Господь хранит любящих

— А чего вы, собственно, пришли ко мне? — просвистела она.

— Госпожа Тотенкопф, — сказал я, подойдя к ней так близко, что мопс снова ощерился, — мне известно, что вы возите контрабандой кофе.

— Какая наглость! С чего это вы взяли?!

— Вы перевозите кофе как транзитный груз, а на Рейхенхалльском языке вы его перегружаете.

— Ложь! Ложь! Чистейшая ложь!

— Вы уже условно осуждены. Но полиции еще не известно об этом новом трюке с транзитом. — Я проникновенно добавил: — Если вы нам не поможете, я пойду в полицию и все расскажу.

На это Тотенкопф яростно завопила:

— Вы просто блефуете, шпион дерьмовый!

Я молчал.

— Я ничего не скажу, вообще ничего больше. Пустите, я позвоню своему адвокату!

Она попыталась встать, но я толкнул ее назад. Мне вспомнилось еще одно имя, которое называл Калмар. Я сказал:

— Вашего партнера в Траунштейне зовут Юлиус Обермайер.

Теперь она замолчала.

— Кроме того, я плачу, — продолжал я. — Я заплачу за нас обоих три тысячи шиллингов.

Я услышал, что Сибилла позади меня присела, но не оглянулся. Я протянул Тотенкопф деньги.

— Вас разыскивают? — спросила она, не притрагиваясь к купюрам.

— Да.

— А если вас найдут?

— Если найдут нас, то найдут и кофе, госпожа Тотенкопф. Так и так все кончится.

Это она себе уяснила.

— Поэтому я плачу прямо сейчас.

Она собралась с мыслями.

— Пять тысяч, — заявила она.

Мы сошлись на четырех. После чего я дотащил ее до настенного телефона и набрал нужный номер.

— Это Алиса, — просвистела она в трубку. — Позови Отто… Не мели чепухи! — вдруг взвилась она. — Что значит еще в постели! Ну так разбуди его!

Я подошел к Сибилле. Она сидела на своем чемодане посреди комнаты. Она прошептала:

— Зачем мне возвращаться в Германию?

— Теперь они ищут тебя в Австрии, — тихо ответил я, пока Тотенкопф вдалбливала Отто, которого только что разбудили, что он должен сделать еще одну погрузку.

— Обычным путем с твоим паспортом ты больше не сможешь пересечь границу. Надо достать тебе новые документы. На это потребуется несколько дней. До того времени ты не должна никому попадаться на глаза.

— Но…

— Я знаю один в отель в горах. Я отвезу тебя туда.

Тотенкопф кричала в трубку:

— Это двое моих друзей, я не могу им отказать! Нет, еще сегодня! Подожди, спрошу… — Она повернулась ко мне: — Через час.

— Сейчас, днем?

— Мы ездим только днем.

— Но ночью гораздо удобнее перегружать.

— Ночью на дороге и патруля больше. Так что, едете или нет?

— Шесть тысяч, если ночью!

— Нет, — решительно заявила она, — или днем, или никогда.

— Ну, хорошо.

— Мои друзья говорят, хорошо. Пошли Франки забрать их… Когда?.. Да, через четверть часа. — Она повесила трубку и переваливаясь двинулась к нам. — Через пятнадцать минут за вами заедут.

— Спасибо.

— А что… что будет потом? — неуверенно спросила Сибилла.

Тотенкопф с любопытством посмотрела на нее:

— Однако забавная вы парочка, вы двое! Что вы там натворили?

— А вы как думаете, что?

Она глубоко задумалась. При этом у нее отвис еще один подбородок.

— Играли на фальшивые жетоны?

— Угадали! — ответил я.

Она покачала своей оплывшей головой:

— Ну и ребячество! Это и не могло пройти. Поди, сами и изготовили, а?

Я кивнул.

— Из синтетической смолы, да?

Я снова кивнул.

— Идиотизм! Вы что, не знали, что все жетоны за тысячу шиллингов пронумерованы?

— Мы и на наши поставили номера, — сказал я.

— Идиоты, — ответила она. — А я-то держала вас за умных!

Я пожал плечами. Сибилла спросила слабым голосом:

— А что будет, когда за нами заедут?

Я сказал:

— Сейчас объясню тебе. Неподалеку от Зальцбурга в австрийскую территорию глубоко вдается кусочек немецкой земли. Это так называемый Рейхенхалльский язык. Имеется автомобильное шоссе, которое в объезд этого языка проходит от Зальцбурга до Лофера по австрийской территории. Оно протяженностью около ста пятидесяти километров.

