Портрет дамы(СИ)

- Мне велено передать многоуважаемому Буллу, что трое путников покинули Александрию и направляются в Кесарию, возможно сейчас они пересекают пустыню, - Муса изобразил поклон и глубокое почтение.

- И это все? - спросил монах. - Что мне с того, что трое глупцов сейчас идут через пустыню?

- Если многоуважаемый Булл изволит добавить еще две монеты, то...

- Бог с тобой, - перебил его Булл, - вот тебе еще две монеты, говори все, что знаешь.

- Одному из них, странствующему художнику, известный всему миру суфий Аль Фарад вручил ларец с рукописью, которая заинтересует многоуважаемого Булла.

- Это все? - спросил монах.

- Все, - ответил Муса.

- Тогда бери монеты и проваливай! - Булл отдал деньги погонщику мулов, тот вежливо поклонился и ушел.

Однако Булл, поднимаясь от ручья к поселку, заметил, что Муса не ушел, отойдя на некоторое расстояние, он вновь приблизился к ручью, погонщик явно не спешил уходить и ждал еще кого-то. Булл затаился и стал наблюдать за Мусой, и вскоре увидел, как другой монах, по имени Августин, встретился с погонщиком мулов, и, судя по тому, сколько раз Августин опускал руку в карман своей рясы, Муса рассказал ему, возможно, даже несколько больше, чем Буллу. Чьим осведомителем был этот монах, Булл не знал, он стал следить за ним по возможности так, чтобы тот не заметил пристального внимания к своей персоне.

Булл исправно молился, исправно выполнял все работы, которые ему поручали, и слушал, слушал все, о чем говорят братья, наблюдал, кто с кем встречается, кто отлучается из поселка и по какой нужде, смотрел, слушал и делал выводы из обрывков фраз, подслушанных разговоров и действий братьев, настоятелей и паломников. Так он выяснил, что трое монахов, по поручению Августина, отлучались на длительное время для того, чтобы перегородить камнями дорогу, ведущую к оазису. Для тех, кто не впервые следует этим путем через Синайские горы, подобная преграда не сможет стать роковой, но тот, кто первый раз пересекает пустыню, может сбиться с дороги, уйти в сторону от оазиса и погибнуть, так и не добравшись до источника воды. Булл понял, те, кому служит Августин, решили погубить бродячего художника и его друзей и завладеть рукописью, его же задачей было обеспечить безопасный путь этих странников до самой Кесарии, но как он мог это сделать?

Булл постоянно жил в поселке и никогда не приходилось ему бродить по пустыне, но караваны с товарами частенько приходили в Лариш, они привозили различные товары, которые приобретали и монахи для скромной, нетребовательной, безразличной к роскоши монашеской жизни, с ними приходили и паломники, направлявшиеся в святые места. Булл подробно расспрашивал караванщиков о пути, о тех трудностях, которые приходилось им преодолевать, возносил молитвы, прося Господа оградить странствующих от бед и напастей. И хотя не все караваны вели те, кто исповедуют христианскую веру, и мусульмане, и иудеи не возражали, чтобы христианский монах помолился за них, трудные, суровые условия пути объединяли людей, несмотря на различие религий.

Караванщики, подходя к оазису, высылают вперед такшифа, гонца, который оповещает жителей оазиса о том, что идет караван, и те встречают путников на расстоянии четырех дней пути до оазиса, привозят еду и воду, провожают путников до места, где те могут отдохнуть и набраться сил. Когда такшиф караванщика Абу Али прибыл в Лариш, Булл передал просьбу караванщику, присовокупив к ней мешочек золотых монет, чтобы тот вел караван к оазису не прямым путем, а через горы, по старому высохшему руслу, где трое путников сбились с дороги и ждут помощи, без которой погибнут, затерявшись в безжизненных горах.

Просьба, переданная через такшифа караванщику, обошлась Буллу не только тем золотом, что подарил он Абу Али, для того, чтобы караван смог проделать этот путь, Булл закупил у местного населения дополнительные запасы пищи, бурдюки для воды, нанял семь мулов, чтобы доставить караванщику все, что потребуется для более длительного пути, чем тот, по которому должен был следовать караван. Стоило это немалых денег, но тамплиеры щедро обеспечивали своего информатора, требуя при этом строгий отчет о расходовании полученных средств.

