Трапеция (ЛП)

- Послушай, Бесс. Я знаю Сантелли. Тони начал летать, когда мы с тобой еще на

свет не появились. Никто из них не подпустит Томми к трапециям, пока он не

будет под надлежащим присмотром. Удивительно, что Сантелли вообще решили

им заняться… обычно они работают с семьей, не берут чужих. Кто это был, Томми? Пожилой такой… Антонио?

- Нет, молодой парень. Марио.

- Так, – сказала Бесс Зейн, – ладно Антонио, но мальчишка? Он вообще понимает, что делает?

- Не такой уж он и мальчишка, – возразил Том. – Призывного возраста… лет

двадцать-двадцать один. Он летает с ними годами. И хорошо летает. Они

выступали у Старра.

- Господи, и что же они делают в наших трущобах?

- В тридцатые у них был какой-то несчастный случай, и семья временно

раскололась, – ответил Том Зейн. – Я не в курсе деталей.

Такое выражение его лица Томми знал с детства. Отец был в курсе, даже очень, только не хотел при нем обсуждать.

- Так или иначе, они здесь, и Томми надо ловить удачу. Никто не сможет научить

его лучше. И они приличные люди, Бесс, семейные. Старой закалки. Томми будет

с ними хорошо. Расслабься, Бесс, пусть парень развлекается.

Вот так все и началось. Сперва от случая к случаю – по несколько минут за раз.

Один лишь Марио уделял мальчику внимание, Папаша Тони вообще его не

замечал – по крайней мере, так казалось Томми – но он все равно был доволен.

Антонио Сантелли обладал громким резким голосом и весьма вспыльчивым

темпераментом. И то, и другое он с готовностью пускал в ход, не делая разницы

между своими и чужими. Анжело держался вежливо и дружелюбно, но для него

Томми был просто очередным ребенком, прибившимся к номеру. Помимо

нескольких минут уроков шла тяжелая кропотливая гимнастика: работа на

параллельных брусьях, которые держал для него отец; часы бесконечных

простых кувырков; обучение владеть своим телом под любым углом, переворачиваться и менять руки в любой точке кача, безопасно падать в сетку.

Постепенно сумбурные минуты три-четыре раза в неделю превратились в

полноценные тренировки. Закончив ежедневную утреннюю разминку, Папаша

Тони и Анжело надевали свитера и уходили. Марио подавал знак, и Томми

карабкался на аппарат.

Довольно скоро мальчик начал проявлять нетерпение – он жаждал настоящего

полета. Раскачивания на одиночной трапеции, перемежающиеся падениями в

сетку и маневрами на перекладине, не сильно отличались от упражнений на

воздушной лестнице в десяти футах от земли. Но когда Томми сунулся с этим

вопросом к Марио, тот живо его срезал.

- Никаких полетов, пока я не почувствую, что ты готов. Сказано же было, придержи коней.

Однако прошла неделя или чуть больше, и где-то в Арканзасе (Томми никогда не

запоминал названия городов) Марио позвал его, когда Анжело еще был на

аппарате. Томми медлил, но Марио настоял, и мальчик послушался.

- А теперь смотри внимательно.

Марио подтянулся, сел в трапецию, как на качели, потом соскользнул спиной

назад, держась только руками и опираясь лодыжками – всему этому он уже

научил Томми. Когда Анжело, раскачиваясь, достиг крайней точки, Марио

отпустил перекладину и упал навстречу ему, без видимых усилий сцепившись с

ним руками. Секунду они так и летели. Потом Марио возвратился на мостик и

повернулся к Томми.

- Как считаешь, получится у тебя сегодня такое?

Томми распирало возбуждение.

- А можно?

- Вот это мы сейчас и проверим. А то приклеишься к своей перекладине, отдирать

придется.

Анжело нырнул в сетку, и Томми издал тихий разочарованный звук.

- Ничего, я буду тебя ловить, – сказал Марио. – Не тратить же на тебя время

Анжело.

- Ты тоже ловишь?

- Иногда. Папаша Тони уверен, что мы должны уметь все. Я начинал ловитором, а

мой младший брат, Джонни, летал, потому что я был выше. Только ему нравилось

ловить, а мне летать, так что мы поменялись.

