Всё закончится на берегу Эльбы(СИ)

- Ваше величество должны быть осведомлены, что наследник цесаревич никогда не поправится от своей болезни. Гемофилия неизлечима.

После этих строгих и роковых слов отец больного сник. На следующий день, когда Павел Иванович увидел императора, ему показалось, что тот постарел на десять лет. Горе родителей было велико. Императрица и слышать ничего не хотела о бессилии врачей, называя их невежами. Её раздражение можно было понять, но принять - несказанно тяжело.

- Вы же знаете, что случилась с вашим братом, - говорил ей доктор Метц, - и оба ваших племянника...

- Не смейте мне об этом напоминать, - резко оборвала его императрица. - Мой сын здоров. Он не умрёт.

Павел Иванович не посмел возражать матери. Весь день вместе с родственниками он пробыл у постели больного в ожидании худшего. В полночь, когда все уже разошлись и подле наследника остался только доктор Метц, в комнату вошла императрица, а с ней и странного вида человек: в крестьянской одежде с длинной чёрной бородой и пронзительными светлыми глазами. Императрица попросила Павла Ивановича удалиться из покоев цесаревича и тот, сам не понимая почему, не сказав и слова, последовал к двери, не сводя глаз с крестьянина в голубой рубашке и высоких сапогах. Было в нём что-то необычное, будто великая тайна.

Наутро Павел Иванович вошёл в комнату наследника и не поверил своим глазам: мальчик уже сидел на кроватке, болтая ножками и улыбаясь. Огромная гематома куда-то подевалась, а на её месте осталось лишь багровое пятнышко.

Тогда-то доктор Метц и узнал имя ночного визитера. Императрица называла его не иначе как "человек Божий Григорий". По её словам, этот крестьянин из Тобольской губернии, старец, всю ночь молился у постели наследника и Бог его услышал - мальчик выздоровел.

В тот день свершилось чудо, и повторялось оно не один раз. С тех пор как болезнь царевича дала о себе знать, её приступы время от времени приковывали больного к кровати. Лейб-медики оставались бессильны перед внутренними кровотечениями, и даже не всегда могли их локализовать. А Григорий просто молился, после чего маленький Алексей неизменно поправлялся.

Доктора были вынуждены признать силу старца, отчего и невзлюбили его. Метц же был честен с самим собой и не отрицал собственную беспомощность перед недугом цесаревича. Он лишь укрепился в вере, что не медицина, а только старец может помочь бедному мальчику. Павел Иванович не выказывал собственного высокомерия Григорию, как обыкновенно поступали другие придворные доктора, считающие его простым неграмотным мужиком. Цесаревич был здоров - и для Павла Ивановича это было главным. Да и императрицу духовные беседы с Григорием сделали мягче и отчего-то меланхоличнее.

Ежеминутная опасность, что болезнь наследника обострится, вынудила Павла Ивановича сутками пропадать во дворце, не видясь с дочерями. Однажды во время беседы император сказал ему:

- Я слышал, дома вас ждут очаровательные близнецы. Приводите их к нам, я уверен все будут от них в восторге.

Павел Иванович очень удивился такому предложению, но отказать не посмел. Перед визитом отец провел обстоятельную беседу с восьмилетними дочерями и настращал их вести себя тихо, не озорничать, не вводить в заблуждение, кто из них Лиза, а кто Саша, и говорить, только если их о чём-нибудь спросят.

Во дворце девочки ожидали увидеть огромные залы с шелками, золотом и каменьями, а ещё трон, где будут восседать царь и царица. Но вместо этого их привели в уютную, светлую комнату и представили таким непривычно обыкновенным, без всякого налета величия, людям, что и не верилось, будто это и есть император с императрицей.

Появление близнецов с рыжими кудрями и веснушками, похожих друг на друга как две капли воды, обрадовало княжон, особенно младших - ровесниц Лизы и Саши. Дети принялись за игры, пока их не позвали на чай к столу. Тогда-то близнецы и увидели старца Григория. С интересом дети слушали его речи, такие простые и понятные, как у тёти Агапеи.

