Ожидание обезьян

Они собирают костер! — догадался я.

Они повторяли ЕГО движения!..

Доктор Д. пустился разуверять меня в том:

— Поймите же, они собирают не костер, а — кучу!.. Не станете же вы утверждать, что он сейчас начнет добывать огонь трением…

— Если зайца бить, он научится спички поджигать, — по-своему поддержал меня Павел Петрович.

— Эти русские… — сказал Миллион Помидоров. — Все бы им зайца бить. Некому березку заломати… Ну где? у какого народа?.. кудрявую — так и заломати…

— Сказать тебе, кто ты?! — тут же возмутился за меня ОН. — Ты… ты есть лицо кавказской национальности!

Обиднее сказать было нельзя, но Миллион Помидоров обладал одним несчастным свойством: был настолько силен, что никого не мог ударить, чтобы не убить. Поэтому его всегда били. Поэтому он не обиделся, а засмеялся, как бы над шуткой.

— Несчастная мы национальность…

— Это вы несчастная национальность? — тут же вспылил Гививович. — Это мы самая несчастная национальность из-за вас!..

— Кто станет спорить, что самый несчастный народ — армяне? Мнение прозвучало столь неоспоримо, что все смолкли. У кого еще территория была так мала, что из одной истории состояла?

— А кто Грецию пожалеет? — сказал наш собственный грек, электромонтер обезьянника. — Грецию, которая создала всю культуру, всю Европу, весь нынешний мир?

— Так уж и весь? — удивились мы.

Грек доказал, и иронический взгляд армянина был ему нипочем.

— А что, разве древние греки те же самые, что нынешние?

— Они были белокурыми и голубоглазыми…

— Армяне были тоже белокурыми и голубоглазыми!

— Тогда это точно не русские, — сказал Павел Петрович.

— Как это не русские?..

— Значит, это не русские во всем виноваты. Русские тоже были белокурые и голубоглазые.

— Как, впрочем, и евреи.

— В Израиле и сейчас больше белокурых и голубоглазых, чем на родине белокурых бестий…

— Вот я и говорю, что самый несчастный народ — это русские.

— Это мы несчастный народ?!

— Несчастнее всех немцы, — скорбным шепотом сказал барабанщик.

Он знал природу шума, и все стихло.

— Почему мы не спорим, кто из нас счастливее? — сказал, однако, кто-то из нас.

— А ты знаешь, — сказал Миллион Помидоров, — что стало с тем конем? Ты помнишь того коня?

— Который яблоки ел?

— Ну да. Его пристрелили.

— Такого коня! — ОН опять воспринял все на свой счет. — Из зависти, что ли? Или перед скачками?.. Прямо на скачках?! — У НЕГО разыгралось воображение.

— Да нет, — смеялся Миллион Помидоров. — Просто пристрелили. Сломал ногу и пристрелили.

— Небось и съели? — разозлился ОН. — Тебе только русскую березку жалко?

— А доктор — ворону ел!.. — Павел Петрович тут же урегулировал национальный конфликт за счет доктора Д.

Поговорили о конине, свинине, про великую страну, где корову не едят, само собой, о религиях, религиозные разногласия опять перерастали в национальные, и Павел Петрович вывел разговор напрямую — о людоедстве… Это была тема! Никогда не думал, что люди настолько много об этом думали…

Выяснилось, в чем отличие цивилизованного человека, к которым, замечу в скобках, относились все собравшиеся, как армянин, так и грузин, как грузин, так и абхаз, как абхаз, так и русский, как русский, так и еврей, как и единственный среди нас грек, потому что каждого из нас, замечу во вторых скобках, было двое, а иногда и трое… в чем отличие цивилизованного человека от дикаря, который, замечу еще в одних скобках, был почему-то один, и то воображаемый, но всеми почему-то одинаково: черный, в юбочке и с кольцом в носу, единственно мешавшим, по всей видимости, ему есть человека… так вот, выяснилось, что дикарь убивает врага и ест, но не убивает и не ест соплеменника, а цивилизованный человек убивает врага, но не ест, а себе подобного пожирает охотно, причем живьем, многообразнейшими способами, называемыми семьей, обществом и прочими так называемыми человеческими отношениями… Причем, к моему великому неудовольствию, в этой дискуссии инициативу взял на себя именно ОН. Как я ЕГО прозевал?..

