Second Hand

Самое интересное, что тогда же отчасти восстановились отношения с женой. У нее уже кто-то был, и еще был, и еще, к чему он обыкновенно пребывал равнодушным. А когда и у него возникла Инна, неожиданно стал слабо, с удовольствием ревновать. И эта его слабость. Однажды впервые попытался его вообразить. Помнит, что был испуган. И испуг. И несколько обременительная сперва необходимость обосновывать каждое совокупление тоже ему очень скоро стала приятна. Научился шутовским аргументам, которые Тамара легко оспаривала один за другим, превращая перебранку в полуученый диспут, пока наконец не соглашалась, словно бы исчерпавшись. Ее тонкие ноги охватывали его спину, шаля, по-сту-ки-ва-ла пя-точ-кой в поясницу. Тяжелая, крупная Инна предпочитала опускать тело, когда он сидел, ему на тор-ча-ще-е. От одной к другой он кочевал. Незнакомая атмосфера порока и греха окутывала. Но в ней, как с удивлением обнаруживал (хотя удивляться, возражал он себе, нечему), он чувствовал себя так же комфортно и уютно. Необоримого, возникающего помимо Николая и его воли желания не было и сейчас. Его можно вызывать и прогонять его, играть с ним, даже его силой управлять можно было. Тем временем созревали и входили в возраст дочери, требовали самостоятельности, воевали с матерью, вконец издергав Тамару. Ей уже становилось не до него. Младшая ушла из дома, потом вернулась. Разумная старшенькая нашла жениха. Не желая отставать, эта тоже стала жить со знакомым парнем. Старшая вышла замуж, за ней потянулась и сестра. Мальчик родился у Инны.

С появлением сына он получил новое опровержение своей гордыни, которая ведь и есть уверенность в неизменности привычного. Все повторялось. Инна охладевала. Но в этот раз происходило быстрее, чем в тот, потому что уже был опыт. С первой же паузой он сразу понял, в чем дело, специально решил ничего не предпринимать, не напоминая Инне, которая не напоминала ему, напоминали ли они друг другу? Опять ловил себя на мысли, что было бы даже странно, если бы что-нибудь такое произошло между ним и женой, Инной или кем-то еще. Но в этот раз он уже ждал, когда появится третья женщина в его жизни, чтобы все перевернуть, потому что из таких чередований ожидания и случая всегда строится роман. Но там же все это есть, именно так там и происходит. Тогда почему?

Влюбленная в живопись девочка поступает в художественное училище. Ее охватывает почти мучительное чувство счастья от того, что ее мечты сбываются. Беспокойная по натуре, она сейчас же включается во все, что делается вокруг нее. Пробирается на закрытые выставки (пробираясь), которые устраивает четвертый курс. Участвует в конкурсах. Ходит в мастерские, где встречает настоящих художников. (Там она познакомится и с земляком Володей.) А в художников она влюблена еще больше, чем в живопись. Не в каких-то конкретных, а в Художника как положение в мире и состояние души. Раньше она думала, что умерла бы от восторга, окажись она рядом с одним из этих полубогов. А тут она с ними встречается и даже разговаривает как почти равная. Копирует в городском музее любимого Ван Гога и пишет стихи, потому что одной живописи не хватает, чтобы выразить все, что ее переполняет. И читает их своим друзьям. У нее появляются много друзей. С одной Катей особенно сходится, считая ее такой же гениальной, как и она сама. Они живут вместе и, кажется, их ничто не разлучит. Учится играть на гитаре (нет, гитара будет позднее и в связи с совсем другими обстоятельствами). Ей нравится чувствовать себя богемой, а главная черта человека богемы — общительность и смелость. Света смела. Теперь она уже сама пробует устраивать полуподпольные выставки знакомых художников, и у нее уже начались первые столкновения с администрацией училища, где процветают обыкновенные для тех далеких времен наушничество (его называли стукачеством) и страх. Но ни то, ни другое не мешают героине, всегда самозабвенно отдающейся чувству, боготворить училище, это его здание, под сырыми сводами которого, как ей кажется, витает дух творчества. И она много, до сумасшествия много рисует, то выезжая на природу, то в заставленной комнатке, которую снимает на пару с подругой Катей. Она думает, что так будет продолжаться всегда. Как вдруг появляется Ян.

