Рассказы разных лет

На горизонте грозный Амур и Хабаровск. Я их видел последний раз в 1948 году, когда был начальником Гражданского воздушного флота и пытался за 24 часа привести туда пассажирский самолет из Москвы. Ох, как тяжело это было сделать! А сегодня через девять часов полета мы садимся в солнечный полдень на прекрасную посадочную полосу отличного аэропорта.

Здесь нас встречают представитель Хабаровского крайкома партии Александр Григорьевич Янкин, первый секретарь крайкома ВЛКСМ Михаил Анатольевич Новоселов.

Мне нравятся город и его люди. С удовольствием выступаю в самых различных аудиториях.

В тот год неожиданно вышел из берегов Амур.

С горечью осмотрел, что наделал вскипевший Амур, затопив луга, поля, колхозы.

Жители края с помощью военных и гражданских вертолетов и речных судов различного назначения, с привлечением сил частей Советской Армии пытались сделать все возможное, чтобы спасти людей, животных и ценное имущество и материалы.

10 августа нас проводили в Николаевск-на-Амуре.

Там я познакомился с уже немолодым симпатичным директором краевого музея в Николаевске-на-Амуре Владиславом Иннокентьевичем Юзефовым, который, усмехаясь, уточняет: «Истинные зачинщики создания монументов Саша Шумелин, секретарь комитета ВЛКСМ отряда ГВФ, и бортмеханик Леша Романюк.

Это они задумали и нас убедили. И вот результат — генерал Байдуков у нас…»

Я его подначиваю: «А может, я его заменитель, подставное лицо, у которого на всем пути, кстати говоря, никто ни разу не проверил документы…»

Осмотрев порт, я сказал: «Какое богатство в ваших руках: столько Ан-2, вертолетов Ми-4 и Ми-8, самолетов Ан-24!".

Спокойный и рассудительный, первый секретарь райкома В. Ф. Толкачев как-то сказал: «Без мощного Гражданского воздушного флота мы теперь не представляем себе нормальной жизни». Меня это удивило: «Да вы же здесь речники, моряки и лесопромышленники…»

Толкачев: «Нет железной дороги. Ах, как мы мечтаем о ней! Кругом столько богатств! Нужна, нужна именно железная дорога». — «Значит, Амур вас не удовлетворяет?» — спрашиваю Толкачева. «Скоро застынет Амур, и тогда лишь аэрофлотовцы остаются нашими верными и постоянными друзьями…»

В Николаевске-на-Амуре я не был ни разу после посещения его 23 и 24 июля 1936 года, когда город был областным.

Приехали в гостиницу, где расположились все, кто прилетел из Москвы, и те, кто присоединился в Хабаровске.

В номере чисто и уютно. Я достаю будильник, и лекарства из саквояжа, посматривая на кадры, мелькающие в телевизоре, а сам думаю: «Интересно возвращаться в молодость! Пусть врачи говорят, что я уже инвалид и летать мне противопоказано. Пусть! Да я и не спорю. Знаю, что они правы, но мне, как человеку, прожившему почти 75 лет, не жалко отдать даже большой кусок, может, и короткого остатка жизни, чтобы вернуться в прошлое не только мысленно, но и ощутить мгновение молодости физически, посмотрев и залив Счастья, вблизи устья Амура, и находящиеся в нем острова, носящие наши имена, которые во мраке бури и наступающей тьмы я не мог разглядеть как следует 45 лет тому назад с борта низколетящего АНТ-25, который вел Чкалов».

Но долго раздумывать не приходится — уже пора спать…

Снотворное и будильник перебарывают большую разницу во времени. Вскакиваю и после долгой физической зарядки становлюсь по бодрости души и тела прежним московским стариком в этом прекрасном дальневосточном городе Николаевске-на-Амуре.

Я знакомлюсь с городом, выступаю по нескольку раз в день перед его жителями, работающими на предприятиях, перед моряками и речниками, рыболовами, судоремонтниками, авиаторами ГВФ, перед пионерами и студентами.

Но наступило 12 августа 1981 года. Отбываем на острова. Утром вертолеты Ми-8 вернулись — не могли достичь острова Чкалов из-за тумана.

Я предложил плыть на сейнере. Но меня предупредили, что путь будет долгий. «Пустяки! Давайте сейнер, грузите что нужно и отчаливать!» — тороплю я всех.

