Избранное

Ты вчера делал то же самое, что всегда. Вообще едва ли стоит вспоминать. Но сейчас, на этой кровати, в полутьме этой комнаты хочется думать о прошлом, но лишь как о будущем: словно бы с тобой еще ничего не случилось. В мутной полутьме глаза смотрят из глубин прошлого вперед, не надо обращаться вспять.

Да, вчера, 9 апреля 1959 года. Ты полетишь из Эрмосильо обычным рейсом на самолете Мексиканской авиационной компании, который вылетит из столицы Соноры - где будет стоять адская жара - в 9 часов 55 минут утра и приземлится в Мехико точно в 16 часов 30 минут. Из салона четырехмоторного лайнера ты увидишь внизу низкорослый серый город, цепь глинобитных домиков под цинковой кровлей. Стюардесса предложит тебе жевательную резинку в целлофане - ты вспомнишь эту подробность, потому что девушка будет (была, нет, не надо думать обо всем в прошедшем времени) очень красивой, а ты ведь не промах по этой части, хотя возраст твой приговаривает Тебя скорее к созерцанию, нежели к действию (не то говоришь: ведь ты же никогда не согласишься с таким приговором, даже если и останется одно - созерцать).

Яркая надпись «No Smoking. Fasten Seat Belts» [11] зажжется в тот самый момент, когда самолет, приближаясь к долине Мехико, вдруг резко устремится вниз, словно теряя способность держаться в воздухе, и тут же накренится вправо. С полок посыпятся свертки, саквояжи, чемоданы, раздастся общий вопль, который сменится чьим-то рыданием, а пламя охватит четвертый мотор - на правом крыле. Он остановится, и все снова будут кричать. Только ты останешься сидеть - невозмутим и недвижен, жуя свою резинку и разглядывая ножки стюардессы, которая будет бегать по проходу, успокаивая пассажиров. Тут сработает система огнетушения, и самолет спокойно приземлится. Никто и не заметит, что только ты, старик, которому перевалило за семьдесят, сохранил присутствие духа. Ты будешь горд собою, но не подашь и виду. Ты подумаешь, что совершил на своем веку столько трусливых поступков, что храбрость уже далась тебе легко. Ухмыльнешься и скажешь себе: нет, это не парадокс, а истина, и, может быть, даже избитая.

В Сонору тебе придется поехать - в своей автомашине «вольво-1959», номер ДФ-712,- потому что кое-кто из местных властей вдруг закобенится и тебе понадобится проведать их, чтобы проверить и укрепить все звенья цепочки чиновников, которых ты купил. Да, купил - ты не станешь обманывать себя высокопарными словами «убедил», «уговорил». Нет, ты их покупаешь, чтобы они поприжали - еще одно крепкое словцо! - рыботорговцев, курсирующих между Сонорой, Синалоа и Федеральным округом. Ты дашь десять процентов инспекторам, и рыба, хотя и пройдет через руки многих посредников, будет продана на столичном рынке по цене, которая принесет тебе прибыль, в двадцать раз превосходящую реальную стоимость товара.

Тебе придется вспоминать обо всем этом, раз уж захотел вспоминать, хотя подобный материал вполне заслуживает ядовитой реплики в твоей газете, и ты подумаешь, что, по сути дела, только теряешь время, вспоминая о таких вещах. И тем не менее ты углубишься в воспоминания, разворошишь их. Разворошишь. Тебе захочется припомнить и другое, но прежде всего захочется забыть о состоянии, в каком находишься. Нет, прости, не находишься - будешь находиться.

Тебе станет плохо в твоей конторе. Тебя без сознания отвезут домой; придет доктор и скажет, что диагноз можно поставить только через несколько часов. Придут другие врачи. Они ничего не определят, ни в чем не разберутся. Обронят несколько мудреных слов. Теперь ты захочешь увидеть себя со стороны. Обмякший, сморщенный бурдюк. Дрожит подбородок, воняет изо рта, из-под мышек, воняет между ногами. Так и будешь валяться - немытым, небритым, злым; заливаться потом и мочой. Но не перестанешь вспоминать о том, что случится вчера.

Из аэропорта ты направишься в свою контору, проедешь через город, пропитанный слезоточивым газом - полиция только что разгонит демонстрацию на площади Кабальито. Затем просмотришь вместе с главным редактором самые крупные заголовки, передовицы и карикатуры и останешься доволен. Примешь своего североамериканского компаньона и обратишь его внимание на опасность, которой чреваты пресловутые профсоюзные чистки. Потом в контору зайдет твой управляющий Падилья и сообщит, что среди индейцев волнения, а ты поручишь Падилье передать комиссару индейской общины твой приказ: согнуть индейцев в бараний рог - за то он, комиссар, и деньги получает.

