mASIAfucker

Я пытался заработать на жизнь работой в газетах. В те годы это было невозможно. Газеты появлялись, исчезали, каждый месяц меняли название и ни копейки не платили сотрудникам.

Моими любимыми джинсами тогда были рваные, все в дырках, как у Стива Тайлера из «Aerosmith», голубые «Левайс». К 1993 году джинсы истрепались настолько, что превратились во что-то вроде домашнего халата. По крайней мере, из дома в них я старался не выходить: чересчур экстремально.

Мое утро начиналось с того, что я обзванивал редакции, пытался выклянчить хоть несколько рублей. Каждое утро я злился и хотел, чтобы редактора расплатились прямо сейчас.

Как-то главный редактор издания, которое задолжало мне больше других, сказал, что, ладно, уговорил, только пусть по дороге я заеду в Эрмитаж и напишу что-нибудь про открытие тамошней выставки, потому что открывает выставку не хухры-мухры, а наследный принц Бельгии.

То, что мне платили деньги, было настолько невероятно, что, лишь входя в эрмитажный пресс-отдел, я сообразил, что так и не переодел брюки. Работницы отдела смотрели на меня круглыми глазами и не могли поверить, что выглядящий ВОТ ТАК парень… явно необразованный молодой негодяй, через дырки в брюках которого видны не только рыжеволосые коленки, но даже и кусочек ягодицы, хочет быть аккредитованным на столь официальном мероприятии…

Редактор все-таки дал мне денег. Я смог накормить жену и поесть сам. На сдачу я решил купить хотя бы одни более или менее новые джинсы. Приблизительно в то же время, что первые клубы, в Петербурге появились и первые second-hand-ы.

Самые большие «вторые руки» функционировали возле станции метро «Пионерская». Раскладушки с тряпьем занимали площадь, на которой могла бы разместиться Бельгия, наследный принц которой из всего посещения Эрмитажа наиболее отчетливо запомнил мои рваные брюки.

Гуляя по second-hand'y, я после долгого перерыва встретил Олега. Мне было приятно его встретить.

Олег был из тех, кто в момент наступления новой эры совсем не растерялся. Он знал, чего хочет: Олег хотел танцевать. Впервые настало время, когда ему никто не мешал заниматься именно этим.

Милиция не возражала против его видов на будущее. Больше того! Теперь, устав под утро, офицера милиции из охраны клуба можно было послать за холодным пивом, и он бы сгонял.

В те годы в Петербурге на набережной реки Фонтанки располагались несколько сквотов: самовольно захваченных расселенных квартир. Жили здесь художники и музыканты. Именно там проводились первые в стране вечеринки с техно-музыкой.

Для каждого вечера придумывалась особая примочка. То в качестве группы поддержки для ди-джея приглашались настоящие балерины в пачках и пуантах. То одновременно надувались несколько тысяч воздушных шаров, в которые можно было с разбега прыгать и зарываться. Стоимость развлечения — $5. Алкогольные напитки и наркотики просьба приносить с собой.

Девушки красили губы особой помадой, особой, светящейся в темноте помадой… ты заходишь в комнату, а там целая толпа бесхозных губ… юноши танцевали даже в туалете и постоянно забывали свои зеркала с парой дорожек чего-нибудь недонюханного и дорогостоящего.

На танцы приходили все самые светские львы страны. Но даже на их фоне Олег смотрелся звездой. Он выглядел моднее, чем журнал «Птюч». Такой вот парень.

Олег спросил, как дела, и я сказал, что недавно женился. Мне казалось, что он должен за меня порадоваться. Вместо этого Олег сказал, что зря я это сделал.

— Почему зря?

— Ты же не собираешься прожить со своей подругой всю жизнь? Зачем тогда жениться?

— А если собираюсь?

На раскладушках лежали самые модные на свете джинсы. Одни, наименее модные, зато дешевые, я купил для себя. Мне было неудобно платить за эти джинсы в присутствии Олега.

Потом мы выбрались из толпы на пустырь возле метро, и я спросил:

— Ладно я. Я покупаю здесь одежду от бедности. А зачем сюда приходишь ты?

