Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

Во-первых Геша сэкономил на креслах – каталках, заставив инвалидов где стоять на костылях, а где просто сидеть на принесенном из дому табурете. Для того что бы инвалиды не падали к концу смены, а могли бы передвигаться с протянутой кепочкой вдоль стоящих под красный свет машин, он поставил на каждый перекресток не по одному инвалиду, а по два, что бы они менялись каждые пол-часа, давая отдых натруженным культям. Геша был со своими подчиненными строг. Если он приезжая с обязательным ежедневным обходом не заставал инвалида на рабочем месте, он безжалостно увольнял работника без выходного пособия. Не сдавшего обязательный дневной план, он заставлял работать ночью. И горе было тем инвалидам, которых он заставал на работе в нетрезвом виде.

Геша проявил и другие организаторские способности, так он договорился о присмотре местными ГАИшниками за безопасностью его подчиненных в обмен на необременительную ренту.

Он облагородился, стал одеваться в костюмы и даже научился повязывать галстук.

Своим родственникам и знакомым девушкам Геша начал представляться предпринимателем, имеющим несколько цехов и торговых точек. Под цехами и точками подразумевая перекрестки и бензоколонки, где стояли его "ветераны" чеченской, афганской и Великой Отечественной – тут все возрасты годились!

Однако, в один печальный день, когда Геша только что поменял свою драную ржавую "девятку" на пятилетнюю "БМВ", с ним случилось то, что и должно по теории случиться с молодым и красивым бизнесменом. Выпив в шашлычной Гасана Акаева триста коньячку, он нажал на газ, забыв перед одним из поворотов шоссе нажать на тормоза… Гаишники так и нашли его под утро, уткнувшегося носом в торпедо…

Вместе с ним уткнувшись носом в окровавленное торпедо спала вечным сном его несовершеннолетняя подруга Анжелка, которая как и мой корифан Геша тоже ненавидела письмо и счет, и свято верила в то что настоящая жизнь вертится в трех измерениях – ресторан, казино и боулинг-бар…

Ну, братва, скинувшаяся по двадцать марок на похороны, повесила на повороте красно-зеленый жестяной венок, выпила в шашлычной у Гасана по триста коньячку и оседлав свои "ауди" и "БМВ", разъехалась по делам… …А на жестяном веночке, что висит теперь на одном из поворотов Выборгского шоссе, кто то написал:

Здесь сломал себе шею нормальный пацан. Он в своей жизни сделал много хороших дел – выкурил сто тысяч сигарет, выпил десять тысяч бутылок и банок пива, пятнадцать тысяч раз "дрочил морковку", трахнул сто баб… В общем нормальный был пацан…Жалко что рано помер. Сколько еще таких полезных дел он мог бы совершить!

Сева вздохнул.

– Горестная история, – сказал Макс.

– Но я и второго своего кореша также потерял, – сказал Сева, – ведь Петька Чухонец, который встал потом на Гешино место администратором инвалидной команды, он тоже в своем Мерседесе так-же разбился между Репиным и Комарово…

– Ну а ты как же живым остался? – спросил Макс.

– А тут, брат, свела меня судьба с Гришей Золотниковым и стали мы заниматься рекламой, переехал я в Питер и Бог миловал меня и от этого рокового шоссе и от пьяных турмалаев.

Лена Кругловская и Василий Александров сперва встретили их настороженно.

– Кто? Зачем? Для какой передачи? Для какого телеканала интервью?

Но заготовленный еще в Москве пакет из трех котлет русского нала – сделал свое дело, родители Алиски разговорились -таки на камеру, а когда Сева достал еще две котлеты, из тех, что дал ему Гриша, и Лена и Саша запели просто соловьями.

Сыграли роль и две литровых бутылки русской водки, что привезли с собою предусмотрительные телевизионщики.

– Значит, Алиса дочка настоящих политических эмигрантов? – Макс спросил на включенную камеру.

– Не, мы уехали из России в так называемую экономическую эмиграцию,- пояснял подвыпивший папаша, – когда с джинсами ливайс в магазинах Ленинграда была напряженка, мы тогда уехали, а теперь? Теперь бы мы никогда бы и не уехали, правда, Лена?

– А джинсов ливайс, особенно тогда – по студенческой молодости им обоим очень хотелось, – уже в студии, уже в монтажке, подписал свой авторский текст телеведущий Максим Тушников, – не меньше чем секса и прочих жизненных удовольствий этим людям хотелось американских джинсов.

– Первыми двумя парами ливайсов мы обзавелись еще до отъезда зарубеж, – говорил подвыпивший Вася, – я сменял на них бабушкину икону. Сменял глупому лупоглазому турмалаю возле финского автобуса, что остановился возле Исаакиевского собора…

– Ну, это Вася думал про Пеку Пекканена, что тот глупый дурак – уже из студии, авторским текстом, пояснял потом Макс, – а вот Пека Пекканен в свою очередь про Васю думал, что как раз тот – является глупым русским дураком… Но, собственно, так ли это важно? Важно, что когда через год крайне аккуратной носки, джинсы на Васе и на Лене стали рассыпаться, оба молодых супруга с грустью призадумались, – Что же мы будем носить на следующее лето? Лена и Вася Стали по-хозяйски прикидывать, что еще можно продать? Провели, так сказать, небольшую ревизию хозяйства в результате которой обнаружили, что у Лены имеется роскошный бюст пятого размера, а у Васи имеется большой длинный двадцатипятисантиметровый болт…

И после такого открытия, позанимавшись сексом, молодожены решили, что не все еще в жизни потеряно, тем более, что Лена работала переводчицей в Интуристе и даже мозгами природной блондинки понимала, что ее бюст всегда и везде будет востребован. Вскоре на ее большущие груди нашелся и покупатель.

– Моим мужем стал финский пенсионер, – сказала Лена, – сперва мы с Васей развелись, потом мы быстро расписались с моим фиником, и я поменяла гражданство.

– Ну, а вы остались в Ленинграде? – обращаясь к подвыпившему Васе, спросил Макс.

– Лена вскоре уехала в город Хельсинки, а я до поры остался в Ленинграде, – подтвердил Вася, – но Лена мне звонила и писала, чтобы я не горевал, так как Лена там мне нашла шведскую алкоголичку, на которой я вскоре за полторы тысячи шведских крон тоже женился и тоже получил гражданство.

– Я ему все время звонила и поддерживала его, – подтвердила Лена.

– И вышла такая штука, что Лена Васю не обманула, – авторским резонерским текстом, вставил потом в студии Макс, – менее чем через год старичок финский пенсионер помер прям на Леночкиных грудях – от сердечной, видать, перегрузки.

Лена получила за старичка пенсию и осталась жить в его хельсинкской квартире.

Можно было бы теперь объединяться с Васей, но не тут то было! Глупый народ эти финны, и законы у них глупые. Оказывается, если Лена с Васей снова бы поженились, глупое финское правительство тут же перестало бы платить Лене пенсию за умершего на ее сиськах старичка. А на что же тогда существовать?

Нашла Лена в городе Стокгольме ихнюю шведскую алкоголичку-бомжиху, которые, оказывается, в изобилии водятся не только на Руси, и за десяток поллитровок договорилась с той, что алкоголичка распишется с ее Васей и даст ему тем самым право на шведскую прописку…

Ну? И что дальше?

А дальше – восемнадцать лет прожили потом Вася с Леной в квартире помершего на Лене старичка, причем оба не работали, а жили на пенсию, что Лена получала за своего безвременно скончавшегося финского пенсионера.

И родилась у них дочка.

Алиска…

– Все это пошло бы в эфир, родной мой, если бы в этом был скандал, – с некоторым ленивым сомнением в голосе сказал Гриша Золотников, – понимаешь, – задумчиво протянул он, обращаясь к напряженно ждавшему Гришиного мнения Максиму, – понимаешь, подробностями некрасивого и неэтичного с точки зрения советского периода поведения этих стариков, сейчас рейтинга не соберешь, это не скандал.

Этим можно было у того, у Комисарова в его программе десять лет назад кого-то удивить, но только не теперь.