Рассказы разных лет

Конечно, припомнил отличного летчика-испытателя фирмы «Боинг» Нормана Ральстона, по кличке Швед, который в 1975 году на собственном самолете перевез А. Белякова, И. Чкалова, наших врача, переводчицу и меня из города Сиэтл на-аэродром Ванкувер. Я рассказал, что мистер Ральстон предоставил мне управление самолетом и критически оценивал качество пилотирования. Все замечания он вносил в заведенную на меня летную книжку. Вспомнил забавный эпизод, связанный с этим. Дело в том, что Норман Ральстон, как весьма известный летчик, состоял членом Атлантического клуба пилотов Северо-Запада США, куда мы были приглашены. В тот день Александр Васильевич Беляков почувствовал себя неважно и остался в гостинице с врачом и переводчицей, а я с Игорем Чкаловым поехал в клуб.

Церемония представления и знакомства была внезапно нарушена шумом, непонятной суматохой, и, повернувшись к окну, я увидел, что с большой скоростью на нас мчится двухмоторный турбовинтовой самолет, приземлившийся поперек посадочной полосы. Некоторые выскочили на улицу. Кто-то кричал: «Швед! Швед!» Теперь мне было видно, что это действительно самолет Нормана Ральстона.

У самого порога здания винты самолета останов^ лись, блистая в закатных лучах солнца. В клуб вбежал мистер Ральстон, по кличке Швед. Он подбежал ко мне, что-то начал говорить, ощупывая карманы куртки и брюк. Затем схватился за голову и выбежал. Вскоре мы услышали, как зашумели пропеллеры и двигатели, увидели мгновенный разворот самолета и его взлет, опять же поперек взлетно-посадочной полосы. Видимо, строгие диспетчеры знали способности летчика Нормана, — его характер и его самолет и разрешали такие поспешные и незаконные действия воздушному виртуозу.

В огромном зале клуба, заставленном по периметру столами с явно чрезмерным количеством крепких напитков и закусок, стоял невообразимый хохот. Я спросил, почему все так развеселились. И мне стали наперебой объяснять, что мистер Ральстон прилетал только для того, чтобы вручить мне пилотскую книжку, а ее не оказалось в карманах куртки и в самолете. Теперь Швед ведет воздушную разведку над штатом Вашингтон.

Снова раздался хохот, зазвенели бокалы. Было решено открыть вечер, так как ждать Шведа, видимо, придется до поздней ночи.

Бравший интервью молодой человек не вытерпел и перебил меня: «А мистер Ральстон вернулся или нет?» — «Конечно, вернулся и действительно преподнес мне летную книжку с лестными оценками за пилотирование его отличной машины». А в конце очень хорошего, сердечного и весьма веселого вечера нам вручили дипломы о том, что мы. с А. В. Беляковым члены Атлантического клуба пилотов Северо-Запада Америки.

«У вас этот диплом сохранился?» — недоверчиво спросил корреспондент «Каламбии». «Как же! Он висит в моем кабинете на видном месте». Я и дальше мог бы продолжить перечень имен знакомых американцев, но по лицу корреспондента видел, что и так список чрезвычайно длинный.

Было видно, с какой радостью репортер выключил магнитофон. Поэтому, перестав перечислять знакомых, я сказал на прощание: «Не смущайтесь, дорогой. Человек создал ножницы не только, чтобы кроить платье, они хорошо режут бумагу и даже железо, а не только магнитофонную ленту…» Паренек заулыбался и быстро скрылся за дверью.

Вскоре за нами заехал Алан Коул, усадил всех в собственный микроавтобус «шевроле» и под звуки радиоджаза повез на свой завод.

На заводе Коула забастовка. У входа небольшая группа пикетирующих, работают только в горячих цехах.

Алан рассказал, что совместно с финской компанией их завод изготовляет зубчатые колеса диаметром от нескольких метров до нескольких сантиметров. Спрос на эти шестерни большой не только в США, но и на заводах Европы, Азии, Африки, Малой Азии и Филиппин. Это объясняется тем, * что их шестерни имеют на зубцах пластмассовые насадки, повышающие износоустойчивость и обеспечивающие бесшумную работу изделий.

В кабинете президента компании много снимков, отображающих перелет экипажа Чкалова в 1937 году и посещения Советского Союза членами мемориального ванкуверского комитета. Из сейфа он достал подлинник моей книги «Чкалов», переведенной американцами.

«Алан, — обратился я к Коулу, — скажи, пожалуйста, почему ты мою книжку хранишь в своем заводском сейфе? Может, лучше ее держать в домике Маршалла рядом с бюстом Чкалова?»

«Боюсь, украдут… Вот если нам удастся выпустить книгу большим тиражом, тогда посмотрим…» В разговор вступил Джесс Фрост: «Американо-советские отношения все более и более превращаются в гонку между просвещенным разумом и катастрофой. Вопрос о том, необходимо ли международное сотрудничество и желательно ли оно, не подлежит обсуждению.

