Твари, подобные Богу (СИ)

Конечно, потом она еще пыталась с ним встретиться, звонила, просила, ждала у подъезда, сидела под дверью. Говорила с Татьяной Степановной, но та отвечала невпопад и растерянно смотрела сквозь Лео тоскующими, больными глазами. Тревожить ее лишний раз было неловко, и Лео совсем не удивилась, когда министры иностранных дел вернулись с переговоров несчастными и надолго пропали в своей комнате.

— Не горюй, девонька, — появившись, сказал отец, — бог даст, Антон образумится и все обойдется, — но при этом так печально вздохнул, что у Лео оборвалось сердце.

Неделю она провела в бездействии, непривычном и оттого вдвойне тягостном, но однажды, зная, что отпуск Антона подходит к концу и скоро он так или иначе уедет в Омск, решилась. Надо наладить отношения любой ценой, встретиться, объясниться; это не должно такзакончиться!

Она стояла у подъезда, сутулясь, закрываясь капюшоном от противной снежной крупы. Он появился; она, шагнув, преградила ему дорогу. Он попробовал обойти ее, как неодушевленный предмет, глядя мимо, поверх, не замечая. Она не выдержала, схватила его за воротник, встряхнула, ударила кулаком по груди, зарыдала:

— Да поговори же со мной! Выслушай!

Он молча оторвал от себя ее руки, высвободился, поправил шарф, куртку и невозмутимо пошел по своим делам.

Лео медленно опустилась на асфальт и, судорожно всхлипывая, выкрикнула вслед мужу последнюю, отчаянную, беспомощную угрозу:

— Тогда я уеду в Москву! К Ивану! Понял?!

Антон на мгновенье застыл. Обернулся. Постоял, рассматривая ее с безразличным интересом, словно диковинное насекомое, и с усмешкой сказал:

— Валяй.

Джинсы давно промокли, а она все сидела и сидела, обхватив руками живот, испуганно улыбаясь и заглядывая в лица прохожим, которые все как один смущенно отводили глаза.

Глава 2

— Ну, я поехал, — сказал Протопопов жене. Та в ответ улыбнулась, а после надула губы: дескать, жалко.

— Доберешься, сразу позвони.

— Хорошо. — Он поцеловал ее в щеку и вышел за дверь.

Вызвать лифт? Нет. Он, наконец, почувствовал себя здоровым и получал истинное удовольствие от свидетельств собственной дееспособности— в частности, от простого хождения по лестнице. Он и раньше любил подъезд своего дома, где так легко игралось в профессора Преображенского — модерн, позапрошлый теперь уже век — а последнее время бесстыдно наслаждался высокими окнами, впускавшими, казалось, нездешний, немосковский свет, деревянными рамами изумительной красоты, солидными подоконниками, причудливой лепной растительностью и даже ковровой дорожкой, которую невольно дорисовывало воображение. Как хорошо, что он не побоялся выглядеть провинциалом и купил-таки квартиру в центре.

Черт с ним, с воздухом, зато живу как человек, мысленно ответил он той злоязыкой некоторой,чья случайная насмешка вот уже лет десять не давала ему покоя.

Он привычно кивнул консьержке и толкнул вперед правую створку широкой входной двери, зная, что у подъезда ждет еще одно, огромное и пока на миллиметр не исчерпанное, удовольствие — новый автомобиль. БМВ шестой серии, кабриолет сочного, привлекающего внимание брусничного цвета. По губам Протопопова скользнула улыбка. Молодые упругие бока новой игрушки — он ни от кого, включая себя, не скрывал, что это именно игрушка, зато какая! — глянцевито лоснились на солнце. Протопопов, сама невозмутимость — подумаешь!— нажал на кнопку сигнализации. Его сокровище отозвалось нежным курлыканьем, и несколько случайных прохожих будто невзначай повернули головы — кто счастливец? Но ни единый мускул не дрогнул на его лице, думал Протопопов, сдержанным шагом приближаясь к машине.

Знай наших, пело между тем у него в груди, так вас всех и растак! Ну и, для убедительности, разэдак.

