mASIAfucker
mASIAfucker читать книгу онлайн
Роман «Мачо не плачут» - история про плохих парней - сделал Илье Стогоffу литературное имя. После этого Стогоff написал путеводитель по ночным клубам, учебник журналистики, составил литературную антологию русского рока и рассказал последнюю правду про питерский художественный андеграунд. Дети с увлечением читают книги Cтoroffa по истории и астрономии, находя там то, чему их никогда не научат в школе. Илья Стогоff неутомим в поисках жанра, о чем свидетельствует и книга «mASIAfucker», написанная в форме романа-дороги. Здесь герой отправляется в путешествие и возвращается из него совсем другим человеком.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Улыбчивые модники пили пиво. Грудастые девочки с чистыми волосами плечами прижимали к ушкам трубки мобильных телефонов. За соседним столиком красивая москвичка говорила подружке:
— Эта дура своим «Йоши Йамамото» надушилась: весь вечер мне испортила.
Парни пробовали уговорить остаться в Москве еще на день.
— Зачем тебе уезжать?
— У меня билет.
— Поменяй билеты.
— Нет. Хочу в Петербург. Там жена.
— Зачем тебе в Петербург? Поезжай лучше в Ленинград.
— Слушать Шнура?
— Да! Да!
— Терпеть не могу Шнура.
— И вообще, переезжай лучше в Москву, а?
— Что я буду делать в этом странном городе?
— А что ты у себя в городе делаешь? Романы пишешь?
— Романы я решил больше не писать. Платят плохо, и вообще… сволочной бизнес. Лучше уж вам, козлам, продаваться.
— Тогда чем ты будешь заниматься?
— Теперь я знаю, чем я буду заниматься. Теперь я отлично знаю, чем буду заниматься.
— Точно?
— Иногда я стану приезжать к вам за гонорарами. И рассказывать, чем я теперь занимаюсь.
— Кстати! Давно хотел спросить: куда ты тогда делся?
— Когда?
— Ну, мы как-то сидели… где-то месяц назад, а ты пропал.
— Я? Я не пропал. Я нашелся.
В аэропорту Новосибирска я просидел почти двое суток. Я открывал глаза с утра, закрывал их вечером, а остальное время просто сидел и молчал. За это время разбитое лицо даже успело немного прийти в себя.
Нет денег — нет жизни. Куда я мог идти?
От нечего делать я придумывал сюжеты рассказов, за которые московские журналы заплатят мне денег, и я отсюда уеду.
Утром третьего дня я впервые поднялся с кресла и начал рыться в карманах. Мне хотелось найти мелочь, а если мелочь не найдется (я знал, что не найдется), то хотя бы сделать вид, будто я все еще жив.
В заднем кармане грязных джинсов нашелся паспорт. Когда-то он был новенький, но давно перестал быть. В переднем обнаружились носовой платок и розарий — католические четки.
Розарий натолкнул на мысль сходить в церковь. Тот день не был воскресеньем, но ведь в воскресенье я тоже не был в церкви, потому что был в краях, где церквей не построили… почему бы не сходить сегодня?
Я пошел в самую обычную православную церковь и отстоял там всю службу целиком. Разумеется, служба была непонятная. Потом она кончилась, и прихожане разошлись по домам, а я все еще стоял… смотрел, как девушка в светлом платочке ходит по церкви, задувает свечки, гасит свет.
Батюшка подошел ко мне и улыбнулся:
— Все кончилось. Иди домой.
— Мне некуда идти.
— Каждому человеку есть куда идти. Где твой дом?
— Мой дом не здесь. Очень далеко.
— Почему же ты не там? Почему не вернешься?
— Это долгая история.
— Я не тороплюсь.
— В самом начале я сделал неправильный шаг. Мне нужно было двигаться в одну сторону, а я пошел совсем в другую. Вы ведь понимаете, батюшка: чем дольше ты идешь в неверном направлении, тем сложнее потом развернуться… начать движение в противоположную сторону.
— Понимаю.
— Сперва все было неплохо. Мне казалось, что вот сейчас все станет нормально… я смогу… сам все исправлю, сделаю как раньше… но пришел момент, когда я понял, что это не в моих силах.
— И это я тоже понимаю.
— Это словно уже не зависело от меня. Я словно разрешил кому-то чужому распоряжаться маршрутом… и все стало не плохо, а очень плохо.
— Поэтому сейчас ты не знаешь, как тебе попасть домой?
— Я уже почти забыл о том, что у меня есть дом. Я перестал верить в то, что мне есть куда вернуться.
— Это неправильно.
— Я знаю.
— Ты должен подняться еще раз. И продолжать идти.