-- Кесария

Гаральд и его спутники очутились в городе, много веков назад построенном Иродом Великим на месте небольшого финикийского поселения, Стратоновой Башни, и названным в честь кесаря Октавиана, подарившего это селение иудейскому царю. Но Ирод не был бы Великим, если бы не прославился строительством великолепных храмов и городов, и здесь, на месте Стратоновой Башни, он построил богатый портовый город, с молом, отгородившим уютную гавань от свирепых морских волн, высокими крепостными стенами и башнями, с широкой площадью для веселых народных гуляний.

Главным сооружением города был, конечно же, порт; два мола, северный и южный, с двух сторон охватывали бухту, в которой могли разместиться до трехсот пятидесяти судов. Высокие крепостные стены из серого камня поднимались из самой воды, мощные башни смотрели на море мрачными глазами бойниц, а на площади, у самого порта, где когда-то, по великим праздникам, шумели народные гулянья, расположился пестрый восточный базар.

Одежда путников за время перехода пустыни совсем обветшала и превратилась в лохмотья, и они решили подобрать себе что-либо подходящее на этом шумном, многоголосом торжище. Гаральд и Жак выбрали себе обычные, неброские серые дорожные костюмы, а Жульен приобрел роскошный наряд венецианского купца. Как ни отговаривал его Гаральд от этого, мягко говоря, не совсем удачного выбора, Жульен оставался непреклонен, роскошная, богатая одежда пленила его, как ребенка пленяет красивая игрушка, которая ему совершенно не нужна.

Остановились они, в ожидании попутного корабля, в доме бедного еврея, по имени Бен Гурион, принявшего гостей радушно и ласково, словно своих родственников, которых он давно не видал. И никто из них не мог и предположить, что этот гостеприимный хозяин убогой лачужки регулярно доносит обо всех своих постояльцах коменданту порта, мрачному рыцарю-тамплиеру, уже получившему указание отслеживать все перемещения странствующего художника и его спутников, если они вдруг объявятся в городе.

Оставляя Жака ухаживать за лошадьми, а Жульена готовить пищу, Гаральд ежедневно отправлялся в порт, выяснить, не отправляется ли какое-нибудь судно в Марсель, но время шло, а попутного корабля все не было. Все ждали, что скоро в Кесарию придет неф флота тамплиеров, но для Гаральда было бы не желательно самому лезть в лапы тем, кто за ним охотится, но иной возможности добраться до Марселя пока не предвиделось.

И вот однажды, прогуливаясь вдоль пристани, он заметил знакомый ему дромон, несомненно, это было то самое судно, на котором они отправились в свое опасное плавание, прерванное появлением пиратских галер. Знакомый ему капитан деловито распоряжался разгрузкой дромона.

- Эй, Понс! - окликнул его Гаральд. - Рад видеть тебя живым и здоровым! Как тебе удалось сбежать от пиратов?

- Ба! Да это ты, художник! - отозвался Понс, бросившись ему навстречу. - Тебя ведь продали в рабство! Что, цепи оказались слабыми? Сбежал?

- Сбежал, - ответил Гаральд, - а как удалось убежать тебе, да еще вместе с кораблем?

- Убежать? Да я и не думал бежать! Разве от них убежишь! Меня выкупили, выкупили венецианцы, заплатив за меня и моих людей, а еще и за судно, так что я теперь служу им, венецианским купцам, хозяин щедро платит мне, и я вполне доволен. Когда я был свободным мореплавателем, временами приходилось туго, не всегда удавалось сделать удачный рейс, а теперь за все платит хозяин, и я на него не в обиде. Уж лучше работать на хозяина, который щедро платит, чем быть свободным и перебиваться с хлеба на воду.

- Ну, это как кому, - ответил Гаральд. - А сейчас куда плывет твой корабль?

- Как куда? - удивился вопросу Понс. - конечно же, в Венецию! Сперва на Кипр, потом мимо греческих островов, это гораздо спокойнее и безопаснее, чем плыть мимо африканского берега. Хочешь со мной? Давай! Места хватит и тебе и твоим спутникам, если они, конечно, живы.