— Вот ты бы съел армянина? — спрашивал ОН…

— Я? армянина? никогда! — возмущался Валерий Гививович.

— А ты съел бы Валерия Гививовича? — спрашивал ОН Миллиона Помидоров.

И т. д. И опять Павел Петрович не дал перейти гастрономическим разногласиям в национальные, грызне в резню, удержав на всем скаку норовистый спор над пропастью еврейского вопроса.

— А я бы, — категорически заявил он, — никогда не разделял бы мясо по национальному признаку, а ел бы всех без разбору… Это было бы полезно во всех, и прежде всего в экологическом, отношениях. Я бы ел его, если бы он был вкусный. Но он, я уверен, отвратителен на вкус, ибо более гнилого существа не существует в природе. Да, я берусь утверждать, что он и от природы самое несовершенное существо. Совершенство идет по нисходящей по мере эволюции: муха совершеннее слона и инфузория совершеннее мухи. И все, что бегает, оторвавшись от среды, несовершеннее того, что укоренено, не совершеннее растения. Только растение пребывает в земле и в небе, во тьме и в свете, в смерти и в жизни… И все — совершеннее человека! Несовершенство человека и есть его приговор. Не полуцилось! не полуцилось. Творение было заброшено на этом этапе. Эволюция прекращена. Нам осталось лишь вырождение, мутация…

— Павел Петрович, — вдруг с вежливой вкрадчивостью встрял ОН. — Снимите волосок с губы…

Павел Петрович машинально пощипал губу в поисках…

— Чтобы он не мешал вам пиздеть, — отчетливо произнес ОН.

— Что-что? — недослышал я.

— Выключи кипятильник…

В наступившей тишине было слышно, как всхлипывал доктор.

— Не хочу про эволюцию! не хочу про мутацию!.. Про диплодоков хочу! они были веселые, добрые, радовались жизни… любили танцевать…

— Ну да. Белокурые, голубоглазые…

На том берегу что-то сверкнуло, потом еще раз. В наступающих сумерках было не разобрать. Неужто высекают искру?

— Что ты сейчас сказал?? — Я не узнал своего голоса.

— Я просто сказал, не забыл ли ты выключить кипятильник…

— А разве ты его не выключил?

— Я не выключал.

— Точно?

— Точно.

Это вспыхивали глаза! Глаза вожака на том берегу… Но как ярко!

— Не может быть, чтобы ты меня не съел… — доносилось из кустов.

— И даже на необитаемом острове не съел бы! — Гордость звучала в голосе.

— Брезгуешь?

Трещали кусты, сверкал глаз вожака, на подоконнике раскалялась выкипевшая джезва… Я, ОН, ПП и ДД.

— Запрет на то или иное мясо, табуирование тех или иных животных, по сути, та же мембрана, предзапрет, чтобы не есть мясо человека…

— Мембрана из бифштекса?.. Ха-ха. Нет заповеди «не ешь», есть заповедь «не убий».. Почему число заповедей не соответствует числу смертных грехов?..

— Если это чревоугодие, если ты торчишь на этом мясе, только тогда это смертный грех… Надо страстно хотеть съесть человека!

— Чревоугодие — это не гурманство…

— Человек как башня… Недаром прямоходящий, вертикальный… Зверь — тот всегда очи долу… Башня же у нас — с дырами, рот, нос, глаза, уши, прочее… Семь дыр для семи грехов… Дыры вооружены мембранами… Заповеди, запреты, табу, целомудрие… Если мембрана прорвана, человек разгерметизирован — в дыру свободно входит искушение, грех, зло, дьявол… Вот именно он штурмует… Тараны, приставные лестницы… Поджог… Человек возгорается изнутри… Пожар… Башня пылает… Из окон и бойниц сыплются искры и вырывается пламя… У Брейгеля эти башни, у Босха… сколько хотите…

— Соответствует ли количество дыр числу грехов?

— Если считать пару за единицу, то — шесть. А грехов — семь.

— В глазах нет дыр.

— В детстве я был уверен, что зрачок — дырочка, даже пробовал перед зеркалом иголочку туда ввести…

— Ну и как?

— Побоялся. В зеркале все наоборот.

— Человек несовершенен, потому что должен себя совершить. Сам. С Божьей помощью, конечно. Это не приговор — быть человеком, а назначение.