Father’s Dance, или Ивана ищет отца

За столом сидел молодой безусый мужчина в докторском халате. Над ним на стене висели плакаты про гигиену женщины.

– Здравствуйте, мы успели? – с ходу выпалил Федя врачу. – Мы вам звонили.

– Да, садитесь, я вас слушаю. Вы вдвоем? Или…

Но Ивана захлопала глазами:

– Извините, а у вас были усы?

Царицын посмотрел на нее в изумлении:

– Усы? У меня? С чего вы?..

– Минуту! – сообразил и Федя. – У вас какая машина?

– Обыкновенная. «Лада». А в чем дело?

Но Федя гнул свое:

– Номер «Вэ У 651»?

– Нет. «АИ 721». Вон она, за окном, красненькая. А в чем дело? Что за допрос?

– Вы Царицын Евгений Николаевич? – спросила Ивана.

– Да, я.

– И у вас нет усов и нет машины с номером «Вэ У 651»?

– Да, как видите – ни усов, ни машины.

– Извините, мы ошиблись.

Громкий паровозный гудок. Поднимая снежную замять, поезд с грохотом пронесся мимо Иваны и Феди. Но уже в другую сторону, на запад…

Дома, в крохотной спальне, лежа на своей узкой койке, стоящей рядом с кроватью матери, Ивана, глядя в потолок, вдруг спросила:

– Ма, кто такой Царицын?

Мать, уже засыпавшая, испуганно открыла глаза.

– Что?

– Ты слышала. Кто такой Царицын?

– А-а… а почему ты спрашиваешь? – осторожно спросила мать.

– В твоей записной книжке я нашла фамилию «Царицын Е.Н.». Кто это?

– А ты уже лазишь по моим записным книжкам?

– Да! – ожесточенно парировала Ивана. – Я хочу знать имя своего отца!

Но мать не ответила.

– Ну! – сказала Ивана.

Мать все молчала.

– Послушай! – не отступала Ивана. – Все, что у тебя было до меня, меня не интересует. Даже Царицын, если он к моему зачатию не имел отношения. Но он записан 9 ноября, то есть ровно за девять месяцев до моего рождения. Ты можешь объяснить этот факт? А? Ты слышишь?

– Слышу… – негромко ответила мать. – Царицын – он… доктор. А была я у него на приеме за девять месяцев до твоего рождения. Или за десять, я не помню.

– А кто мой отец – это ты хотя бы помнишь?

Мать лежала, не двигаясь, со слезами, беззвучно катящимися из глаз.

Ивана поглядела на нее и рывком отвернулась к стене.

В парке все аттракционы стояли под снегом, как мертвые, даже вышка для прыжков выглядела пусто и сиротливо.

Шагая по мокрой аллее среди слежавшихся сугробов, Федя на ходу сбивал с деревьев сосульки, а Ивана говорила ожесточенно:

– Она мне врет, понимаешь! Говорит, что была на приеме у Царицына до моего рождения. Но ты ж его видел – ему максимум 33! Четырнадцать лет назад он не мог быть врачом!

– Его отец мог быть врачом, – заметил Федя. – Может, у них династия…

Тут из боковой аллеи выскочила компания юных наркоманов-попрошаек с гитарой, одна из них стала нагло совать Иване свою шапку:

– Сестра, выручи! Пять рублей! Помираем…

Федя оттолкнул ее, вместе с Иваной пошел дальше, говоря на ходу:

– Ты же сама мне сказала: твоя мать замерла, когда увидела в «КУПИСАМе» усатого мужика. А у этого врача ни усов, ни машины с номером «ВУ 651».

Ивана остановилась перед заснеженной вышкой для прыжков.

– Слушай, а ты летаешь во сне?

– Конечно. Мы же растем. Ну, в смысле наше тело растет во сне. И кажется, что летаешь…

– А ты один летаешь или со мной?

Федя усмехнулся:

– Ну это как когда…

– А я с папой летаю, – сказала Ивана. – Вот с этой вышки прыгаем, но не падаем, а летим – над городом, над речкой… Может, мой папа летчик, как думаешь?

– Он усатый? – спросил Федя.

– Подожди… Усатый на своей машине ездит за продуктами в «КУПИСАМ». И значит…

– Ты будешь сутками дежурить у этого «КУПИСАМа»? – заключил Федя.

Но Ивана поглядела на него долгим взглядом.

