Лезвие осознания (сборник)

– Я это точно знаю, – произнес я, наполовину опустошив стакан. – Пусть даже вы посчитаете меня пристрастным. Вам стоит обратить внимание на мои слова, которые я готов подтвердить даже и под присягой. Уверен: это Гарри убил Сесилию, спрятал куда-то труп, забрал деньги. Я очень хорошо слышал собственными ушами, как он грозился убить ее!

Сержант подробно записал мое показания в свой блокнот. Затем я имел честь беседовать еще и со следователем, который долго тряс мою руку, а потом взял подписку о невыезде.

Через полтора месяца (спустя 48 дней – для того, кому будет интересно знать точно) меня разбудил полуночный звонок в дверь. Я был раздражен и собирался рявкнуть по домофону, что вызову полицию, но, повинуясь какому-то непонятному импульсу, набросил халат и открыл.

Я отшатнулся и вздрогнул. Потому что я увидел на пороге моего коттеджа… Сесилию.

– Ты… жива?! – это было все, что я сумел выговорить.

И это было все – или, по крайней мере, так оно мне стало потом казаться – все, о чем я только и думал все 48 дней.

Вы знаете, как опасно произносить слова?

Едва ли вы это знаете.

Слишком уж сильна у людей привычка говорить не задумываясь. А ведь произнесение слов иногда способно предначертать судьбу.

Вот, я с убеждением говорил Гарри о Сесилии – там, в бассейне. Говорил только потому, что произнести такие слова властно требовали от меня обстоятельства. И что сделалось? Кем стала для меня женщина, о которой я почти что не думал, покуда мы с ней встречались. «Думал» о ней, скорее, разве только мой пенис. Но вот потом… после того, как я увидел отблеск полицейских мигалок на стене дома Гарри – я думал только лишь о Сесилии, непрерывно, все эти 48 дней.

– Когда он вошел ко мне, я сразу же поняла, что он хочет меня убить, – говорила Сесси, сидя со мною рядом и прихлебывая мартини. – Ведь он возненавидел меня, ты знаешь. Но я не осуждаю его, потому что Гарри был весь охвачен страстью к тебе, мой Боб! Дикой. Испепеляющей… И он поступал естественно. Может быть, когда он поднимал револьвер – это был вообще единственный миг в нашей жизни, когда я относилась к Гарри серьезно. Препятствия на пути к обладанью предметом страсти следует устранять. Не так ли?

– Ты стала совсем другою, Сесилия. Ты прежде не говорила мне ни о чем подобном. Я слышал от тебя только щебет. Я даже и не подозревал, что ты способна на какое-либо суждение. Пусть верное или неверное, но…

– Убийство, милый. Оно меняет совершающего его, мой Боб! Пусть даже это убийство вынужденное, предпринятое в целях самозащиты. Меняет – и почти до неузнаваемости. А ты? Готов ли ты принять на свое ложе новую Сесси? Совсем другую, чем прежде? Не страшно ли тебе будет в постели с убийцей, Боб?

– Боже правый!

Не знаю, верю ли я в Него, но именно такой возглас сорвался тогда с моих уст. – Но что же именно произошло, Сесси?

– Ну… что? Мой благоверный поднимал револьвер и я понимала: выстрелит. Я знаю Гарри давно и вполне могу отличить, когда он выделывается, а когда… Мне стало настолько страшно, мой Боб, что я увидела все это словно в замедленном кино. И это дало мне время. Тихонько нащупала пальцами ноги шнур и выдернула его из розетки. Светильник над нашим ложем… ну, ты ведь помнишь. Затем я бросилась на пол, он выстрелил, пух полетел из подушек и опускался на мои плечи, когда я рванулась к его ногам. Я постаралась как можно сильнее ударить Гарри под коленки (он в это время все палил по кровати) и он упал. Одной рукой я схватила его за горло, другой нащупала подсвечник на туалетном столике, серебристый.

– Помнишь – Сесилия улыбнулась и тусклый огонь сверкнул из-под густо накрашенных ресниц, – как мы с тобою играли с ним?

Я ничего такого не помнил. Впрочем я, могло статься, был просто мертвецки пьяным во время этих любовных игр. Да и вообще мне было, конечно же, не до воспоминаний в эти мгновения.

