Счастье бывает разным

Государство тоже выступало своего рода спонсором. Оно ничего не платило напрямую, но каждый ватт чистой энергии, уходящей в сеть — летом были даже излишки, — оплачивался по двойному тарифу. Налогообложение тоже было весьма льготным.

Конечно, Чистов был очарован и поражен увиденным. Но — они обсуждали это на обратном пути в машине — им хотелось большего. Масштабы не те — вот чего не хватало широкой русской душе Чистова. И не менее широкой полукитайской — Ли Джу.

Они, не сговариваясь, почти поклялись, что их проект будет использовать все, что сегодня видели. Однако если ограничиваться гонконгскими рамками, то лучше вообще не начинать.

Кстати, из деревни они поехали вовсе не в свой отель и даже не на званый обед — это тоже было, но позже. Их ждали представители предприятий — производителей экологического оборудования из Гонконга и из континентального Китая: встречу организовала Ассоциация промышленных экспортеров Гонконга по просьбе все той же Ли Джу.

Здесь Чистову пришлось пережить еще одно потрясение.

Оказалось, что киловаттный ветряной двигатель-генератор можно было приобрести за три-четыре сотни долларов. Причем агрегат после установки практически не требовал к себе внимания, лишь раз в год нуждаясь в смазке.

И вообще много чего ранее недоступного и дьявольски дорогого предложили предприимчивые китайцы. Размытые очертания их с Мариной мечты явно становились все ярче и отчетливее.

Последним приветом из Поднебесной было прямое предложение сотрудничества — и в виде коммерческой аренды территории будущего экологического центра, и в виде субсидий, конечно, не деньгами, а оборудованием и технологиями. В конечном счете дарители ничего не теряли, в России рано или поздно это все будет востребовано. А значит — кто первый пришел, того и тапки.

— А еще у нас будет много животных и собственная ветеринарная клиника, — сказала Марина, перед тем как уйти в номер собираться к вылету.

— А как же с запретом отца? — улыбнулся Чистов. — Ты же по его рекомендации сменила ветеринарию на бухгалтерию.

— Отец — тоже завоеватель, — не совсем в тему ответила девушка. — Только я ему не жена.

Впрочем, Чистов мысль понял.

С отцом Ли Джу он увиделся очень скоро — в пекинском аэропорту, когда они вновь ждали пересадку.

Марину на этот раз на границе никто не мучил.

Они сели с отцом и Чистовым в кафешке. Ли Джу-старший заказал всем троим какой-то необыкновенный чай. Чистов деликатно хотел оставить их наедине, но отец Марины попросил его остаться. Владимир даже подумал, не в курсе ли он про их вчерашнее приключение.

Однако дело было в другом.

Во время чаепития Ли Джу-старший долго и внимательно смотрел на Чистова.

Потом извинился за бесцеремонность и объяснил, что хотел составить собственное мнение о человеке, от которого будет зависеть значительная часть жизни его дочери.

А потом неожиданно добавил, что готов вложить в дело какую-нибудь не слишком умопомрачительную сумму. Ну, для начала миллионов пять-семь.

Все накручивалось так стремительно, что Чистов начал сомневаться в реальности происходящего. И лишь сияющие глаза Ли Джу убеждали его в том, что проект, совсем недавно начатый с полушутливого предложения профессора Береславского, вдруг стал расти стремительно и неуклонно.

Уже в самолете, глядя в иллюминатор на белые, подсвеченные солнцем облака, Чистов понял истинную причину овладевшей им в последнее время какой-то тихой радости.

Он почувствовал себя немножко завоевателем.

И — если это ему не показалось, — может быть, не только в экологическом проекте?

Меня все же здорово напрягла эта ситуация с «обменом» женами.

Дьявольский ход Басаргина был понятен изначально. Но мне казалось, что это все-таки невозможно: Чистов не согласится или Ванькина восточная красавица.

Хотя, с другой стороны, какое мне до них дело, если я сама, без давления и приказов, сожгла за собой мосты?