Утром будет уйма работы. Тебя посетит представитель некоего латиноамериканского благодетеля, и ты добьешься увеличения субсидий для своей газеты. Призовешь репортера из отдела светской хроники и закажешь ему клеветническую статейку о том самом Коуто, который подставил тебе подножку в сонорском бизнесе. В общем, провернешь массу дел! А потом сядешь вместе с Падильей подсчитывать свои капиталы. Это доставит тебе немалое удовольствие. Во всю стену кабинета распластается карта, показывающая масштабы твоей деятельности и деловые связи: газета и надежные капиталовложения в Мехико, Пуэбле, Гуадалахаре, Монтеррее, Кулиакане, Эрмосильо, Гуаймасе, Акапулько; серные разработки в Халтипане, рудники в Идальго, лесные концессии в Тараумаре, долевая собственность на многие отели, трубопрокатная фабрика, рыботорговля, финансовые сделки, биржевые операции, законное представительство североамериканских компаний в своей стране, распределение железнодорожного займа, советник многих благотворительных фондов, акционер ряда иностранных фирм - по производству красителей, стали, медикаментов. Имеется и еще кое-что, о чем умалчивает карта: пятнадцать миллионов долларов в банках Цюриха, Лондона и Нью-Йорка.

Ты закуришь сигарету, невзирая на предупреждение врачей, и вновь перечислишь вслух Падилье махинации, принесшие тебе богатство. Краткосрочные, под высокий процент, займы крестьянам штата Пуэбла после революции; приобретение земель под городом Пуэблой в предвидении его быстрого роста; покупка в столице - при дружеском содействии очередного президента - земли для перепродажи мелкими участками; приобретение столичной газеты, покупка акций горнорудных компаний и создание смешанных мексикано-североамериканских обществ, в которых ты становился подставным президентом, чтобы все было «по закону»; деятельность в качестве доверенного лица североамериканских инвесторов и посредника между Чикаго, Нью-Йорком и мексиканским правительством; биржевая игра на повышение и понижение курса ценных бумаг, чтобы затем с выгодой купить или продать их; упрочение позиций при президенте Алемане [57] ; присвоение общинных земель, отвоеванных у крестьян, для продажи участков во внутренних районах страны, и расширение лесных концессий. Да - ты вздохнешь и попросишь у Падильи спичку,- двадцать лет взаимопонимания с властями, социального мира, классового сотрудничества; двадцать плодотворных лет после периода демагогии Ласаро Карденаса [58] , двадцать лет, когда процветало подлинно свободное предпринимательство, молчали профсоюзные лидеры, подавлялись забастовки. И вдруг ты схватишься руками за живот, твое смуглое лоснящееся лицо исказится, голова в седых завитках гулко стукнется о настольное стекло. Ты опять увидишь, на этот раз очень близко, отражение своего больного двойника, и все шумы жизни со смехом унесутся из твоей головы, а пот многих и многих людей зальет тебя, их тела навалятся на тебя. Ты потеряешь сознание.

Отраженный двойник воплотится в другого, станет тобой, стариком семидесяти одного года, который будет лежать почти бездыханным между вращающимся креслом и огромным стальным письменным столом. Это случится. И ты не узнаешь, какие дни и даты войдут в твою биографию, а о каких умолчат, не вспомнят. Не узнаешь. Известными станут банальные факты - и ты не первый и не последний удостоишься подобного послужного списка. Тебе бы он понравился. Ты только что вспоминал о нем. Но теперь ты припомнишь и другие события, другие дни, должен вспомнить о них. Эти дни - далекие и близкие, преданные забвению или врезавшиеся в память («встреча», «размолвка», «мимолетная любовь», «свобода», «злоба», «неудача», «стремление») - были и будут чем-то большим, чем ярлыки, которые ты на них навесил. Эти дни, когда твоя судьба будет преследовать тебя по пятам, как борзая. Она настигнет тебя, схватит, заставит говорить и действовать твое тело - сложную, непрозрачную, плотную материю, навечно спаянную с чем-то иным, неосязаемым - с твоей душой, впитанной материей и сотканной из любви жесткой айвы, из упорства растущего ногтя, упрямства старческой лысины, печали солнца и пустыни, равнодушия грязной посуды, широты тропической реки, трусливой храбрости сабли и пороха, легкомыслия треплемых ветром простынь, молодости вороных коней, древности покинутых берегов, встречи конверта с иностранной маркой, гнусности ладана, коварства яда, страдания красной сухой земли, нежности вечернего патио… из духа всех материй и материи всех душ. Память раскалывает твое «я» на две половины, а Жизнь по-своему соединяет их и разъединяет, ищет и находит.