- Не знал, что у тебя есть брат.

- Даже два. Близнецы.

- Как их зовут?

- Джон и Марк. И сестра у меня есть, Лисс.

- А почему они не выступают?

- Марк никогда не учился полетам, Джонни два-три года назад ушел на свои

хлеба. Лисс вышла замуж. Ты хочешь летать, или так и будем болтать весь день?

- Прости. Я не нарочно.

- Забудь, проехали.

Марио прыгнул в сетку и забрался на другой конец аппарата. Устроившись в

ловиторке, он уже снова улыбался.

- Хорошо, начнем. Запомни, по моей команде ты отпускаешь перекладину и

ныряешь на меня. Не хватайся, просто вытяни руки, и я поймаю. Ты скорее всего

промажешь… все мажут в первый раз.

Он опрокинулся назад, обвив ногами стержни ловиторки, и принялся медленно

размеренно раскачиваться.

Томми застыл на мостике. Во рту было сухо, но что-то внутри отсчитывало ровный

ритм. Он взял перекладину.

- Пошел! – сказал Марио, но Томми уже прыгнул, сильно бросив тело вперед.

В середине кача он вытянулся – локти, колени (это называется «свежевание

кота», мелькнуло в мыслях) – услышав команду Марио, разжал пальцы и ощутил, как движение трапеции посылает его прямо в вытянутые руки парня.

Разумеется, Томми промахнулся. В животе екнуло, когда полет превратился в

падение.

- Переворачивайся! – крикнул Марио, но Томми уже инстинктивно извернулся: это

получалось на чистых рефлексах.

О сетку он ударился там, где она выгибалась возле тросов, и, вместо того, чтобы

спружинить, соскользнул, чувствуя, как обжигает кожу на голых локтях. Дыхание

перехватило. Нечаянное падение в корне отличалось от тех намеренных

прыжков, которым его обучали. Удивленный и дрожащий, Томми лежал на спине, а Марио, свесившись сверху, смеялся.

- Ну что, видишь? Между падением и нырком большая разница! Еще разок?

- Сейчас, только отдышусь.

- Дольше оставайся на перекладине. Ты отпустил слишком рано. Жди моей

команды.

Томми влез на мостик, прыгнул и снова промахнулся. И в третий раз тоже. На

обоих плечах темнели синяки, жесткие тросы сетки ободрали левое колено и

правый локоть. От разочарования щипало в глазах.

- Еще раз! – крикнул Марио.

- Наверное, не получится.

- Что, спасовал? А ну лезь сюда! Ты все равно слишком рано отпускаешь. Бросай

к концу кача!

На этот раз запястья Томми действительно скользнули по ладоням Марио. Но не

успел он толком порадоваться успеху, как потерял хватку, судорожно сгреб

воздух и локтем ударил Марио в лицо. Быстро перевернувшись, Томми

приземлился в сетку и почувствовал, как рядом упало тяжелое тело. С ойканьем

освободившись – теперь огнем горели оба локтя – он оглянулся. Марио, покачиваясь, сидел позади, и по лицу его струилась кровь.

- Ой, у тебя кровь из носа пошла…

- Знаю, черт тебя подери!

Марио впервые забылся настолько, чтобы выругаться: как все артисты, работающие преимущественно с детской аудиторией, он обычно следил за

языком. Но эта оплошность даже немного обрадовала Томми – будто бы он

больше не был чужаком, ребенком, о котором надо заботиться.

- Прости, Марио, это я виноват. Потерял равновесие…

- Ты начал хвататься. Я же предупреждал, – Марио вытащил из-за пояса

пропитанный канифолью платок (они все носили такие, чтобы вытирать

вспотевшие ладони) и прижал к лицу.

- Надо бы посоветовать тебя той леди, которая зарабатывает на жизнь борьбой

с тиграми, – и он небрежно добавил: – Ты меня не сшиб, не думай. Я

почувствовал, что идет кровь, и сам спрыгнул. Все, на утро достаточно. Пойду

поищу льда, пока не залил тут все. Брысь.

- Может, помочь? Льда принести? – беспомощно спросил Томми.

Марио спрыгнул с сетки.