– Его-то я и опустила на голову Гарри, – продолжала Сесилия. – Он выронил пистолет и кровь его как-то очень быстро пропитала ковер. Я вывезла его труп и бросила ночью в Оклахомское водохранилище. Вот и все. Ну… как? Примешь ли ты меня такой, Боб?

У меня перехватило дыхание. Я только вот в этот миг, вдруг – понял, как мне на самом деле нужна Сесилия! Как мне недоставало ее!.. Или, по крайней мере, мне показалось под пылающим ее взглядом, что будто б я это понял.

Что было дальше?

Череда дней, в которые мы боялись каждой мелькнувшей тени, ожидая, что ко мне придут с обыском. И череда ночей, которые словно бы по ступеням все глубже уводили нас в какой-то перевернутый зыбкий мир, который, как я это понимаю теперь, представлял собой мир безумия.

Нет смысла даже пытаться описывать это все. Я приведу только некоторые фрагменты наших бесед. И этого одного, я думаю, будет уже достаточно, чтобы вы начали понимать, какое именно зло… что именно совершалось в уютной спальне под крышею моего коттеджа.

… – Я не могу отделаться от впечатления, что ты выросла. Знаешь, вот в прямом смысле слова. Как, например, отец обнаруживает, что его юная дочь подросла на дюйм, и к тому же стала куда бойчее, чем раньше.

– Тут будешь побойчее, пожалуй, после того как убьешь! «Попробовала вкус крови», как это бы сказали в каком-нибудь из ветхих вестернов!

Сесилия хихикнула в этот миг, и от ее смешка меня передернуло.

– И, уж конечно, успевший нанести удар первым вырастает в собственных глазах. Верно, Боб? Ведь он же получает свой приз… Ну, что это у тебя стало такое задумчивое лицо? Иди же ко мне… иди!

… – Сесилия! Откуда у тебя эти шрамы? Я их раньше не замечал.

– Шрамы?

– Вот здесь. И здесь. Они почти симметричные.

– Не обращай внимания! Гарри придумал новую сексуальную игру. Тебе бы не понравилось, к сожалению. Обыкновенный садомазохизм, только круче. Ну, почему ты так удивился? Разве же ты не помнишь, какой он был негодяй, этот Гарри? Я рада, что я навсегда покончила с ним. А ты?

Сесилия, вдруг, резко подалась ко мне всем своим телом, так, что левый ее сосок коснулся моего локтя, и заглянула мне в глаза.

– Ты радуешься этому, Боб?

– Не знаю.

Однажды ночью мне приснился кошмар. Я шел по пустынным, гулким, темным и узким улицам, а меня преследовал взгляд. Неотступно направленный мне в затылок, словно револьверное дуло. Я постоянно сворачивал в переулки, в какие-то подворотни. Переходил на бег. Но взгляд этот не оставлял меня… Тогда внезапно мне пришла мысль, которая показалась спасительной. Я резко повернул в сторону и прошел сквозь стену. Во сне это оказалось совсем легко. Теперь-то, возликовал я, между мною и этим взглядом точно стена! И сразу же мой затылок ощутил этот револьверный взгляд с еще более несомненной и цепенящей отчетливостью. Я сдался. Я начинал оборачиваться, чтобы встретить своими глазами эти глаза (чтобы принять судьбу). И в этот миг я проснулся.

Да, я проснулся. Но оказалось, что я всего лишь пробудился из меньшего кошмара в больший. Нависнув надо мной, на меня глядел леопард. Но только на самом деле это был мертвец: Гарри. Я оттолкнул его с силой и закричал. И, видимо, этот мой крик развеял остатки дремотной оторопи.

Конечно же, это был никакой ни Гарри, а это просто Сесилии захотелось полюбоваться мною во время моего сна. Все остальное довершил сумрак спальни и состояние сознания сразу после кошмарного сновидения.

Сесилия не обиделась. Она только произнесла чуть кокетливо:

– Ты чего это?

– Ты знаешь, – отвечал я хрипло и тихо, – мне померещились на твоем лице… не твои глаза!

– А чьи, Боб? Скажи – и ты мне попадешься сейчас. Ведь обыкновенно повсюду воображают глаза того, кого в правду любят.

В те дни моя душа была как будто бы на качелях. Чередовались приступы эйфории с приступами отвращения ко всему и тоски. Причем последние становились все продолжительнее, а первые – эфемернее, и требовали для своего прихода увеличения доз наркотика. Употребление его было одной из новых привычек Сесси, которая передалась мне.