Больница Преображения

н. Он видел уже, что сдает; Секуловский словно меткими выстрелами дырявил разговор.

- Все имеет. Нога, конечно, ближе, ибо вы можете прочувствовать ее двояко: первый раз с закрытыми глазами, как "осознанное чувство обладания ногой", а второй раз, когда на нее взглянете, коснетесь ее, - иными словами как вещь. Увы, любой другой человек всегда вещь.

- Это чистейший абсурд. Не хотите же вы сказать, что у вас никогда не было друга, что вы никогда не любили?

- Ну, вот мы и приехали! - закричал Секуловский. - Разумеется, все это было. Но близость-то тут при чем? Никто не может быть мне ближе, чем я сам, а я порой так далек от самого себя...

Поэт прикрыл глаза; сделал он это с таким усилием, словно отрекался от всего мира. Их беседа походила на блуждание в лабиринте. Стефан решил взять дело в свои руки и выложить самое заветное. Можно будет позабавиться.

- Мы говорили о литературе. Вы слишком односторонне выхватываете слова и переиначиваете подробности...

- Валяйте смелее, - поощрил его поэт.

- Между тем художественное произведение - дитя традиции, а талант умение нарушать таковую. Я приемлю не только реализм; хорош любой литературный стиль, если только автор хранит верность внутренней логике произведения: кто однажды заставил героя пройти сквозь стену, тот должен делать это и дальше...

- Извините, но... зачем, по-вашему, существует литература? осведомился Секуловский тихо, словно сквозь дрему.

Стефан еще не кончил свою мысль, и вмешательство поэта совершенно сбило его с толку, он потерял нить.

- Литература учит...

- Да-а-а? - протянул поэт. - А чему учит Бетховен?

- А чему Эйнштейн?

Стефана охватила досада, граничащая со злостью. Секуловского явно перехвалили. Чего ради он должен его щадить?

Поэт тихо смеялся, очень довольный.

- Естественно, ничему, - сказал Секуловский. - Он забавляется, дорогой мой. Только не все об этом знают. Если давать собаке колбасу, зажигая при этом лампу, через некоторое время собака начнет выделять слюну, увидев свет. А если человеку показывать чернильные каракули на бумаге, немного погодя он скажет, что это - модель беспредельности Вселенной. Все это физиология мозга, дрессировка, не более того.

- А что является колбасой для человека? - быстро спросил Стефан, ощущая себя фехтовальщиком, который нанес точный удар противнику. Но Секуловский не замешкался с ответным ударом.

- Эйнштейн - колбаса или еще какой-нибудь достойный авторитет. Разве математика - не разновидность интеллектуальных пятнашек? А логика, эти шахматы со строжайшими правилами? Это же как детская игра с веревочкой, которую двое ловко снимают с пальцев, всячески переиначивают, а под конец возвращаются, к исходной точке. Известно ли вам доказательство Пеано и Рассела [Пеано Джузеппе (1858-1932) - итальянский математик; Рассел Бертран (1872-1970) - английский философ и математик], что дважды два четыре? Оно занимает печатную страницу алгебраических формул. Все развлекаются, и я развлекаюсь. Может,