Не гламур. Страсти по Маргарите

Какой-то вялой, абсолютно больной рукой я прикрыла окно.

За тяжелой стеной соседней квартиры стали медленно бить старинные напольные часы. Раз, два… Я слушала глухой бой, и время как будто остановилось. На меня нашло странное оцепенение… Пять, шесть… Я словно со стороны увидела себя – высокую, бледную, с резко обострившимися скулами, с приспущенными ресницами, сквозь которые из глаз рвался наружу горячий огонь, немыслимое пламя… Семь, восемь… У меня появилось почти физическое ощущение, что я в комнате не одна: будто кто-то тихо и пристально наблюдает за мной. Стоит мне подойти к зеркалу и… увижу его за спиной.

Я вздрогнула от резкого стука-выстрела. Не закрепленная на шпингалет форточка отлетела к раме. Вздыбилась занавеска. Волосы вихрем поднялись с плеч и закрутились вокруг лица.

…Одиннадцать, двенадцать.

Полночь!

Опять словно со стороны, я услышала жуткий хохот. Это я хохотала, как сумасшедшая.

Я и вправду походила на сумасшедшую. Я решила не на жизнь, а на смерть сразиться за роль Маргариты. Я хотела вырваться из своего круга. Встретить своего Мастера.

Первым – без пяти девять – в кабинет вошел Коленька Миронов. Николаша – студент юрфака и проходит у нас практику. Он всегда является первым (не считая, конечно, меня; я много лет прихожу в отдел за тридцать-сорок минут до начала работы: мне нравится разобрать горы бумаг, наметить, кому позвонить в первую очередь, подготовиться к допросу обвиняемых или свидетелей) и всегда – без пяти. Наверное, их так научил руководитель практики. Миронова, ко всеобщему удовольствию отдела, прикрепили к Игорю Сергеевичу: мы с Лосевым не любим, когда у нас «на хвосте» кто-то висит, а Литвинов обожает поучать, изображать из себя гуру, к тому же он всегда сваливает на стажеров всю рутинную работу по оформлению документов.

Едва заслышав деликатное покашливание Николаши за дверью, я, предупреждая его стук в дверь, рявкнула:

– Входи, не заперто!

Что за идиотская манера – стучать в дверь кабинета, в котором ты сам работаешь? Или он думает, что может застукать своих старших коллег за каким-нибудь неприличным занятием? За разглядыванием дешевой порнушки, например?

При мысли о порнушке у меня екнуло сердце, и пока Николаша бочком протискивался в дверь кабинета, я быстро схватила журнал и швырнула в верхний ящик стола. Николай вошел в кабинет как раз в тот момент, когда я нервно задвигала дверцу; мы оба покраснели.

– Не помешал, Маргарита Альбертовна?

Мне показалось, он догадался, что я что-то прячу. Черт!

– Помешать можешь только в женской бане, а здесь – работа! – грубо отрезала я и поняла, что невольно скатилась на фривольность.

Миронов снова покраснел.

Черт! Черт! Выгляжу абсолютной идиоткой.

А вдруг – пригвоздило меня на месте – это он, Николаша, подсунул мне на стол этот журнал? Подсунул, а теперь проверяет реакцию. «Маргарита Альбертовна, я не помешал?» Чему помешал – разглядыванию собственного бесстыдства?

Я пристально посмотрела на Миронова. Тот опять смутился (или сделал вид?) и зашуршал бумагами. Да, конечно, мне Лосев все уши прожужжал по поводу юношеской влюбленности в меня стажера, но сегодня как-то он уж чересчур смущается.

От мыслей о подлой душонке юного коллеги меня отвлек Лосев. Мишка, как всегда, опоздал ровно на десять минут и, как всегда, стал врать:

– Пробки, господа, однажды погубят нашу цивилизацию. Бедный царь Петр, как это он не дотумкал, что через триста лет по его любимому городу начнут ездить «пятерки», «шестерки», «мерсы» с «тойотами», прицепы, фуры и прочие лошадиные силы…

Мне хотелось напомнить Мишке, что его «восьмерка» вообще-то уже неделю на приколе (полетела коробка передач, а денег нет, чтобы съездить в мастерскую), но Мишка, как всегда, вторым номером программы утреннего фарса выбрал меня:

– Маргарита Альбертовна, ну нельзя же быть такой ослепительной в такой мрачный февральский день! До весны еще целых пять дней, а вы – просто сама «Весна» Боттичелли, словно сошли с картины художника, словно – с обложки журнала, с самого что ни на есть глянцевого постера…

Я подпрыгнула, как мышь, встретившая на тропинке в лунную ночь не евшего месяц кота. Даже двух голодных котов, потому что Миронов тоже захихикал.

