Еще един год в Провансе

Он замолк, уставившись мимо меня в прекрасное ресторанное видение желанного будущего, а я поджал губы, дивясь, как он найдет время или возможность умереть во время столь сложного, ответственного мероприятия, требующего максимальной сосредоточенности, концентрации внимания и усилий. Он слегка улыбнулся и вернулся к описанию своего прощального банкета.

— Так оно и пойдет дальше. Съели мы все, выпили, честь по чести, по-королевски, смеялись, болтали, врали насчет побед над красотками, осушили последнюю бутылку. Но до вечера еще далеко. Мы никуда не торопимся. Еще стаканчик-другой, чтобы желудку помочь, и что может быть для этого лучше, чем коньяк тридцать четвертого года, года моего рождения? Я поднимаю руку, чтобы подозвать официанта, и тут — паф!

— Паф?

— Crise cardiaque, разрыв сердца, смерть на месте. — Мариус наклонился вперед, ввинчивая в меня взгляд. — Я умираю с улыбкой на лице. — Он подмигнул. — Потому что Бернару придется оплатить ланч.

Он резко откинулся на спинку стула.

— Вот это смерть!

В тот же день, уже вечером, я с собаками вышел на плато Клапаред над Боньё. Трехчетвертная луна взошла на востоке на темнеющем небе, на западе еще не закатилось солнце. Воздух теплый и сухой, пряный от запаха sarriette [94], зацепившегося за землю, нанесенную в скалные расщелины. Шумит ветер, о человеке напоминает лишь остаток старой каменной стены, заросшей кустами. Пейзаж не менялся сотни лет, может, тысячи. Отрезвляющее напоминание о быстротечности человеческой жизни.

Вспомнил я о стадвадцатидвухлетней мадам Кальман с ее пудами съеденного шоколада и несметными кубометрами табачного дыма, о всевозможных панацеях многих местных экспертов в области здоровой и долгой жизни — а кто здесь не эксперт! Чеснок поедать головками, ежедневная столовая ложка жгучего перца и запить стаканом воды, отвар лаванды, оливковое масло «до», «после» и «вместо»… К моему большому разочарованию, ни один из знатоков не упомянул гусиный ливер, foie gras. Но, с другой стороны, ни один из них не указал на необходимость еще более важного ингредиента, joiedevivre, способности радоваться самому факту существования. Вы можете видеть, слышать, ощущать радость где угодно. Удовольствие от игры в карты в кафе, веселая перепалка на рынке, смех на сельском празднике, жужжание голосов в ресторане в преддверии воскресного ланча… Если и есть формула долгой и счастливой жизни до глубокой старости, то формула эта проста и стара как мир: ешь, пей, веселись. Прежде всего — веселись, радуйся жизни.

Открытие масла

Я родился в Англии во время, мрачное для гастрономии. Все вкусное и питательное рационировалось, выдавалось по карточкам, а чаще и вовсе отсутствовало. Сливочное масло и мясо отмерялись унциями, счастье нам выпадало лишь раз в неделю. Свежее яйцо означало праздник. Картофель мы видели лишь в виде порошка. Называли его РОМ, его следовало разводить водой до состояния какой-то сероватой слизи. Когда в возрасте шести лет, уже после войны, я получил в руки свой первый в жизни банан, я не знал, как его «раздеть». О шоколаде мы только слышали. Об оливковом масле даже и не подозревали.

Когда оно впервые прибыло в Англию, на него смотрели как на какую-то экзотическую небывальщину с «неправильного» берега Канала, неприменимую ни с рыбой, ни с картофелем, ни с говядиной. Ни с йоркширским пудингом, прошу заметить. Если какая-нибудь хозяйка решалась испробовать новинку, купить ее она могла лишь в аптеке, в сети «Бутс те Кемист». Здесь, на полках, рядом с микстурами от кашля и кремами от мозолей, зубочистками и зубными эликсирами, притираниями и шампунями от перхоти иной раз пылилась и небольшая бутылочка, немногим крупнее лекарственного пузырька, на этикетке которой значилось: «Оливковое масло». Все дальнейшие подробности опускались. Ни страны происхождения, ни имени изготовителя, ни плантации, на которой выросли оливки, и, уж конечно, без указания о девственной чистоте продукта, указания, вызывающего в воображении англичанина фривольные ассоциации. Спросом оливковое масло не пользовалось.

