Спи, бледная сестра

— Глоток бренди, Эффи?

Я покачала головой. Моз щедро плеснул в стакан темной жидкости и осушил его одним быстрым привычным глотком.

— Это чтобы отметить, — пояснил он, вновь наполняя стакан. — Ночью ты была великолепна, дорогая.

Ночью?

Вид у меня, вероятно, был озадаченный, потому что Моз еще шире оскалился и насмешливо поднял стакан.

— Понимаю, ты смущена, милая, — поддразнил он. — Как некрасиво с моей стороны вообще упоминать об этом. Как бы то ни было, именно благодаря твоему восхитительному представлению Генри у нас на крючке. Ты должна проявить лишь каплю терпения, и он будет наш. Твой, — выразительно поправился он, опрокинув в рот остатки бренди. — Целиком и полностью.

Чутье подсказало мне, что потерю памяти от Моза лучше скрыть. Мне нужно было время подумать.

— Ты хочешь сказать, что план сработал?

— Еще лучше, — заявил Моз. — Генри все проглотил: крючок, лесу и даже грузило. Больше того, Фанни говорит, Марта его сразила наповал. — Он как-то странно подмигнул мне, будто на что-то намекая. — Еще пара недель, и мы заставим дорогого Генри выложить нам любую сумму.

— Вот как? — Я начинала понимать, что к чему. — А как же я? Ты сказал…

— Терпение, моя дорогая. — Его улыбка показалась мне чересчур хитрой. — Дай мне пару недель, чтобы над ним поработать. Потом, с деньгами… Ты бы не хотела пожить во Франции, дорогая?

Я озадаченно уставилась на него:

— Во Франции?

— Или в Германии, или, если хочешь, в Италии. Говорят, в Италии большой спрос на художников.

— Я не понимаю. — Я чуть не плакала. Чудовищное ликование сквозило в его улыбке, он походил на тролля.

— Конечно, Генри может не дать тебе развода, — безжалостно продолжал он. — Так что, возможно, ты никогда не сможешь вернуться домой. Но ты ведь не будешь скучать? И по тебе, думаю, скучать никто не будет? Я прошу тебя стать миссис Моз Харпер, глупышка, — объяснил он, заметив мой беспомощный взгляд. — С деньгами Генри мы бы смогли весьма недурно устроиться, да и мои картины будут приносить доход. Конечно, скандала не избежать, но к тому времени ты уже будешь далеко — да и какая тебе разница?

Я продолжала безучастно смотреть на него. Я казалась себе заводной игрушкой с неисправным механизмом, наделенной способностью двигаться, но застывшей в глупой тишине.

— Ну, — протянул Моз после долгой паузы. — Ты сбила с меня спесь. Я-то думал, я мужчина обаятельный… Но теперь вижу, что ты скорее сбежишь с пряничным человечком.

— Нет. Я… я никогда не думала… я не представляла, что смогу освободиться от Генри, особенно после того, как ты сказал… — У этих незнакомых слов был металлический привкус, они протискивались сквозь зубы с отчаянной силой.

— Эффи, не важно, что я сказал. Я говорил, что люблю тебя, помнишь?

Я молча кивнула.

— Я также понимал, что в моем теперешнем финансовом состоянии у меня нет возможности жениться на тебе.

Меня в любой момент могли бы посадить в долговую яму. Что дал бы тебе такой брак?

— Поэтому ты…

— Поэтому я тебе солгал. Сказал, что не хочу жениться на тебе. Это было больно — но не так больно, как если бы я сказал правду. — Он ободряюще улыбнулся и обнял меня за талию. — Но теперь, если я смогу убедить Генри поделиться частью своего богатства, нам на всю жизнь хватит. К тому же Генри кое-что тебе должен за все те страдания, что он причинил.

Звучало убедительно. Я позволила вовлечь себя в радостную фантазию на двоих, нарисованную умелой рукой Моза: мы живем в Париже или Риме, или Вене, и Моз зарабатывает кучу денег, продавая свои картины, а Генри Честер — смутное воспоминание.

Но мысли о прошедшей ночи («твое восхитительное представление») беспокойно мельтешили где-то на краю сознания, отвлекая меня. Я словно была где-то далеко. На мгновение закружилась голова, и я схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. Потом нахлынули образы (или воспоминания?), резкие, сбивающие с ног, как чистый джин…

Я снова была в своей комнате, собиралась ложиться спать, зажав под мышкой любимую куклу. В углу у окна на легком сквозняке покачивались шарики, которые Мама купила ко дню моего рожденья. Я была весела и счастлива, но в то же время неясно беспокоилась и угрызалась, потому что Тот увидел меня на лестнице. И хотя Тот казался довольно дружелюбным, я знала, что Мама не хотела бы, чтоб я приглашала его в свою комнату.