И конечно, это Федя, а не Ивана, стоя возле кассы «КУПИСАМа», сноровисто укладывал в пластиковые куписамовские пакеты все покупки, которые передавала ему кассирша. И помогал покупателям докатить тележки с их покупками до машин. А на стоянке машин собирал пустые тележки и откатывал их в магазин. И при этом постоянно наблюдал за покупателями и их машинами, высматривая усатых водителей и машину с номером ВУ 651…

И наконец – бинго! – усатый мужчина лет 33–35, уплатив кассирше кредитной карточкой за покупки, бегом – под проливным весенним дождем – покатил тележку, доверху нагруженную покупками, к темно-серому «форду» с номером «ВУ 651 ПО»!

Федя (в куписамовском дождевике), оторопев от такой удачи, замер под дождем посреди автостоянки. А потом со всех ног бросился помогать этому усатому.

Вдвоем они стали перегружать пакеты с продуктами в багажник машины.

– Спасибо, пацан, – сказал усатый.

– Пожалуйста. А вас как звать?

– Олег Кириллович. А тебе зачем?

– А нас учат вежливому сервису – всех постоянных клиентов знать по имени-отчеству, – нашелся Федя. – Вы же у нас постоянный клиент, верно?

– Молодец, глазастый! – сказал усатый, закрывая багажник. – Далеко пойдешь. – И бегом пробежал в кабину, сел за руль. – Вырастешь, возьму на работу. Пока!

– А куда на работу?

Но усатый уже уехал.

Проводив его взглядом, Федя забежал под дождем в магазин, подошел к кассирше и показал ей через окно на машину усатого:

– Зоя Петровна, этот покупатель, усатый, он только что карточкой платил. На этой карточке есть его фамилия?

– Конечно, есть. А тебе зачем?

– Он меня на работу пригласил. Сказал, что он Олег Кириллович. А фамилию я не расслышал…

– Так это ж Карпатый! – сказала кассирша. – Хозяин стройтреста и депутат! Его весь город знает. Если он тебя приметил – далеко пойдешь!

– Ага, спасибо, – улыбнулся Федя. – Он тоже так сказал.

Глядя по телевизору местные новости, Ивана, ее мать и бабушка ужинали втроем. Диктор рассказывал о застройке городских окраин жилыми кварталами. Затем с вопросом о ходе строительства и планах на будущее телеведущий обратился к генеральному директору местного стройтреста Карпатому. Но едва на экране возникло усатое лицо Олега Кирилловича, как бабушка, зевнув, переключила телевизор на другую программу.

Усмехнувшись этой уловке, Ивана в упор спросила у матери:

– Это он?

– Кто «он»? – сказала мать.

– Мой отец?

– С чего ты взяла? – изумилась бабушка.

– Ма, я тебя спрашиваю! – сказала Ивана. – Этот Карпатый мой отец? Да или нет?

– Нет, – отрезала мать.

– А кто мой отец? Царицын? – зло сказала Ивана и сорвалась на крик: – Ну! Говори! Кто?

Мать, отшвырнув ложку, вскочила из-за стола и убежала в спальню. А бабушка залепила Иване пощечину.

– Дрянь! Как ты смеешь?!

– Да? Я дрянь? – сказала Ивана. – Еще скажи: я выблядок! Она меня в подоле принесла, да? С кем-то трахнулась, да фамилию забыла!

Бабушка снова ударила ее по лицу.

– Заткнись, дура!

– Ах, так?

Ивана бросилась в спальню. Там, стоя на коленях, мать, вся в слезах, молилась перед иконой.

– Нет, – сказала ей Ивана, – теперь не замолишь! Я все равно его найду!

И, заполошно схватив свой школьный рюкзак, куртку, плейер и еще что-то из одежды, стремглав выскочила из квартиры.

– Ты куда? – запоздало крикнула бабушка.

Мать вышла из спальни, спросила:

– Куда она ушла?

– Ну куда-куда? – сказала бабушка. – К подруге какой-нибудь, куда еще?

– Я боюсь, мама…

– А ты не боись. Ты что, из дома не уходила? И я уходила. Придет.

Ранним утром следующего дня мать Иваны, одетая в свою проводницкую форму, стола у ворот школы, вылавливала одноклассников Иваны и спрашивала, не видели ли они Ивану.

Наконец из-за угла появился и Федя, она бросилась к нему:

– Федя, а где Ивана?

– Я не знаю, – удивился он. – Здравствуйте. А почему вы спрашиваете?

– Господи! – испугалась мать. – Да где же она?! Мне на работу!..