В наши дни оливковое масло, более двух тысячелетий распространенное лишь на юге Европы, завоевало популярность и на севере, в тех холодных серых странах, где оливковые деревья не приживаются. Оно пересекло и Атлантику, хотя первое применение оказалось курьезным и обескураживающим. Оливки бросали в ледяной джин, заставляли их содрогаться в глубинах «Мартини».

К счастью для нас всех, мир стал более цивилизованным. Все еще можно найти оливки и в баре, но давно уже проникли они на кухни, а затем и на столы модных ресторанов, из тех, что предъявляют своим посетителям отдельную карту минеральных вод. В этих очень уважающих себя заведениях шеф назовет вам выбранное масло по имени, а во многих домашних кухнях «экстра-девственное» давно стало непременной составляющей всевозможных салатов. Рюмашки крепкого спиртного для аппетита уступили место блюдцам оливкового масла, которое вымакивают хлебом. Увы, вскоре неизбежно наступит момент, когда снобы начнут отсылать блюдце с привычным тосканским frantoio [95] и требовать взамен менее известного — стало быть, и более модного — из-под Толедо.

Это широкое распространение оливкового масла должно радовать ваше сердце и ваши артерии, а также ваши вкусовые рецепторы. Доктора в один голос — они ведь всегда обо всем в один голос — уверяют, что без оливкового масла вам крышка. Оно и пищеварение улучшает, и поражает подлый холестерин, оно замедляет старение кожи, связок, даже, говорят, препятствует возникновению некоторых видов рака. Иначе говоря, вреда от него нет, можно поглощать его, не опасаясь косых взглядов широкой общественности, и мировое потребление оливкового масла на подъеме.

Но все эти отрадные тенденции мало радуют производителей оливок и оливкового масла в Провансе. Ведь по-прежнему чаще всего лучшим считают оливковое масло из Италии. Италия производит четверть всего объема оливкового масла Средиземноморского бассейна. Итальянцы — Режи рекомендует их исключительно как «этих тосканских пустозвонов» — весьма широко и остроумно рекламируют свою продукцию. На Прованс же приходится не более трех процентов средиземноморской продукции, и в средствах массовой информации о прованском масле мало что услышишь.

Я откопал эти цифры, потому что несколько лет назад у меня зародилась мечта. Однажды солнечным утром, не в состоянии оторвать глаз от оливковых посадок на склоне холма, я подумал: какое блаженство — любоваться рощицей оливок, пусть даже крохотной, каждый день, возле своего дома. Я наслаждался доисторической вязью стволов, щедрой густотой ветвей, игрой цвета и светотени в листьях. Свежий ветерок гонял по кронам перемежающиеся волны густой зелени и серебристо-серого тумана.

Это зрительное восприятие оказалось прелюдией моей долголетней связи с оливками. С годами я к ним пристрастился. И к натуральным, с дерева, и в виде тапенады, черной маслянистой пасты поверх перепелиных яиц, в пирогах и салатах, в мясных блюдах, со свежим хлебом. На оливковом масле мы готовим первые и вторые, в нем храним козьи сыры, а недавно я приучил себя к столовой ложке масла натощак, перед завтраком. Старейший, древнейший вкус, не менявшийся на протяжении тысячелетий!

Мысль о возможности любоваться собственным оливковым садиком в нескольких шагах от дома настолько овладела моим воображением, что я упустил из виду очевидную проблему. Деревьям, которыми я восхищался, узловатым, морщинистым, вневременным ветеранам, никак не меньше сотни лет. Высади я возле дома тоненькие пятилетки — потребуется еще сотня лет, чтобы насладиться результатом. Конечно, я по натуре оптимист, но природа весьма прохладно относится к исключениям.