Кот (сборник)

Из каюты мгновенно все пропали. Послышался крик: «По местам стоять! Корабль к бою и походу приготовить!»

Ах, вот оно что!

Значит, сначала нужно «приготовить» корабль, а потом уже отплывать!

Меня это чрезвычайно заинтересовало. Как же они будут его готовить, и как они будут отплывать? Они будут его включать, что ли, разогревать, или что они с ним будут делать?

Захотелось взглянуть.

Тут я вдруг обнаружил одно окошко, через которое легко можно оказаться в отсеке, заняв наблюдательный пункт.

Отсюда виден вахтенный и слышен голос, рекомендующий им приготовить корабль.

«Осмотреть кабельные трассы, системы ВВД, гидравлики, забортной воды, фильтры ФМТ– 200Г!»

Ну-ну.

А вы знаете, по моим скромным наблюдениям, вахтенный никуда не движется.

Знай себе сидит и докладывает: «Осмотрены кабельные трассы, системы ВВД, гидравлики, забортной воды, фильтры ФМТ-200Г, замечаний нет!»

Странная, однако, у них подготовка.

Не успел я так подумать, как послышался гул, а потом вдруг как ударит по всему телу и по ушам – можно было усраться!

А это – «продули носовую группу цистерн главного балласта».

Я немедленно проверил себя, но моя природная стойкость и все такое прочее…

Словом, все оказалось в порядке, и я сейчас же ощутил всю торжественность момента.

Я, по-моему, даже вытянулся в струнку и затянул про себя шотландский гимн: «Тарам-та-та та-та-рам, тарам-та-та та-та-та-там!» – и в этот момент появилась королева Елизавета.

Точнее, ее призрак.

Думаю, что шотландский гимн она все же не слышала, а то б тут такое началось…

– Дориан! – прошелестела она. – Нам снова нужны деньги! Господство на море стоит много. Флот – дорогая игрушка, но я добьюсь своего, Англия будет господствовать! Сэр! Разденьте пуритан, католиков, евреев! Разденьте всех. И еще. Придумайте, наконец, какую-нибудь общенациональную идею. Ибо для чего еще нужна такая идея, как не для того, чтобы залезть в карман к нации. И больше пафоса, дорогой, больше! Обчищая ближнего, в качестве врага нужно указать на дальнего…

Она исчезла.

Фу-у-у…

Больше всего меня заботит то, что когда-нибудь Дориан не достанет ей денег, а под руку подвернусь я.

Даже дрожь и дыбом шерсть.

Нужно заканчивать петь шотландские гимны.

До хорошего они не доведут.

Ах, читатель!

Заметили ли вы, как изменилось мое письмо? Из спокойного, могучего рассуждения, способного скрасить долгие, завернутые в теплый плед, зимние вечера у камина, оно сделалось коротеньким и очень нервным.

Вот что значит попасть на корабль.

Вот что значит войти в этот сумасшедший… ритм…

– Где мои ботинки?!

Это Шурик – один из нашей каюты. Он вбегает, как ненормальный хватает свои ботинки, обувает их сначала не на ту ногу, а затем на ту и куда-то убегает.

При таких скоростях мне никак не удается ощутить пафос происходящего.

На чем я остановился?

Ах, да! Представляете, так я все-таки иду в море на корабле!

Кажется, я уже говорил, что он еще и под водой плавает.

– Где мои ботинки?!

Теперь это Юрик.

Интересно, они так и будут впредь бегать сначала без ботинок, а потом с ботинками?

Ведь если все время куда-то мчатся, то потом никак не разобраться в своих чувствах.

Надеюсь, они все еще что-то чувствуют.

Да и я тоже чувствую.

Чёрт знает что – тоска какая-то.

Видимо, пора появиться Генриху Восьмому.

– Мой верный друг! – он вышел прямо из шкафа. – Отечество зовет нас исполнить наш долг. Нам есть чем гордиться. Нам есть что защищать. Обнажим же наши мечи. Склоним головы. Помолимся. Сначала Англия, потом весь мир!

А что скажет Наполеон?

– Мой маршал! Отечество может быть только в прошлом и в будущем, но никогда в настоящем. Революция похожа на любовь. Ожидание ее сродни сердечному томлению. Ее приход – половой акт, где девственнице позволено сделать выбор между болью большой и не очень большой. Я был вынужден уничтожить всех своих соратников – они помнили мое революционное детство. Я уничтожил их, чтоб родились маршалы Франции. Это они перенесли Отечество из прошлого в будущее. Они перенесли, а думал за них – я.

Все пропали, а я ощутил легкое покачивание – мы оторвались от пирса.

Ну, что ж, в море, господа!

Дайте же мне вытянуться в струнку!

Дайте же мне замереть! Барабаны, вперед! Горнист, играй «Зарю»!

Грудь моя переполняется…

Только бы опять не запеть, а то появится какая-нибудь тень Ришелье – что мне с ней потом делать?

Да.

Теперь самое время поговорить про прорезиненный анус.

Интересное, знаете ли, получается дело: как только вокруг тебя разворачивается некоторая торжественность – так сразу же тянет поговорить о чем-то не совсем обычном.

Например, об анусе. Пушкин называл его «афедроном».

И я думаю, что это нормально. И то, что он – анус, и то, как называл его Пушкин.

Просто невозможно долгое время существовать в состоянии повышенной томности. Все время тянет снизить накал страстей в пафосе происходящего.

Так вот про анус, в недалеком прошлом афедрон!

Он – неотъемлемая часть моих теперешних товарищей по каюте.

Помните, я обещал им заняться?

И, прежде всего я хотел сообщить, почему считаю его прорезиненным.

Это очень просто.

Я считаю его чрезвычайно выносливым и износостойким, а пределом выносливости и износостойкости мне представляется только резина.

Некоторые найдут эти мои рассуждения чересчур тривиальными, подозревая меня во всяких скабрезностях, но я буду стоять на своем: только резина.

Видели бы вы, сколько ее здесь. Она полностью покрывает корабль снаружи, и ее тьмущая пропасть внутри: амортизаторы, прокладки, перчатки, коврики, шланги, оплетки – она всюду. По ней ходят, рядом с ней едят, на ней спят. Здесь она – земля, вода, воздух.

Именно поэтому я полагаю, ее можно использовать, образовав прилагательное для описания выносливости и стойкости ануса моих сегодняшних собратьев. Он, судя по выражению их лиц, много чего претерпел.

И прежде всего речь идет о падениях.

Вы просто не представляете себе, сколько раз в день они падают!

А все оттого, что на ногах они носят кожаные тапочки, а те, чуть где вода, скользят, как салазки, и потом – хлоп!

Позвоночник бы давно высыпался в трусы – как здесь говорят, – если бы не известные свойства их удивительного зада. Именно из-за этих свойств их продолжают снабжать тапочками на кожаном ходу.