Синдром Клинтона. Моральный ущерб

чутьем угадывала, о ком нынче идет речь. Это умение шутить, произнося серьезные вещи, это мастерское владение русским языком и взгляды рентгенолога должны были, казалось бы, опустошать его аудиторию, сводить ее к присутствию лишь тайных, еще не выявленных эротоманов и просто старательных учеников, блестяще понимающих тему, но совершенно не разбирающихся в сарказме и подтексте. Но именно эта острота, риск оказаться просвеченным и разобранным на молекулы, забивала зал, когда в нем читал Берг.

Невероятно редко встречаются заикающиеся женщины, в то время как найти заикающегося мужчину столь же нетрудное дело, как встретить лысого и при этом совершенно здорового мужчину, а вот встретить совершенно здоровую и лысую женщину представляется фантастическим явлением. Руководствуясь теми же житейскими наблюдениями, можно сделать вывод о сведении к нулю равновеликой возможности услышать на лекции заводящий студенток и восторгающий студентов здоровый юмор шестидесятилетнего преподавателя и научные мотивы при эстрадном выступлении сатирика. Но Берг, вопреки установленным природой правилам, сочетал в себе и то и другое. При этом он был лыс и едва заметно заикался. Можно было сказать, что он был «совершенно лыс», но это будет противоречить правилам русской речи. Лысый человек не может быть лысым совершенно или лысым недостаточно, ибо лысина предусматривает категорическое отсутствие растительности на голове. Быть чуть-чуть лысым — это все равно что быть чуть-чуть беременной, а потому стоит, верно, опустить усиливающие эффект описания и сказать о профессоре просто, как сказал бы криминалист экспертной лаборатории ГУВД Москвы. Игорь Оттович Берг был мужчиной небольшого роста, с маленькими внимательными глазами, никогда не растягивающимися в улыбке губами, чувственными музыкальными пальцами и такой блестящей головой, что в мощи сияния его мозга можно было даже не сомневаться.

Но сегодня деятельность Берга заканчивалась. Поговаривали, что старик решил все оставить и уехать. Одни говорили — рубить бабло в Оксфорд. Вторые интимно шептали, что Берг на старости лет решил закосить под дауншифтера и смыться в деревню («к земле привыкает», — говорили острословы, благо было у кого учиться). Оставшиеся ничего не предполагали и ни о чем не шептались. Они пытались смириться с утратой, скорбя и стоически дожидаясь появления того, кто придет на место Берга. Было ясно, что замена будет неравнозначной. Это как на поле вместо Роберто Карлоса вывести Онопко. Не мог найти себе места в университете только один человек. Тихон Куртеев, узнав о скором убытии профессора Берга, ликовал и уже дважды — ибо уже дважды объявлялось о завтрашней отставке — откупоривал советское шампанское. Но в первый раз он напился совершенно напрасно, поскольку известие об увольнении сообщила Раиса Петровна Березина (в девичестве — уже три раза — Поцелкина). А доверять ей было так же глупо, как глупо доверять сплетнику. Но невероятие новости перешибло легкое недоверие к источнику информации, и Тихон купил четыре