И опять же сама очень бы переживала, останься мой бедолага Чистов в одиночестве и в слезах. Хотя его сложно представить в слезах — Вовчик обладает пусть скрытой, однако несомненной жизненной силой, которую, надо отдать ему должное, он в полной мере сумел передать нашим детям.

В общем, я рада, что он не сломался с моим уходом.

И черт побери, не рада, что он так быстро нашел мне замену.

Вот такие парадоксы.

Впрочем, это, наверное, уже пошли женские штучки. Изрядно бы удивился наш министр, узнав, о чем я думаю над утренней чашкой кофе.

Он-то уж точно считает меня железной леди без чувств и сомнений.

А железная леди, похоже, не в производственной части просто обычная взбалмошная дура. Ровно такая же, каких массами демонстрируют всегда презираемые в нашей семье ублюдочные телесериалы.

Теперь же, оставшись в неясном семейном положении, я сама их посматриваю. Благо на ночь телевещание не прекращается, и если заснуть не выходит, то проще всего пощелкать пультом.

Мне вдруг пришло в голову, как мы познакомились с Ванькой.

Инициатором была я.

Он стал мне интересен, едва появившись. Он же — вот же сволочь — абсолютно не обращал на меня внимания. Все обращали, он — нет. Весь курс бегал за мной, да и с других курсов тоже. Даже преподаватели украдкой позволяли себе откровенные взгляды.

А этот деревенский увалень с амбициями африканского царька открыто выказывал безразличие.

Я дождалась, пока он остался один, и спросила, чего это он так выделяется. Заодно слегка прошлась по нему.

Он мне ответил.

По существу.

Никто в жизни мне так не отвечал, ни до, ни после.

Выслушав мою уничижительную тираду, он оглядел меня снизу вверх. А потом — сверху вниз. После чего процитировал ранее неизвестную мне народную, но от этого не менее похабную частушку: «Кака барыня ни будь — все равно ее …буть».

Самое печальное в этой неприличной цитате, что все в ней — правда.

Даже если барыня с двумя высшими образованиями, умна как черт и трудится членом правительства огромной страны.

И все же Ванька не совсем прав. Я отличаюсь от описанной им барыни.

Многим.

Хотя бы тем, что сейчас допью свой утренний, собственноручно — никаких автоматов! — сваренный кофе, припудрю покрасневшее от слез лицо и пойду решать… Хотела сказать — судьбы страны, но звучит как-то претенциозно: Чистов наверняка бы иронически улыбнулся.

Ладно, просто пойду работать. И там часов десять-двенадцать — а то и поболее — мне точно будет не до сериалов и не до личной жизни…

17

Все-таки Нью-Йорк — жаркий городишко.

Вроде и оделась подходяще — легкий бело-оранжевый сарафанчик сверху почти ничего не скрывает, хотя снизу — наоборот: скрывает очень даже. Зато широченный — с ним и в Африке будет комфортно.

Впрочем, все так изменилось: папик по телефону сказал, что в Москве вполне себе африканская жара. Да еще с запахом гари: как всегда, внезапно загорелись когда-то осушенные торфяные болота.

В Нью-Йорке, слава богу, торфяных болот нет, зато есть по утрам хочется не меньше, чем на родине.

Майка задумалась, куда бы зайти позавтракать. Проще всего — в какой-нибудь кошерный фастфуд, благо в бруклинском Кронайтсе их достаточно. Здесь недорого, жутко вкусно и гарантированно качественно. Но она отчего-то застеснялась: местные тетеньки открытого не носят и плечи, и коленки прячут, не говоря уж о таком лихом декольте, как у нее.

Хотя, с другой стороны, чего стесняться? В каждом кошерном фастфуде почти наверняка найдешь чернокожего из соседнего квартала, а их девчонки одеваются очень даже смело. Однако не стала себя ломать — вышла в соседний, смешанный, квартал: ей даже перед Дворой-Леей неудобно было отсверкивать в своем пляжном сарафанчике, хотя та уж точно ничего осуждающего не скажет.