Mann, einer RICHTIGER Mann!» 6

В Веймарской республике не проблема найти пару ботинок. Jeder Mann sein einiger Fussball. (Каждому человеку по футбольному мячу.) Неудивительно, что они потерпели поражение, с такими-то пресными лозунгами. У лесбиянок был свой гимн: Wirbrauchen keiner Manner mehr. (Нам больше не нужны мужчины.) А педерасты маршировали под: Wir sind anders als die andern / Die nur im Gleichschritt der moral geliebt haben. (Мы отличаемся от всех остальных, / Которые знают лишь любовь, предписанную им моралью.)

Триста баров для голубых, хлебные бунты, уличные драки и голод… каждый сам за себя.

SA marschiert… 7

Когда один из Wanderburschen, явившийся в Берлин с другого конца Германии, предложил Мастеру Леви свои услуги за стоимость ночлега – судя по виду ребятишек, они уже дня три кормились одной только спермой, – так вот Леви сказал ему: «Слушай, денег я тебе не дам, а дам тебе добрый совет. Вон там, в тоннеле под железной дорогой дует особенно пронизывающий ветер».

Сам Леви отрицает этот случай. Он был мужчиной крепкого телосложения, чем-то напоминал мне Коржибски 8.

Довольно коренастый, с большими руками и громким голосом. Временами сильным людям приходится совершать невероятно жестокие поступки, чтобы укрепить свою силу. Некий султан отсекал руку любому, кто осмеливался подсадить его в седло. Чтобы поступать подобным образом, нужно быть сильным человеком, очень сильным. Мне таким никогда не стать. Очевидно, такая сила отпускается ее носителю постепенно, малыми порциями… и дверь захлопывается у него за спиной, единственная открытая дверь. Рука человека. Вжик… и султан пришпоривает коня, чтобы хлынувшая кровь не испачкала его платье.

На русском фронте морфин – самый ценный товар; это – теплое, уютное одеяло, спасающее от пронизывающего холода, от которого ты даже уже не дрожишь, потому что дрожать больше нечем – холод проник в каждую клетку твоего тела. Ты можешь определить, как долго солдат на фронте, по тому, насколько сильно он дрожит. Новенькие трясутся так, словно у них малярия. Старики же неподвижны, как ящерицы.

Вильгельму повезло. Его командир, оберштурмбаннфюрер войск СС, оказался наркоманом. Захватив город, он первым делом начинал шарить по аптекам и кабинетам врачей. У Вильгельма имелась отличная манлихеровка с телескопическим прицелом. Как это wunderbar, прицелиться в кого-нибудь с расстояния пятисот ярдов, ощущая себя карающей дланью Господней, видеть, как крошечная фигурка валится в снег… где-то на самой линии горизонта. А еще он практиковался со своим Р38, рукоять которого была подогнана оружейником специально под его руку. Вильгельму удавалось попадать из него по брошенному в воздух снежку.

Назад, в реквизированный крестьянский дом, спрашивать разрешения у владельцев нет никакой нужды. Их уже давно забрала спецбригада… пришлось… трупы плохо пахнут, понимаете… ампулы, шприцы и бутылки со спиртным – на столе. Оберштурмбаннфюрер – худой аристократ лет пятидесяти с длинным носом, тонкими губами и тонкими синими венами, в которые так трудно попасть иглой. Но Вильгельм сумел бы попасть в вену и мумии.

– Позвольте мне помочь вам, мой полковник!

Кровь красным цветком распускается в шприце, и

Вильгельм вгоняет поршень.

– Sieg Ней! – выдыхает полковник.

Вильгельм затягивает ремень у себя на руке… ах, эта блаженная теплота!

– Heil Hitler!

– Heil Hitler! – эхом вторит оберштурмбаннфюрер.

Вильгельм понимает, что они участвуют в безумной затее, которая кончится для них так же плохо, как и для Наполеона. Он помнит наизусть стихотворение Виктора Гюго: «Снег падал, и падал, и падал».

Он знает, что его командир придерживается того же мнения. Как нам спасти свои задницы, когда Германия во власти безумца? Но такие мысли лучше оставлять при себе. Русские наступают неудержимо, а союзники рвутся к Берлину, так что лучше не говорить лишнего и даже не думать лишнего. Черные Псы учуют любого, кто страдает пораженчеством и нелояльностью фюреру Одно неверное слово – и будешь болтаться на виселице рядом с русскими партизанами, с табличкой на шее, на которой написано «Мертвая дезертирская свинья». И это был лейтенант. Офицеры вовсе не застрахованы от подобной расправы… напротив. Так что оставайся kalt 9, следи за ситуацией и выжидай.