Американо-советское сотрудничество тем более необходимо, что от него зависит общая способность к выживанию…

Недавно я просмотрел обзор, составленный для «Американской ассоциации за прогресс науки». Мистер Лорен Грэхэм опросил 350 американских ученых относительно ценности американо-советских обменов, поставив перед ними вопрос: «Как бы вы оценили ваши результаты сотрудничества с Советским Союзом?» 74 процента дали ответы: «блестящие» и «очень хорошие»…

Сидевший за своим рабочим столом Алан Коул встал, намекая, что затянувшееся обсуждение этой проблемы может сорвать всю сегодняшнюю программу.

Потом положил уникальную книгу в сейф, и мы поехали в муниципалитет города Портленда. Здесь нас встретила женщина лет пятидесяти — мэр почти миллионного города Портленда.

Миссис вежливо пригласила присесть и стала спрашивать о первых моих впечатлениях.

Я сказал, что Портленд выглядит еще мощнее, но извечная его слава — красота роз — сегодня весьма поблекла…

«Продолжает выбрасывать пыль взорвавшийся невдалеке вулкан. И, несмотря на дожди, эта пыль так терроризировала население нескольких штатов, что пришлось эвакуировать легочных больных, в первую очередь страдающих бронхитом и особенно бронхиальной астмой… Конечно, господин Байдуков, город сильно проигрывает от нескончаемых осадков вулкана — розы, посыпанные толстым слоем пепла, почти неразличимы, а у нас, как вам должно быть известно, на днях национальный праздник цветов.

Не знаю, что готовит нам бог, но некоторые болтают: вулкан будет угнетать нас подряд 12 лет! Представляете?!»

На прощание я пожелал мэру города удачи, счастья и процветания.

На улицах шла самоотверженная борьба с пеплом, который смывали дожди и водосмывщики, убирали бульдозеры.

В 18.45 мне необходимо быть у богатейшего американца ливанского происхождения, когда-то исполнявшего по совместительству роль консула Ливана. Его и до сих пор зовут «ливанский консул», и все знают, что это речь идет о Роберте Бинаре. Сегодня в своем доме он устраивает большой прием по случаю появления в Портленде знаменитого комика США. Алан Коул очень просил меня поехать вместе с ним к мистеру Бинару. Я дал согласие, хотя мне было не до комиков и не до смеха, так как в этот момент пришло весьма неприятное известие — нашему телекомментатору в столице США товарищу Дружинину госдепартамент запретил въезд в Портленд и Ванкувер, как в города, закрытые для иностранцев. А это значит, что в день 43-й годовщины перелета из Москвы в США через полюс, 20 июня 1980 года, я не смогу сказать ни слова зрителям Советского Союза с пьедестала монумента, поставленного доброжелательными американцами в 1975 году.

Но ничего не поделаешь, и я сказал Коулу: «Так как? Поехали, что ли, к «ливанскому консулу»?»

Алан Коул обрадовался, и мы вскоре прибыли к довольно невзрачному дому, окруженному красиво подстриженной зеленью, деревьями, цветами.

Мистер Роберт Бинар, смуглый, оживленный, улыбающийся крепыш, встретил нас любезно и познакомил с десятком людей, оживленно беседующих стоя в огромной гостиной. В обычном переводе юмор передать сложно, где жесты, мимика и интонации имеют часто не меньшее значение, чем слова, поэтому я даже не пытался вникнуть в смысл шутливой беседы, которую затеял знаменитый комик.

Однако меня не угнетала низкая контактность с новыми знакомыми — я поражался красоте и изяществу великолепных подлинников редкостных картин древних мастеров, украшавших великолепную отделку помещения. Здесь стояли античные скульптуры высочайшего класса, мебель из редкостных пород дерева в таиландском стиле, кресло из слоновой, кости, множество изумительных антикварных ваз и позолоченных блюд с тонко исполненными портретами и пейзажами. Искусно созданное освещение придавало свежесть и торжественность несметному богатству мистера Бинара. Его профессия — перекупщик ценностей. Видимо, мое восхищение было настолько очевидным, что хозяин дома был тронут или моей простотой, или высокой эрудицией в искусстве. И тут Роберт Бинар взял меня под руку и вместе с переводчиком повел по лестницам. Оказывается, только снаружи дом смотрится как одноэтажное здание, заурядное, неказистое, без всякой привлекательности. На самом же деле в особняке еще два этажа уходят под землю. На нижнем этаже он пригласил нас посмотреть то, что не всем показывается, — удивительные, тончайшей живописи иконы. Я невольно залюбовался ими, хотя сами по себе ни дева Мария, ни Иисус Христос меня совершенно не интересовали. В свое время я учил закон божий, и за проделки преподаватель-поп ставил в классе на горох, а дважды я удостаивался стоять на коленях в церкви на паперти перед всем честным народом.