Холодная гавань

Вскоре он сидел среди незнакомых людей в старом придорожном кабаке, где провел немало времени со своими заводскими дружками-приятелями еще в те уныло-безнадежные годы, когда он жил в отцовском доме. Он испытывал острую потребность в виски, но предпочитал не доверять собственным желаниям: в такую минуту пиво было самым правильным решением, и если очередная бутылка не доводила тебя до нужной кондиции, всегда можно было заказать еще.

— Господи, я ударил свою жену, — повторял он шепотом, всякий раз быстро озираясь, дабы убедиться, что никто ничего не расслышал. И снова с благодарностью отдавался во власть пива.

Подобные часы раскаяния можно было спокойно вынести, пока он знал, что он здесь один, без посторонних глаз, и что снаружи его ждет машина, верный, заботливый товарищ. Когда он достаточно нагрузится и захочет спать, она доставит его домой.

Однажды среди лета, когда закончится война и восстановятся запасы бензина, он махнет через всю страну, до западного побережья, — без спешки, осматривая по пути все достопримечательности. Это была красивая, мощная, свободолюбивая идея, но, прежде чем его воображение могло ее развить, ему следовало разрешить один вопрос в своей затуманенной пивом башке: кто будет сидеть рядом с ним в машине? Рейчел с ребенком? Мэри с Кэтлин?

Он уже почувствовал себя достаточно сильным и свободным, чтобы практически сразу сделать свой выбор. Если они его примут — а почему нет? — то вот его ответ: Мэри с Кэтлин.

Сила и свобода заключаются в том, что ты знаешь, чего хочешь, — всем известный постулат, — и вот теперь Эван Шепард, сидя в баре, ощущал это каждой своей клеточкой. Глядя на собственное отражение в зеркале, он кивнул себе с трезвой серьезностью, готовый признать, что легко не будет. Путешествие через всю Америку будет сопровождаться печалью и смятением чувств — на каждом повороте, с риском вышвырнуть в кювет, его будут подстерегать навязчивые мысли о Рейчел и ребенке, но этим мыслям, он знал, со временем придется отступить в прошлое. Потому что у него право преимущественного проезда.

Рейчел справедливо полагала, что к утру он вернется, а пока ей предстояло пережить эту ночь. Лежа в постели, она плакала урывками, словно слезы были роскошью, которую она пока не могла себе позволить, и в одну из таких пауз она услышала на лестнице шаги старого, надломленного человека. Слыша, как Глория уходит по коридору и закрывается в своей комнате, она поняла, что ей надо встать и пойти к матери со словами утешения, со словами, как ей жаль, что все так вышло. Это не трудно — Дрейки всегда отличались умением восстанавливать отношения после слезных извинений и выражений любви, — вот только придется немного подождать, потому что младенец проснулся.

Она протерла его мокрыми салфетками и припудрила тальком и поменяла ему подгузник, а потом взяла к себе в кровать, чтобы покормить. И, еще не дав себе в том отчета, глядя, как эта кроха хлопочет лицом и хватает ее за грудь, она начала говорить с младенцем, как будто он мог что-то понять.

— Ты мое маленькое чудо. Ты мое солнышко. Ты моя звездочка. А сказать тебе, кем ты станешь? Ты станешь настоящим мужчиной.