Дикие ночи

Тогда она идет в гостиную и садится на диванчик. Я прошу Лору извиниться. Она удивляется:

— А что я такого сказала?

Джамель стоит, отвернувшись от нее, он бросает:

— Ты вообще не умеешь разговаривать, употребляешь не те слова… Он тебя не хочет, так что сматывайся, все очень просто.

— А ты сам-то умеешь разговаривать?

— Во всяком случае, я умею выразить свои мысли.

Теперь они оба смотрят на меня, но я молчу. Джамель начинает нервничать:

— Почему ты вообще так говоришь: «араб», «грязный араб»?

— Да вовсе я не расистка, совсем нет… Уж ты-то это знаешь, черт, да скажи же что-нибудь, не молчи. Ты слишком большой трус, боишься потерять нас обоих, ведь именно по твоей милости мы сейчас говорим друг другу все эти гадости!

Она права: я действительно не могу выбрать. Джамель говорит Лоре:

— Ты не знаешь меня, ничего не знаешь о моей жизни, да ты хоть знаешь, какое у меня было детство?

— А ты знаешь, что эта сволочь бросила меня, у меня СПИД, я никогда никого больше не смогу любить.

— Найдешь другого…

Я не могу удержаться от смеха — какой детский прием она использует! Лора спрашивает:

— Заткнись, разве неправда, что ты передал мне вирус?

— Ты такая врушка, что тебя трудно опровергнуть.

— Ты сказал своему дружку, что у тебя положительный анализ, или с ним ты поступил так же, как со мной?

Джамель опережает меня с ответом.

— Мне наплевать!

А я добавляю:

— Мы не занимаемся любовью.

— Ну конечно!.. Разве не ты первым заговорил об арабе? Вчера, когда я тебе позвонила, ты ведь сам мне сказал: «Нет, сегодня вечером мы не сможем увидеться, у меня появился жилец». А когда я попросила тебя пойти со мной на праздник хаммам, ты ответил: «Прекрасная мысль, пожалуй, я пойду туда с моим маленьким арабом…»

— Ничего подобного я тебе не говорил.

— А-а-а, тебе стыдно, Джамель теперь знает, что ты рассуждаешь так же, как маленькая парижская сумасшедшая!

Джамель резко вскакивает:

— Это нечестно, я не хочу слушать ничего подобного! — и кричит мне: — Ты такой же, как все! — Джамель сейчас похож на сумасшедшего, он бежит к выходу и начинает изо всех сил колотить в дверь гостиной.

Я мчусь следом за Джамелем и ловлю его уже на лестнице. Он стоит, обхватив голову руками, и бормочет:

— Ничего подобного я не хочу больше слышать, не хо-о-чу! Никто не имеет права так со мной разговаривать!

— Да она просто несет Бог знает что, поверь, не нужно разрушать то, что возникло между нами!

— Никто никогда не делал для меня того, что сделал ты, никто не плакал из-за меня, но это уж слишком: я не могу ни от кого выслушивать подобных оскорблений.

Суставы его правой руки посинели и опухли, некоторые кровоточат. Я спрашиваю:

— Тебе больно?

— Ерунда, хорошо, что я ударил по двери, иначе разбил бы лицо ей или тебе!

Мы возвращаемся в квартиру. Лора сидит на полу под окном; насмерть перепуганный Морис пытается убежать. Мы с Джамелем идем в ванную, и я пытаюсь сделать ему компресс, протираю разбитые костяшки одеколоном. Лора присоединяется к нам, она хочет помочь, Джамель не подпускает ее к себе, но потом сдается. Я иду в гостиную посмотреть на дыру, проделанную кулаком Джамеля.

В кухне готовлю чай для Лоры, которую бьет страшный озноб, потом иду в комнату за свитером. Джамель вдруг бросает:

— Она не злая, эта малышка. Просто слишком влюблена.

Я протягиваю клацающей зубами Лоре свитер, и она говорит:

— А он милый и нравится мне.

Мы решаем выйти, спускаемся вниз, садимся в мою машину. Я собираюсь выехать на Елисейские Поля и найти какой-нибудь открытый банк. На набережных пробки, я разворачиваюсь и выезжаю на кольцо. Здесь еще хуже, мы продвигаемся вперед еле-еле, и Джамель начинает нервничать. Он твердит не переставая:

— Сегодня же суббота, я хочу праздника!