— От модности. У тебя нет денег?

— Есть. Но очень мало.

— Значит, жена скоро от тебя уйдет.

— Почему?

— Или ты от нее уйдешь. Понимаешь, секс невозможно загнать в рамки. Это как цунами… Нужно лечь на волну и плыть. Я меняю девушек довольно часто.

— Ты крутой.

— Нужно слушать свое тело. Оно все делает правильно. А если ты будешь душить собственную энергию, то уже к сорока годам станешь ходячим психозом. Дерганым неврастеником. Даже раньше, чем к сорока.

— Это точно? Что стану?

— Чем меньше в каждом отдельном человеке комплексов, тем меньше зла в мире. Танцуй, онанируй, старайся не мешать другим.

— Онанируй?

— Онанируй! Люби свое тело! Люби тела окружающих! Ты когда-нибудь видел, чтобы человек, который каждый вечер онанирует и меняет по три девушки в неделю, бил лица прохожим? Насилие происходит оттого, что люди женятся, как ты, и начинают душить собственное тело, понимаешь?

Мне нечего было ему возразить. Он скупил все самые модные рубашки на рынке и уехал. Он был высокий, сероглазый и свободный. А я был бедный, женатый и закомплексованный.

То, что денег не хватает, становилось чем дальше, тем заметнее. Иногда мне приходилось действительно тяжко. В такие минуты я думал, что, может быть, Олег прав.

Страна продолжала меняться. Делала она это молниеносно. Год засчитывался за три. Книги Кастанеды, растворимые лимонады «Invite», путч-93, рубашки из флуоресцирующей материи, группа «Иванушки-International», пирсинг, междометие «Йоу!»… к середине десятилетия собственной крышей обзавелись даже бабушки, торгующие у метро горячими булочками.

Один мой приятель как-то под утро возвращался домой и в темной парадной встретил паренька, который спросил, не Лешей ли зовут приятеля. У паренька были черная куртка, черные брюки, черная шапочка, черные ботинки… просто паренек.

Мой приятель рухнул на колени, достал паспорт и зарыдал:

— Я не Леша… я Миша… честное слово!., не убивайте…

К середине 1990-х первый в стране техноклуб «Туннель» превратился в то, во что и должен был превратиться: в чумазую дыру, набитую ПТУшниками и невменяемыми от допингов бандитами. Олег предпочитал ходить не туда, а в пижонский «Планетарий». Он зарабатывал столько, что мог позволить себе не экстази, а реальный кокаин.

Обо всем, что считалось модным и чем, в отличие от меня, занимался Олег, теперь можно было прочесть в русскоязычных глянцевых журналах. Иногда мне удавалось наскрести денег и купить такой журнал. Иногда я встречал там статьи об Олеге.

Если бы даже редактора журналов решили написать обо мне, то про меня в те годы было нечего написать, как нечего написать про бульдозер на свалке, который сегодня… как и годы назад, продолжает вгрызаться в груды мусора… рыть свои ненужные туннели… у которого никогда ничего не меняется.

У Олега все менялось постоянно. Встречая его, я узнавал, что он только что вернулся с Ибицы… или из Индии, где пробовал гашиш и жил в общине одного из местных богов… подружек он менял постоянно… рубашки и обувь — тоже.

Олегу все давалось очень легко, и меня слегка удивляли его темпы. Сколько бы я ни зарабатывал, мне никогда не удавалось жить вот так. Впрочем, возможно, дело было в том, что я женат. В середине 1990-х иметь семью было очень дорогим удовольствием.

Олег доверял своему телу, и тело не подводило: доставляло хозяина именно туда, где стоило находиться. Единственное, чего немного смущался Олег: того, что ни разу в жизни не был в Казантипе.

Журналы утверждали, что до того самого дня, когда будет проведена первая рейв-party на Луне, Казантип останется наиболее модным местом на нашей планете… а вот Олег там не бывал.

В тот момент, когда империя СССР уже гнила, корчилась в агонии, но не желала сдаваться, на мысе Казантип (Азовское побережье Крыма) было решено построить атомную электростанцию. Корпус для реактора возвести успели, но больше не успели ничего.