Так, кто-то из них! Точно. Или – оба, в сговоре! Какой ужас!

Мой мобильник взорвался цирковым тушем, на проводе был Литвинов:

– Риточка, вы на работе? Как хорошо! Видите ли, я задерживаюсь…

Еще бы, а когда вы, Игорь Сергеевич, вовремя приходили? То у вас протечка, то сын ключ забыл, то тещу на вокзале надо встречать… Ну, хоть не врет, что в управление вызвали с утра.

– …Там у нас с Николаем сегодня допрос намечен в девять тридцать, наркоманка одна придет. Пусть уж Миронов без меня с ней пообщается – ему даже полезно. А вы проследите краем уха, прокурируйте. У нее – первое задержание, так что 228-я, часть I, на большее не тянет, пусть Николай не переусердствует…

– А вы сами-то когда будете?

– Да пока не знаю – меня в школу вызывают, на внеплановое родительское собрание…

– Что-нибудь сын натворил? – ахнула я: у Литвинова был идеальный сын-отличник.

– Ну что вы, Ритонька, у Сережи все в порядке. Там у них учительница что-то начудила: в какую-то порноисторию вляпалась. Я точно не понял: директор школы так взволнован, а я, сами знаете, – член родительского комитета…

Я дала отбой прежде, чем он договорил.

Катя. Бедная Катя!

И только потом вспомнила о себе.

С Катюшей Розовой мы познакомились на том самом кастинге по отбору в Маргариты. Я еще не успела толком разглядеть ее, а уже поняла: учительница!

Похоже, что она пришла на студию раньше всех, потому что, выяснив все заранее у администратора, поучала тех, кто появился чуть позже. «Девочки, снимать будут даже тех, чьи фото уже были напечатаны в газете. Они говорят, что наши фотографии – любительские, у них там какое-то плохое „разрешение“, ну, то есть, не резкие, не четкие. К тому же с нами будет работать профессиональный фотограф. Видите того парня лохматого? Валентин. На нас вроде совсем не смотрит, в свою камеру уставился, но я вам скажу: глазами зыркает, почти спиной все видит. Мне говорит: девушка, вас будем снимать и с косой, и с распущенными волосами – приготовьте щетку. А я в шапочке стояла: как он косу-то увидел?»

Мне знаком такой тип женщин: моя тетя Алла – мамина сестра – учительница. Если она приходит в гости – спасайся, кто может. Аллу Александровну послушать – она знает все и обо всем. Спорить с ней бесполезно, даже если зайдет речь о выращивании свеклы: непременно выяснится, что и это она «проходила». Алла абсолютно незлобива, но выносить ее долго невозможно – заболит голова.

– Вас, наверное, Рита зовут? – спросила меня Катя.

– Да, но откуда вы знаете?

– Так в газетном кастинге победили семь девушек, фото шести, в том числе – мои были опубликованы, значит, вы – седьмая: Рита Лаппа. Я списки видела у администратора. А почему ваши фото не напечатали?

– Я послала их в последний день, просто не успели напечатать…

– Какая вы умница! Я тоже хотела дотерпеть до последнего, чтобы карты не раскрывать. А то, представляете, только мои фотографии напечатали, а в следующем номере – Роза Асланова. Я как увидела, так и обмерла: ну где с такой тягаться?

– Вы тоже очень красивая, – улыбнулась я Кате, хотя сама так же ревностно проследила взглядом за той самой девушкой, которая, по сути, спровоцировала меня на участие в этой авантюре.

– Но не на фоне вас с Розой, – вздохнула Катюша. – К тому же я – русая…

А потом появилась Люся.

Если бы я была мужчиной, мне нравились бы исключительно пышнотелые голубоглазые блондинки! Но у Люси глаза были даже не голубые – фиалковые. Светлые кудряшки красиво обрамляли матовую кожу лица. Пухлые губы карминного цвета совсем не нуждались в помаде. А походка была легкой, изящной и чуть-чуть ленивой. Этакая Мэрилин Монро и Ханна Шигула в одном флаконе, только лучше.