Все банки закрыты. Джамель заявляет нам, что кругом полно денег и взять их очень легко. Я хочу есть и выхожу из машины купить сандвич. Вернувшись к автомобилю, не нахожу там Джамеля.

— Ну что, ты довольна? Что он сказал?

— Да ничего, он ушел вон туда…

Я медленно трогаюсь с места, а Лора говорит мне:

— Не собираешься же ты искать его. Он пошел вон по той улице, направо.

— Да я его и не найду, даже если бы хотел… Есть слова, которые нельзя говорить подобным людям.

— Мне отвратительно, что ты им просто пользуешься.

— Тебе отвратительно, что я хочу быть счастлив хотя бы несколько минут?

— Ты ему не нужен, ты ничего не можешь для него сделать. Тебя, судя по всему, возбуждает в жизни только одно: ласки с маленькими негодяями.

Мы медленно продвигаемся вперед, и внезапно Лора замечает Джамеля. Я окликаю его, но он идет, не оглядываясь, я вылезаю из машины, догоняю его, он не хочет говорить со мной. Тогда я кладу руку на плечо Джамелю, он останавливается и признается, что ему хочется сильно меня ударить.

Лора выходит из машины и раздраженно спрашивает:

— Ну что, долго еще это будет продолжаться? Мне-то что делать?

Джамель идет к ней, угрожающе бросает:

— Не начинай все сначала, дай нам кое-что обсудить, черт бы тебя побрал, дура!

Мы разговариваем на ходу, повторяя одни и те же ничего не значащие слова. Когда мы в очередной раз проходим мимо машины, оттуда выскакивает Лора, она кричит, делает вид, что уходит, возвращается. Джамель говорит:

— В один прекрасный день это все равно должно кончиться, так пусть это случится сегодня… Дай мне десять монет, чтобы я мог купить сигарет.

Когда мы входим в табачную лавку, Джамель кажется гораздо более спокойным. Он повторяет как в забытьи:

— Я ничего больше не понимаю… Не понимаю, оставь меня…

Он уходит, а я бросаю ему вслед:

— Позвони мне сегодня вечером.

— Нет, не знаю…

— Обещай, что позвонишь.

— Я не могу обещать, потому что всегда держу слово. Я ведь не знаю, захочется ли мне звонить.

— Пообещай мне!

— Я не обещаю, но постараюсь заставить себя.

Джамель уходит. Я возвращаюсь в машину и спрашиваю Лору:

— Куда тебя отвезти?

— Я поеду с тобой.

— Нет… Я отвезу тебя домой.

— Я не пойду домой.

Мы едем по набережным, мимо башен Богренель. Я говорю Лоре, что никогда не прощу ей того, что она сегодня сделала. Она отвечает:

— Значит, все кончено, ты меня больше не хочешь… — Она плачет, всхлипывает, вопит, колотит по приборной доске. Я ничего не предпринимаю: хотел бы остановить весь этот кошмар, обняв ее, но не могу, это сильнее меня — мне кажется, что она играет комедию. Кстати, может быть, она именно этим и занимается.

Ворота открыты, я подъезжаю на машине к подножию башни и силой тяну Лору к лифтам. Она со слезами прижимается к зеркалу в кабине, люди делают вид, что ничего не замечают, продолжают разговаривать с детьми, как будто нас просто нет.

Мы входим в мою бывшую квартиру, говорим друг другу все те же, давно известные слова, потом я замолкаю, а Лора все продолжает, не останавливаясь ни на секунду. Я хочу уйти, но она пытается помешать мне, загораживает дверь. Я не могу с ней драться и возвращаюсь в комнату. Лора пользуется этим и закрывает дверь на ключ изнутри, потом идет ко мне со связкой и просит:

— Возьми меня с собой.

— Нет.

Тогда она идет на кухню, открывает окно и держит ключи над пустотой.

— Если ты не увезешь меня, я их выброшу.

Я стою далеко, молчу, потом прошу:

— Дай мне ключи.

Внезапно Лора начинает пинать ногами стулья и кухонный стол. Чашка с шоколадом падает и разбивается. Я ухожу в комнату и растягиваюсь на кровати, монотонно повторяя:

— Дай мне ключи, открой дверь, дай мне уйти…

Потом я беру нож и пытаюсь взломать замок.

— У тебя ничего не получится, я закрыла на два оборота. — Лора ходит вокруг меня кругами, потом тихо уходит на кухню и говорит мне оттуда: