Джентльмены

— Придешь ко мне в воскресенье?

— А он уже уедет?

— Не валяй дурака, — раздраженно повторила Мод. — Не думай о нем.

— Рано утром в воскресенье.

— Рано утром, — повторила Мод. — Разбуди меня, позавтракаем вместе.

Уже в подъезде Генри нащупал в кармане незнакомый предмет. Это оказался изящный овальный серебряный портсигар, полный длинных сигарет. На крышке были выгравированы инициалы «В. С.». У нее мания класть предметы в чужие карманы, подумал Генри и закурил «Пэлл Мэлл» из такс-фри. Сигарета оказалась отличной.

Едва проснувшись воскресным утром, Генри быстро оделся, чтобы позавтракать у Мод. Он тихо покинул квартиру, стараясь не разбудить Лео и мать во избежание лишних расспросов.

На улице все казалось ему странным. У станции метро «Слюссен» толпился народ: целые семьи стояли на перроне с корзинами для пикника, утренними газетами, сумками и рюкзаками, дети пинали мячи и вертели скакалки. Генри решил, что все эти люди направляются на обычный воскресный пикник; он давно не вставал так рано в воскресенье.

Пришел поезд, и шумная толпа наполнила вагоны. Генри оказался зажатым в углу по милости старушки, тащившей переполненную корзину с едой и четырех внуков.

— Мы вышли заранее, — сообщила она, заговорщически кивая Генри. — Решили всех опередить.

В вагоне царила атмосфера единодушия отдыхающих. Генри совершенно не понимал, о чем идет речь, кто и в чем мог кого-то опередить. Ему хотелось спать, а поезд так долго стоял у перрона, что он чуть не задремал.

Наконец поезд с черепашьей скоростью двинулся по мосту к Гамла-стану. Внезапно раздался стартовый выстрел, или стартовый сигнал, или как это еще можно было назвать. Город закричал, взвыл, загрохотал и засвистел, отчего Генри мгновенно проснулся. Он не понимал, что происходит, и уставился на залив Риддарфьерден, разинув рот. Каждый свисток в городе выдувал что было сил, и в этом вое было все: и страх, и война, и светомаскировка, и карточная система. Почтенный отец семейства открыл окно в вагоне, чтобы высунуть голову: поезд остановился посреди моста.

— Вас разбудила телефонная тревога? — спросила старушка с корзиной.

— Телефонная тревога? — переспросил Генри.

— Тогда, наверное, радиомобиль, — догадалась старушка, снова заговорщически кивнув. Генри начал медленно догадываться, что происходит. Все это происходило задолго до того, как Генри, одурманенный страстью к Мод, спящий на уроках и бряцающий на пианино до поздней ночи, постепенно превратился в Генри- бульвардье,читателя газет, фланера, распутника и сибарита. В те далекие времена Генри шагал вовсе не в ногу со временем и не знал, что именно в это воскресенье проходят учения по эвакуации. Весь Стокгольм — по плану, разработанному помощниками губернатора и полковниками в штабе эвакуации, — должен был сломя голову броситься в бомбоубежища, метро и автобусы для эвакуации в сельскую местность Уппланда. Это тебе не брошюра «Если наступит война»: война уже наступила — по крайней мере, в головах чиновников эвакуационного штаба. Впрочем, лица пассажиров метро вовсе не были искажены паникой — происходящее больше напоминало карнавал и бесплатную воскресную экскурсию. Люди толпились в обнимку с мячами, термосами и корзинами для пикника и вели задушевные разговоры.

Когда поезд остановился на станции «Родмансгатан», на перроне началось легкое волнение, быстро передавшееся пассажирам в вагоне. Прошел слух о том, что к отъезжающим присоединятся Его величество король Густав Адольф VI, а также послы, темнокожие принцы и принцессы. В вагон набилось еще больше народа, хотя это и казалось невозможным. Генри, зажатый в углу, как истинный джентльмен держал в руках корзину старушки. Он заметил, что все мужчины — то есть все настоящие мужчины — услужливы и учтивы с дамами и детьми, изображают знатоков и героев и критикуют эвакуационный штаб за плохую организацию мероприятия. Почтенные господа травили военные байки, считая, что все происходит очень медленно, что при настоящей эвакуации так не бывает.