Они знакомятся в убогой столовой, где обыкновенно обедает с Катей. Но в этот раз она одна. Отправляется с ним гулять по городу. Потому что думает, что художнице надо постигать разные человеческие типы. Она на всех смотрит как на потенциальных натурщиков. Он угощает ее полузарубежными сигаретами (вероятно, это «Leek» или «Extra», эстонские сигареты, очень популярные тогда у студенчества). Провожает до дома, напрашивается в гости, развлекает девушек, в том числе проснувшуюся Катю, песнями (так в жизни героини появляется гитара), остается ночевать и, пугая подругу-соседку, жестоко Свету насилует, а затем и обкрадывает.

Страх, неизведанная ранее боль, новое и новизной почти привлекательное ощущение себя больше-не-девушкой, знакомые улицы и лица соучеников и преподавателей, как будто отдаляющиеся, как во сне, словно бы что-то между ними и ею теперь, какая-то стена, разрыв с Катей, обида, ненасытная жажда мести, подозрения окружающих, почувствовавших кровь (матрас был весь в крови), их недоброжелательство, подозрения героини, что про нее все знают, ее мучающая ее скрытность, одиночество, незаконченная, брошенная картина, которая стоит в углу, зато очень много стихов, которые одни еще могут переварить то, что с ней случилось, приезды родителей, отныне еще более чужих, чем раньше, воспоминания о Володе, теперь еще более недоступном, жажда мести, милиционеры, юный юрист, который не в состоянии помочь, а может быть, и тоже в заговоре, местная шпана, таинственно связанная с ее обидчиком, их подозрения и допросы, шушуканье за спиной, ее упорная мучающая ее скрытность, ее одиночество и беспомощность, прогулки по городу с единственной целью найти Яна, его предполагаемое торжество и насмешки, ее жажда мести, страх и отчаянье, она думает, что теперь так будет всегда, преследования окружающих, воспоминания о Володе, много стихов, которые одни только могут, приезды родителей, вместе со всеми замышляющих против нее, полузнакомые лица и улицы, та столовая, где они впервые встретились, голос Яна за плечом и ее освобождение.

Она счастлива как прежде, от того, что сбываются ее планы. Полузабытое чувство душевного комфорта и равновесия возвращается к ней, а с ним и согласие с внешним миром, который более не грозит ей, а открыт для нее, ее приветствует и обещает новые радости и успехи. Она строит планы. Она вновь горит и волнуется, но это приятное волнение и воодушевление. Мы видим, как восстанавливаются ее надежды на продолжение занятий живописью, на встречу с возлюбленным или новую дружбу и проч. Она, правда, еще не знает, как поступить со стихами, но уже решила, что гитара-то ей больше не нужна. Так начинается новый период ожидания, но героиня ничего про него еще не знает.

Автор не успел нам его показать, поэтому мы можем только воображать себе его. С прежним рвением рисует, последовательно объезжая окрестности. Одна, с другом или подругой. Открывая все новые очаровательные места и пейзажи. Сменяющие друг друга картинки, как сказал бы Байтов Николай, о существовании которого еще не знает. Опять устраивает выставки. И сама теперь в них участвует, а на другие ее приглашают. Ее авторитет и популярность растут. Молодые девчонки смотрят снизу вверх. Как всегда, конфликтует с начальством, но теперь ощущая за собой поддержку и симпатию товарищей. И наконец находит того, кого любила все это время, у них налаживаются отношения. Правда, потом расстаются, но спокойно, без надрыва. Просто появилась другая женщина, она это способна понять. Она думает, что так теперь будет всегда.

Любовь, дружба, удовлетворенная месть — три страсти, которые обычно движут роман и вызывают сочувствие публики. Так приятно бывает следить за всеми их перипетиями и развитием, неуклонно приближающими счастливую (или несчастную — это все равно) развязку. Добавьте сюда противостояние героини (или героя) внешним обстоятельствам, над которыми он (она) одерживает верх. Читателю предоставляется возможность отождествиться с борющимся персонажем, то есть выступить в той роли, на которую он сам, может быть, никогда бы не решился. Судьба творческой неординарной личности в условиях тоталитарного режима того периода нашей истории, который с некоторого времени принято называть застойным, кажется темой, не потерявшей интерес. Не вызывают. Не приятно. Не отождествляется. Потерявшей.