Тата, была его следующая мысль. Он возмущенно мотнул головой. Что Тата, с какой стати, зачем? Все хорошо, и вдруг на тебе. Откуда выплыла? Показать бы Тате, лаконично пояснило настырное подсознание. В Лас-Вегасе ездили на похожем…

Протопопов усилием воли отогнал вредные мысли, сел за руль, включил зажигание. Все пустое, сказал он себе. Пустое. Пустое. Глупости.

Наваждение схлынуло. Он в очередной раз быстрым взглядом одобрил приборную панель, хозяйской рукой обласкал руль и, словно кокаинист, набрал полные ноздри крепкого кожаного запаха. Это ли не счастье?

Еще секунду он не двигался, наслаждаясь новизной ощущений, а затем, вздохнув, вместе с машиной вытек в застойное болото московской дорожной пробки.

Блин, ругнулся он про себя через три с половиной часа. Высказать это вслух было просто некому. Фантастический дебилизм.

Забыл все бумажки, все квитанции.

Идиотская, треклятая сауна. И что ему приспичило менять оборудование, когда старое работало превосходно?… Все-таки жена права, после инсульта у него шило в одном месте… а в башке дырка… теперь придется переться в Москву, а главное, обратно, чтобы утром встречать рабочих. Вот кайф.

Впрочем, настроение скоро исправилось. Длинная асфальтированная просека через лес, ведущая от дачи к шоссе, была абсолютно пуста. Погоняем, с аппетитом подумал Протопопов, дальнозорко всматриваясь в конец «тоннеля». К вечеру собралась гроза, поднялся сильный ветер. Старые плакучие березы у обочины клонились к дороге, почти образуя арку, мели асфальт свежей майской листвой. Свет снаружи странно порыжел; по лобовому стеклу забили первые капли. Протопопов, опережая компьютер, включил дворники, прибавил громкость радио. Любимая Татина станция… Прежде его раздражало, что она только ее и слушает — интеллигентские заморочки — но теперь он и сам ничего другого не включал. Мрак сгущался с каждой секундой. По радио, вопреки обыкновению и будто специально, запузыривали нечто психоделическое. Стивен Кинг отдыхает, хорохорясь, подумал Протопопов, но ему и вправду сделалось не по себе.

Однако он встряхнулся: мы гоняемся или нет? Дорога, правда, мокрая и ветер чудовищный, но другого такого случая — столь подходящей трассы — можно ждать еще вечность…

Он, отринув сомнения, втопил в пол педаль газа. В тот же миг полыхнула молния, загрохотал гром, полил дождь. Эффектно, оценил Протопопов. Хоть и опасно. Очень.

Но в бешеной скорости есть что-то наркотическое, всепобеждающее, как страсть, и он, забыв осторожность, отдался этому упоительному чему-тополностью, до молекулы, без остатка. Даже закрыл глаза на секунду.

И вдруг его будто ударило в сердце; он опомнился и распахнул веки — на обочине, голосуя, стояла Тата. Без зонта, с непокрытой головой, в тонкой курточке. Непогода ее нисколько не тревожила; она улыбалась — ласково, приветливо, интимно. Откуда она знает мою новую машину, начиная тормозить, удивился Протопопов. Откуда она вообще здесь взялась? И неужели ей не страшно одной?

Но тут стало не до вопросов: впереди что-то оглушительно затрещало, и на дорогу, не выдержав ураганного ветра, рухнула большая береза.

После Протопопов не мог вспомнить, как заставил автомобиль замереть буквально в сантиметре от пышной кроны — в глазах почему-то стояли до отказа натянутые поводья. Но, уже отпустив их, он ужаснулся: если б не Тата, ему вряд ли удалось бы уцелеть.

Девочка моя, благодарно подумал он, оборачиваясь.

На дороге никого не было.

Куда она исчезла? Он, втянув голову в плечи, выскочил под холодный дождь, заметался:

— Тата! Тата! — и не сразу понял, что она ему померещилась.

Надо же, предупредила, спасла, не переставал изумляться он, медленно пробираясь к шоссе окольными путями, к счастью, давно и хорошо знакомыми.

Спасибо, Таточка, мысленно произнес Протопопов и явственно услышал в ответ ее голос:

— Миленький, это еще не все. Но ты не бойся.

Миленький? Никогда раньше она его так не называла. Протопопов обстоятельно подивился нововведению — выехал на освещенную трассу — и лишь там покрылся холодным пóтом, осознав, наконец, что встретился с призраком.