Женщины в игре без правил

л. Мать использовала это в своих целях — «вот ты какой», — но Алка уже понимала: если бы ушла мать, ей тоже было бы легче.

Главное, чтоб не попасть в пересечение потоков их нелюбви. Она не могла объяснить это словами, но уже давно старалась не садиться между родителями, не возникать на уровне их переглядываний.

Сейчас Алку занимал отец и его ненависть. Ибо ее настигло и накрыло нечто похожее. Этот парень смотрел на нее плохо, так смотрел отец на маму, но те просто достали друг друга, а ей-то за что?

Ну конечно, там, в лесочке, она была не очень чтобы очень. Но ведь это он на нее пялился в деликатной ситуации. Ну ладно, пусть . Пусть она не права. А на берегу?

Что она такое сделала, чтоб так ее ненавидеть и спихнуть в воду? Да, конечно, она над ним посмеялась, но не могли же они всерьез это принять? Но если нет причины ненавидеть, а ненавидят, то должно быть что-то надпричинное?

Его ненависть сжигала Алку изнутри, ей хотелось исторгнуть ее из себя, а бабушка спросила:

— Детка, тебя тошнит?

— Нет, — ответила Алка.

— Почему же ты все время сглатываешь?

— Я? Сглатываю? С чего ты взяла? Уже собственной слюной нельзя подавиться.

— Ты давишься? — не унималась бабушка.

— О Господи! Я не давлюсь. Меня не тошнит. Я просто сижу и пережевываю мысли.

— Ну, это не смертельно!

«Бабушка! — думает Алка. — Ты дура! Ты ничего уже не понимаешь. Сегодня у Алки Черный День Ненависти, а это, дорогая бабушка, покруче всех неприятностей, вместе взятых. Потому что, бабушка-дурочка, ты не способна понять по причине своей древности, что в человека, который меня ненавидит по-черному, я, кажется, влюбилась. И что-то со мной не так, потому что у меня одновременно с этим умерла гордость, пропало самолюбие, они растворились в тумане, как те самые ежики, и проходит желание жить и дышать, потому что зачем? Зачем это все, если ему нет до меня дела? Умри я завтра, он не то что не вздрогнет (ха-ха!), а скажет: „Это та самая уродка из леса? Так это же хорошо, люди. Уродам нет места на земле, в небесах и на море“. Ты же, бабушка, везешь меня в больницу для лечения, что абсолютно бездарно. Отвези-ка меня лучше в морг. Мое место там».

— Там у них морг, — сказал шофер-приятель, кивая в сторону, — но нам туда не надо.

— Тьфу на тебя, Сережа, — сказала бабушка.

Алка же закричала не своим голосом. Наискосочек от морга, прячась за выступ в стене, стояла Елена. Алка подумала, что у нее галлюцинации, потому и закричала, а бабушка не закричала, а, наоборот, обрадовалась. Не сообразив ничего толком, она посчитала, что Елена узнала каким-то образом об их поездке и теперь их встречает.

Ум за разум у Марии Петровны зашел прилично.

Елена даже дошла до проспекта Мира и уже свернула к метро, как ноги ее понесли обратно. «Морг — единственное место, — подумала она, — куда он вернется. Если он не захочет меня видеть — пусть. Я уйду. Но если захочет, ему не надо будет меня искать. Я буду рядом».

То, что из машины к ней идут мать и дочь, было полной фантасмагорией,