— Это сложно. У меня совсем-совсем не осталось сил.
— Понимаю. Это всегда так бывает. Но по-другому никак.
— Я не могу. Я один. Это очень трудно.
— Ты не один.
— Нет, батюшка… не один я был раньше, пока не начал двигаться в неправильном направлении. А теперь я один… и я больше не могу так.
— Я говорю тебе: ты действительно не один. И никогда не был один. Ты просто не хочешь об этом вспоминать.
— Да?
Я посмотрел на батюшку. Он был молодой, от силы на пару лет старше меня, а мне в этом году тридцать один. У него была борода… обычный православный батюшка.
— Знаешь что? Дай-ка мне посмотреть твой паспорт.
— Вы не поняли. Я ни о чем не прошу.
— Вот и зря, что не просишь. В любом случае выбираться-то тебе отсюда нужно, так?
— Так.
Мой паспорт батюшка рассматривал долго.
— Мы здесь живем бедно. Живых денег у меня, конечно, нет. Но раньше, пока я еще учился, мы с матушкой… в смысле, с моей супругой… иногда закладывали в ломбард обручальные кольца… ну и по мелочи: цепочку, сережки, кулончик у нее есть… в виде коровки.
— Понимаю.
— Я заложу кольца и кулон и отдам деньги тебе. Этого должно хватить. Только обязательно пришли потом деньги, а то мне будет все это не выкупить, понимаешь? Адрес я тебе запишу.
Он снял с руки кольцо и велел принести кулон… своего теленка из золота. Этого просто не могло происходить.
— Я же католик!
— Ну католик, да. В Иисуса Христа ведь веришь?
— А если бы не верил?
— Я верю.
Через пять часов я сидел в вагоне поезда «Новосибирск — Москва», а Азия оставалась у меня за спиной.
Макс делился с собутыльниками новостями. Новости были ужасающими.
В октябре прошлого года в московском клубе с дорогим входом группа «Ленинград» давала концерт. Макс отправился на концерт, вдоволь наорался, выпил пива… выпил еще пива… проснулся вечером следующего дня. Лицо разбито. Куртки нет. А в куртке, в кармане, лежали ключи от квартиры.
Ключи были настолько сложные, что менять пришлось не замок, а всю дверь. Это было дорого. Макс заработал денег и все равно ее поменял.
Неделю назад группа «Ленинград» в том же самом клубе презентовала свой новый альбом. Макс пообещал себе, что пить не станет и вообще будет осторожен.
Он пошел в клуб, вдоволь наорался, решил, что баночка пива погоды не сделает… и две-три тоже не сделают… проснулся вечером следующего дня. Лицо разбито. Куртки нет. А в куртке, в кармане, лежали новые ключи от новой двери в квартиру.
Он попытался вспомнить. Подробности вспоминаться не желали. Может быть, им было стыдно? Всплывало круглосуточное кафе… девушки, к которым он лез с разговорами… но где куртка с ключами?
Макс порылся в карманах брюк. Из необычного там лежала лишь салфетка с записанным номером телефона и именем: «Людмила».
Это ничего не меняло, потому что никакой Людмилы Макс тоже не помнил.
Он умылся, выпил пива и начал реконструировать ситуацию. Вчера в кафе он знакомится с девушкой. Она приглашает его в гости. Раздеваться они начали сразу, прямо в прихожей… но тут раздался звонок в дверь: вернулся муж.
Оставив куртку на полу, он прыгает в окно. Это, кстати, объясняет разбитое лицо. Логично?
Лицо болело. Денег вставить новый замок не было. Плюс было жалко модную куртку. Макс решил набрать номер.
— Але! Людка?
— Кто это?
— Это я.
— Кто — я?
— Ну, это… мы вчера в кафе…
— Я не ходила вчера в кафе.
— Как это не ходила?
— Вчера я ездила к ребенку на дачу.
— Во! Точно! С утра — к ребенку. А вечером в кафе! Мы еще Шнура слушали, припоминаешь?
— Молодой человек! ЯНЕ ходила вчера ни в какое кафе.
— Слышь! Вонючка! Ну-ка давай, вспоминай!
Потом трубку на том конце схватил Людмилин муж. Разговор не сложился…
Приятели обсудили рассказанную историю. Общее мнение сводилось к тому, что живут же, черт побери, типы вроде Макса интересной… насыщенной жизнью, а у других в жизни никогда не происходит ничего интересного… fuck!
В буфете Ленинградского вокзала сидели безногие, парализованные, глухонемые, однорукие и изъеденные неприятными язвами люди. Возможно, физически полноценным пассажирам следовало посещать какой-нибудь другой буфет.