Я отогнала воспоминание, резко тряхнув головой, и на секунду мир встал на место, вновь ясный и четкий. Потом все завертелось, и я снова очутилась…

в той комнате с (отшельником) Плохим Дядей, но теперь я не боялась. Во рту был соленый медный привкус, и я не сразу поняла, что это ненависть. Но (Генри) Плохой Дядя смотрел на меня, и я томно прищурилась, как египетская кошка, и с улыбкой кивнула, как китайский болванчик. Плохой Дядя не узнал меня (Генри не узнал меня), скоро я стану сильной…

Видение вдруг рассыпалось в звонкий бессвязный калейдоскоп отрывочных сцен, воспоминания рвались наружу, во все стороны, возник какой-то звук — еле слышное бормотание, постепенно нарастало, становилось все громче, пока не превратилось в маниакальный вой, стенание на самой грани рассудка. И в этом вое я различала слова, мысли, отчаянные вопросы и бесформенные ответы. Мой разум бессмысленно бился в утыканную шипами стену звука, пытаясь не слышать, не вспоминать.

(буду ли я летать или)

(нет мамочка плохой дядя не пускай плохого дядю нет) (жалить жалить жалить жалитьжалитьжалитьжалитьжа…)

(это был генри генри убил ее генри убил) (марта)

(я это была я но я вернулась я теперь вернулась) (о мы теперь повеселимся мы научимся жалить маленькая сестренка мы будем) (летать?)

(потому что генри убил мою…)

(марта)

(марта)

(марта)

Истошный вопль, рой ос в пламени, лезвием по глазам разума. Я смутно чувствовала, как руки царапают мое лицо, как голос — мой собственный — кричит сквозь свист безумия:

— Нет! Уходи! Уходи! Уходи! Это Эффи! Эффи! Эффи! Эфф… — снова и снова повторяя мое имя.

Потом я услышала в голове голос Фанни, голос моей матери, моего якоря, моего друга. В бреду мне стало легче, я расслабилась, и все стихло. Казалось, ее руки ласково перебирают мои волосы, рассеивая страхи.

(шшш все хорошо малышка все хорошо тебе не нужно ничего помнить)

(но Фанни в моей голове кто-то был и я была)

(шшш теперь недолго пока мы не разберемся с генри)

(но я)

(шшш к тому же тебе это нравится тебе этого хочется) (…?)

(он и тебя обидел и тебя испугал теперь у тебя будет подруга она поймет) (марта?)

(не бойся мы понимаем мы можем помочь тебе мы любим) (любите?)

(о да впусти меня я так люблю)

Представьте, как снежинка опускается в глубокий колодец. Представьте, как хлопья сажи падают с тусклого лондонского неба.

(я люблю)

(я…)

Потом — ничего.

Бедный Моз! И бедная Эффи. Чего-то подобного следовало ожидать. Я очень старалась заставить Эффи забыть все, что она делала в состоянии транса, — ей бы это лишь навредило. Но оказалось, что моя власть над ней куда слабее, чем я думала. Многие верят, что настоящий гипнотизер способен заставить человека сделать почти что угодно — это неправда. Марта была Эффи во всех смыслах, или, если хотите, Эффи превратилась в Марту. Мне нравится думать, что они с моей Мартой были каким-то образом связаны — возможно, благодаря их общему опыту с Генри. Мне нравится думать, что Эффи была наделена даром ясновидения и моя Марта могла говорить со мной, прикасаться ко мне через нее… Но я осознаю, что голос разума говорит другое. Этот злорадный ледяной голосок говорит, что Марта родилась благодаря внушению и зависимости Эффи от опия, что она видела лишь то, что я хотела ей показать, и действовала только по моим указаниям. Может, и так.

Голос разума чем-то напоминает мне голос Генри Честера — слабый и раздражительный. Я вам вот что скажу: сегодняшняя наука — это вчерашняя магия, а сегодняшняя магия может завтра стать наукой. Любовь — единственная постоянная в этом суровом рациональном мире, любовь и ее темная половина, ненависть. Можете мне не верить, но мы вызвали Марту, Эффи и я, из любви и ненависти, мы приютили ее, и она позволила нам взглянуть на тайну. Вы можете думать, что я просто использовала Эффи — уверяю вас, это не так. Я люблю ее как собственную дочь, и знаю, что они обе — два лица одной женщины. Все вместе мы — три в одной, Эринии, неразделимые и непобедимые, связанные любовью. Это любовь подсказала мне заставить Эффи забыть то, что я ей показала, и любовь снова привела ее к нам, когда она нуждалась в матери и сестре. Я знала, что когда-нибудь это случится. Просто это случилось раньше, чем я думала.