На прощание старец ласково посмотрел на близнецов, погладил их по головкам и сказал:

- Жизнь долгая долгими страданиями полна. Живите, чада, с Богом в ладу, тогда и в житье нескончаемом будет вам отрада.

Девочки мало что поняли из этих слов, кроме напутствия усердно молиться и хорошо себя вести.

Павел Иванович же заметил, как не понравилось императрице это пророчество о долгих годах жизни его детей - уж очень она была ревнива к чужому семейному счастью. Поговаривали, что даже с сестрой императора она держалась холодно только потому, что у той было шестеро сыновей.

Так или иначе, а больше Лизу и Сашу во дворец не приглашали. Да и самого Павла Ивановича отныне всё реже просили посетить больного наследника.

4

Что-то странное происходило в небе летом 1908 года. В вечерних сумерках появлялись странные облака, такие высокие и далекие, что и представить себе невозможно, где они начинались и заканчивались, а небосвод перед заходом становился слишком ярким. Когда солнце клонилось к горизонту, вокруг него возникала сияющая дуга и два маленьких солнца вспыхивали на её боках.

Странные атмосферные явления над городом продолжались несколько дней. Агапея крестилась и причитала, что это небеса карают грешников за революцию, и скоро наступит конец времен. Павел Иванович наказал ей не пугать детей и самой успокоиться.

Через неделю из газет доктор Метц узнал, что в Сибири упал метеорит.

- Вот видите - нравоучительно говорил он Агапее, - а вы боялись. Всего лишь небесное тело.

- А с чего бы какой-то каменюке с небес на нас падать? Знамение это, знамо дело, за грехи наши. Три солнца на небе были и в кровавое воскресенье.

Павел Иванович не стал бороться с суевериями и объяснять полуграмотной крестьянке природу небесных тел и оптических явлений, а просто погрузился в чтение газеты.

Но её слова растревожили в нём гнетущее ощущение чего-то тягостного и неминуемого. Это походило на ожидание бури, предвкушение шторма, который вскоре сметёт всё на своём пути - именно это он видел в лицах своих студентов, молодых людей, которым опостылело жить по вековым порядкам отцов и дедов. Они не просто ждали перемен, а готовы были их исполнить. Но чём станет их новый мир, Павел Иванович не решался даже представить. Чувство, что грядёт перелом, после которого всё изменится и уже не вернется на круги своя, не покидало его.

Тяжёлые дни наступали и для самого доктора Метца - неумолимо приближалась дата векового юбилея его деда. За свои сто лет профессор Книпхоф успел пережить всех своих детей и потому ждал на торжества в свою честь пока ещё здравствующих внуков и правнуков.

В тягостных думах доктор Метц со своими дочерями и их нянькой выехал в Мюнхен. Он не хотел возвращаться в этот город, оттого что не желал вновь попасть под жесткий надзор деда, из-под которого вырвался лишь двенадцать лет назад, укрывшись в России. Невольно Метц принялся вспоминать всю свою жизнь и понял, что кроме Хельги ничего лучшего в ней не было, а сейчас нет ничего важнее дочерей.

Для девочек же поездка в Германию стала настоящим приключением, впрочем, как и для их тёти Агапеи. Незнакомая страна, множество незнакомых людей, и все приходились близнецам то дядьями, то кузенами. Но главное, все они говорили на другом языке. Конечно, дважды в неделю Лиза и Саша рассказывали урок учительнице немецкого языка. Но одно дело учиться, а другое - разговаривать по-настоящему, а не с учительницей.

Но самое главное удивление ждало девочек, когда они впервые увидели свою троюродную тётю Иду. Сёстры не знали свою мать, даже фотографии от неё не осталось, но она всегда представлялась им такой же, какими были они сами, какой оказалась и тётя Ида - невысокого роста, зеленоглазая с рыжими кудрями и веснушками на круглом лице. Поразительное сходство удивило и всех собравшихся на торжестве родственников.

- Да, - сипловато протянул профессор Книпхоф, - как же похожи на мою покойницу-жену. Одна порода.