— Король… — с придыханием произнесла старушка, и глаза ее блеснули. — Король…

— Думаю, это просто слухи, — сказал Генри.

— Он, наверное, никогда раньше не ездил в метро…

— Наверное, не ездил, — согласился Генри. — Но мне надо выходить, — продолжил он, пытаясь передать старушке ее корзину.

— Выходить? — удивилась старушка. — Этот поезд идет в Хэссельбю. А потом мы поедем на автобусе, в деревню.

— Я выхожу на Уденплан, — ответил Генри: он собирался подняться по улице Уденгатан до квартала Лэркстан, где находился дом Мод. В его планы вовсе не входило ехать вместе со всеми в Хэссельбю.

Двери открылись, впуская новые толпы: никто не собирался выходить, и Генри не мог сдвинуться с места. Пытаясь выбраться, он вертелся и извивался, как угорь, но безнадежно застрял в тисках эвакуируемых тел.

— Ты куда, малыш? — спросил один из героев, отец семейства, а также обладатель густого баса.

— Мне надо выйти, — спокойно ответил Генри.

— Выйти? — загудел Бас. — Черт побери, малыш, мы едем в Хэссельбю, а оттуда на автобусе в деревню. Здесь выходить не надо!

Генри был близок к отчаянию, народ давил и наседал, и выбраться не было никакой возможности. Смирившись с участью пленника эвакуационного маневра, Генри вздохнул и вновь прижал к груди корзину старушки. Единственным его желанием, единственной его мыслью все последние дни была новая встреча с Мод — и вот, когда он уже был готов выйти из чертова поезда метро, оказалось, что весь город играет в войну, что все жители Стокгольма подлежат эвакуации. Генри рассмеялся, он смеялся так, что капли пота летели в разные стороны, и старушка беспокойно смотрела на него снизу вверх, а Бас — сверху вниз и покачивал головой.

До самого Хэссельбю Генри стоял, зажатый в углу вагона. «Война» была в самом разгаре. Генри мысленно осыпал все и вся проклятиями и бранью, твердо решив уехать обратно на первом же поезде. Но не успел он выбраться на перрон, как его ухватил Бас.

— Пособи-ка, малыш, — произнес он, указывая на огромный дорожный сундук, который приехал вместе с ним на поезде.

— Что это? — удивился Генри.

— Одежда, утварь, вещи первой необходимости, — серьезно доложил Бас. — Это проверка.

У обладателя баса был такой строгий и сосредоточенный вид, что Генри не смог отказать. Вместе они отнесли неуклюжий чемодан на площадь, где на солнцепеке пыхтело множество автобусов. Бас отдавал короткие и точные указания жене и троим детям, направляя их к строго определенному автобусу. Ему явно нравилось командовать. Чемодан вскоре оказался в багажном отделении, а Бас обменялся с водителем парой скептических реплик относительно качеств автобуса. Автобусы Басу тоже явно нравились.

— Все на месте? — прогрохотал он, заглядывая внутрь.

Семья ответила дружным «да!» Остальные семьи решили последовать доброму примеру: отцы устроили перекличку, жены и дети дружно отвечали. Поднялся невообразимый гвалт.

Генри отправился обратно к метро. У самой станции он увидел Лео и Вернера. Они приехали на следующем поезде, вооруженные до зубов. Вернер очень серьезно отнесся к эвакуации, а Лео последовал за ним из любопытства. Они размахивали брошюрой «Если наступит война», демонстрируя полный набор необходимых вещей. Парни казались очень довольными мероприятием и вскоре исчезли в толпе эвакуируемых. Генри сел на поезд и вернулся к Уденплан, сильно опаздывая.

Мод не было дома. Генри раз за разом нажимал на дверной звонок, снова бранясь до потери пульса. Он проклинал ненастоящие войны и ненастоящих героев, которые таскают с собой свинцовой тяжести чемоданы, он до смерти ненавидел весь Стокгольм. Ему хотелось в Париж. Он должен оказаться там, рано или поздно. Там не играют в войну. Там если уж война, то настоящая.

Тяжко вздохнув в сотый раз за день, Генри стал спускаться по лестнице. У выхода, однако, ему повезло, и он услышал голоса в подвале. Нужда нередко обостряет изобретательность и догадливость, и Генри не потребовалось много времени, чтобы понять, что весь дом сидит в подвале и играет в войну.