— Сто двадцать пять, — просвистела Тотенкопф.

— Сто двадцать пять, — поправился я. — Но есть и другая дорога, которая проходит прямо через Рейхенхалльский язык по немецкой территории. Она, естественно, много короче. Насколько короче? — обратился я к Тотенкопф.

— Сорок километров, — ответила та и села возле буфета. На буфете стояли чудовищные часы, на которых восседал в раздумье Вальтер фон дер Фогельвайде [66]. Часы весили по меньшей мере двадцать килограммов.

— Эта вторая дорога, — объяснял я Сибилле, — служит для транзитных перевозок. Грузовики в Зальцбурге опечатываются таможенниками. Один из них звонит на пост в Лофере, на другом конце трассы, и сообщает точное время отправления машины из Зальцбурга. Те говорят, сколько времени требуется на путь от Зальцбурга до Лофера. Если грузовик прибывает до истечения этого срока, он без промедления пропускается дальше на австрийскую территорию, так как ему не хватило бы времени на остановку и перегрузку.

— А как же тогда с контрабандой? — изумилась Сибилла.

— Не желаете рассказать? — спросил я у Тотенкопф.

— Рассказывайте сами! — Она подарила меня изумленным взглядом. — Хотела бы я знать, откуда вам все доподлинно известно.

— Я знаю многих людей, — ответил я.

С полгода назад Западное Пресс-агентство послало моего друга Калмара на Рейхенхалльский язык. Тогда речь шла о контрабанде урановых руд. При случае Калмар интересовался и другими вещами. Сейчас я был ему несказанно благодарен за его тогдашнее любопытство.

Я продолжил:

— Госпожа Тотенкопф занимается контрабандой кофе. Кофе в Германии стоит дороже, чем в Австрии, так что дельце выгодное.

— Уже не так, как раньше, — пожаловалась та.

— Но все-таки. Госпожа Тотенкопф высылает грузовик с мешками кофе. На границе она правдиво декларирует кофе. Машина опечатывается. Шофер отправляется по транзитной дороге. У него нет времени, чтобы остановиться и разгрузиться. Поэтому в тихом укромном месте появляется второй грузовик. Порожний. Напарник срывает пломбу таможни и перебрасывает мешки с кофе со своего грузовика на тот второй, который едет с ним борт о борт. Если попадается встречная машина, они на время прерывают операцию.

— Вы с таможни, — ахнула Тотенкопф в панике.

— Нет, — бросил я и продолжал: — Как только машина опустеет, появляется еще один грузовик, груженый мешками с цементом. Точно так же, в движении, теперь перегружаются мешки с цементом. При этом несколько мешков с кофе остаются в кузове на случай, если таможенник в Лофере проткнет мешок для пробы, ну и чтобы сохранялся запах кофе. Вот и все. Грузовик госпожи Тотенкопф вовремя прибывает в Лофер на австрийскую территорию. Только кофе остается в Германии. Так, госпожа Тотенкопф?

Она была потрясена:

— И такой человек, как вы, позволяет себя поймать на фальшивых жетонах?!

23

Не знаю, приходилось ли вам по-настоящему нанюхаться кофе. Не из кофейника или чашки, а кофе в мешках, сотнями килограммов кофе. Это мерзкий запах, отвратительнее любого другого. Шофер Отто, по кличке Ухарь, перед тем как запереть нас с Сибиллой в кузове за мешками, дал нам мокрые тряпки. Еще он надрезал часть парусины, чтобы дать доступ встречному воздуху, и все-таки мы едва не задохнулись едким, горьким запахом кофейных бобов.

Мы ехали по шоссе к границе. Сибилла не произносила ни слова. Она, скорчившись, сидела возле меня и держала у лица мокрую тряпку. Время от времени она шевелилась. Шофер по кличке Ухарь настойчиво внушал нам, что мы должны как можно меньше вдыхать. Маленький белесый парень, он походил на хорька. Его напарника звали Лошмидт. Лошмидт был краснолицым великаном. Он и должен быть крепким, ведь он таскал мешки…

Самым скверным было время стоянки на пограничном посту. Ухарь пообещал, что постарается управиться как можно быстрее, и все-таки это тянулось слишком долго. Сибилла начала нервничать. Она застонала.