А сопровождающих теперь очень много — кроме телевизионщиков Москвы и Хабаровска, присоединились руководящие товарищи Николаевска-на-Амуре, затеявшие все.

Наконец мы на красивом серебристом сейнере отходим от причала порта и плывем по широкому раздолью Амура. Многие прибрежные поселки заброшены, это ясно видно в бинокль. Спрашиваю: «Почему все опустело?» объясняют: «Причин много. Главная — мало стало рыбы в Амуре, и рыбакам стало туговато…» Такого объяснения мне мало: «Отчего опустел огромнейший Амур?» Пояснения дают все. Одни обвиняют японцев за их притязания на нашу рыболовную зону и жестокие меры за запрет хозяйничать в наших водах. Кто-то из моряков мне рассказывает, что японцы поставили на большом удалении от установленной нами запретной зоны около ста тридцати тысяч километров сетей на путях входа в реки Камчатки и в притоки Амура лососевых пород, приплывающих из Атлантики через Тихий океан для нереста.

Но японцы не учли законов экологии, нарушили их, а в результате за несколько лет резко упала добыча не только у нас на Амуре и на Камчатке, но и японцы вскоре начали вытаскивать пустые сети, длина которых доходит до 500 километров на каждом сейнере…

Пока мы обсуждали рыболовные проблемы, погода улучшилась и в бинокль были видны густые прибрежные леса. Лиственница, сосна и кедр нависали над берегами реки. Я попросил передать по радио в отряд Аэрофлота, чтобы вылетели вертолеты и сели на остров Чкалов, к которому мы подплывали. Устье Амура миновали, проходили лиман. Сейнер маневрировал, чтобы избежать опасных отмелей. Слева появился темно-зеленый небольшой, но возвышенный остров Беляков. Подумал: «Неужели это бывший Кэос? Тогда он мне показался голой скалой, через которую перекатывались волны. А прошло 45 лет, и этот естественный памятник Александру Васильевичу выглядит совершенно по-другому… Откуда появились террасы леса? Почему остров теперь мне кажется очень высоким?..» Я прошу режиссера Юрия Сальникова и оператора Юру Прокофьева обязательно заснять остров, когда мы полетим на вертолетах.

А вот и остров моего имени. Но все говорят, что в этих краях зовут его остров Байдуков, делая ударение на первом слоге. Мне кажется, такое непривычное произношение моей фамилии можно объяснить влиянием языковых особенностей'эвенков и гиляков, которые вместе с русскими жили в 1936 году на этом острове. В бинокль видно, что, словно после боя, консервный завод разрушен, жилых домов в полной сохранности мало.

«Что здесь случилось?» — спрашиваю руководство. Отвечают: «И ваш остров разорило безрыбье. Консервный завод с устарелым оборудованием пришлось бросить. Большинство жителей, рабочие, уехали к нам, в город Николаевск, а меньшая часть ушла в тайгу, промышлять зверя…»

Подошли к острову Чкалов. «Черт меня задери! Язви меня! Да разве это остров Удд?» — думаю я, вступая на землю моего друга, товарища и командира.

«Где же домики? Их штук десять мы насчитали в 1936 году». Мне разъясняют: «За 45 лет остров очищался ледяной шугой, не оставляя камня на камне. Был здесь рыбный совхоз, был и рыболовецкий колхоз. Все разбежались… Пока мало рыбы. На острове живет один человек. Он, видимо, в тайге…»

Хожу по острову, где после 56 часов 20 минут полета Валерий Павлович 22 июля 1936 года благополучно посадил АНТ-25 и тем самым спас труды ученых, конструкторов, рабочих, отстоял престиж советских пятилеток, дав понять всему капиталистическому миру, какова все же эффективность первых пятилетних планов и индустриализации Советского Союза на самом деле, а не по Данным «черной» печати… Жалко, что нет уже домика, где мы жили в то лето.

Подхожу к вертолетам Ми-8. Одним командует Анатолий Николаевич Вайцеховский, сам командир отряда.

Другим ведает Вячеслав Александрович Шиндовин. Спрашиваю: «Нравится погода?» Отвечает: «Утром был туман, не могли пробиться к вашим островам. А сейчас красота…»

Узнав, что сейнеры будут перевозить грузы мемориала не менее получаса, я предлагаю, кто желает, слетать на свой остров и хорошо осмотреть остров Чкалов с воздуха.