Я - Книга

— Твой ход, — безмолвно произнесли губы Григория, но я разобрала слова.

Динозавр положил свою руку прямо на меня, и всё вокруг закружилось с бешеной скоростью. Люди и незнакомая комната пропали, началось что-то совсем неописуемое. Кружение, в разные стороны одновременно и без малейшего намёка на дискомфорт, сменилось ощущением нежной обволакивающей теплоты, обладающей совершенно невыносимым ароматом. Я испытала что-то запредельное, неописуемое, я даже не знаю, как это назвать и есть ли этому аналог в мире Книг. Нет, когда меня читали, было совсем иначе, действительно больше похоже на парение. Вот, если бы каждую мою страничку взяли, погладили, прикоснулись к ней с огромной любовью, а затем сделали то же самое с кем-то очень близким мне, а я искренне порадовалась счастью этой любимой подруги-Книжечки… Или лучик Солнца скользнул по моей обложке, а я превратилась в частичку лучика, слилась с ним и потекла обратно, навстречу Звезде… Или я поймала на себе чистый, проникновенный, изумительно нежный взгляд Учителя…

— Шах, — услышала я голос Динозавра.

Но он меня не отвлёк. Я снова и снова погружалась в тёплую головокружительную нежность, это было удивительно и продолжалось… и продолжалось… Нечто подобное я испытывала с Апологетикой, только ощущения были более высокого порядка… Если сейчас при каждом погружении меня бросало в дрожь, как от внезапного пробуждения, и я даже вскрикивала, то эмпатия с любимыми Книгами практически не затрагивала моих страничек и обложки.

Контролировать подобные переживания я, разумеется, не могла. Но спустя какое-то время нежность неожиданно похолодела и обжигающе навалилась на меня. Тело среагировало машинально, и я разжала объятия. Манополюс открыл глаза, и мы услышали человеческую речь, а также поняли, что перемещаемся вместе с рюкзаком.

— Что это было? — спросила я, стряхнув с себя энергетические остатки неприятного жжения. — В самом конце меня окунули в раскалённый снег.

— Извини, это мой страх. Я испугался, что тебе могут быть неприятны мои воспоминания.

— Было здорово, ты зря испугался… эээ… погоди, а тебе самому удалось что-то почувствовать?

— Мне удалось уйти с головой в воображаемый процесс Игры, а потом… потом было странное видение. Будто бы в меня играет один Игрок, и делает это совсем не по Правилам. А потом… потом меня кидало, швыряло, вертело, крутило… в общем, никакого парения. Иногда я слышал чьи-то голоса, иногда задумывался, как там ты. А потом вот пришёл страх.

— Давай немного отдохнём, а потом я передам тебе касаниями свои ощущения от чтения. Я тоже хочу поделиться с тобой, и когда ты их узнаешь, мы сможем сравнить и стать немного ближе. А потом мы можем поработать со страхами, у меня их тоже хватает, не волнуйся! Мой друг Восстание Ангелов говорил, что страхи нам не принадлежат, вот мы и проверим это.

— Я не против, Безусловная Любовь. Кстати, мы уже в пути, вернее, люди в пути. Я различаю голоса Мухомора, Жанны, Динозавра и ещё человека по прозвищу Крот. И ещё один женский голос мне не знаком.

— А ты всегда слышишь людей?

— Я слышу тех, кто ко мне хоть раз прикасался.

— Да? Мне с этим сложнее. Но, кстати, мы не на природе, а в каком-то помещении.

— Как ты определила?

— По запаху.

— Ты умеешь чувствовать запахи?! — Манополюс вытаращил на меня свои большие чёрно-белые глаза.

— Немного. Совсем чуть-чуть. Запахов миллионы, а я различаю от силы сотню.

— Научишь?

— Научу…

В моей жизни ещё не было настолько тесного контакта с Существом из другого Мира. У меня создавалось впечатление, что я общаюсь с обычной Книгой, немного стеснительной, правда, но не более того. Я представила, какому количеству всего мы с Манополюсом можем научить друг друга… Эдак никакой экспедиции не хватит, а ведь скоро мы попадём на природу, и я буду умолять всех известных и неизвестных богов о том, чтобы меня выпустили из рюкзака полюбоваться на окружающий мир.

— Милый Манополюс… попроси Григория выпустить меня на природу, как только будет возможность. А ещё попроси не разлучать нас надолго. У тебя это получится, всё же вы с ним знакомы много лет.

Настольная Игра кивнула. А на меня нахлынула рефлексия, и в попытках понять, каково это, когда в тебя играют, я зашла в логический тупик. Вот если бы какой-нибудь человек вместо того, чтобы меня читать, сыграл бы в меня… наяву… но, наверно, это невозможно, судя по тому, что я чувствовала в объятиях Манополюса.

Тем временем люди вместе с нами перемещались на железнодорожном транспорте, и под монотонный стук колёс, похожий по запаху на вечер в Библиотеке, меня быстро сморило.

— Эй, Безусловная Любовь! Э-эй… — кто-то робко затормошил меня.

— Что, уже? — мне снился Книжный Магазин, и я подумала, что моего соседа сейчас купят.

— Мы почти приехали, — раздался голос Манополюса.

— Ничего себе, как время летит… — потянувшись, я расправила странички.

— Мы уже на природе.

Сделав глубокий вдох, я едва не потеряла сознание. Да, мы действительно находились на свежем воздухе, настолько свежем, что с непривычки можно быстро надышаться и словить спонтанную галлюцинацию.

— Пятую женщину зовут Ирина. Мы идём к речке. Я был здесь в прошлом году, — пояснил сосед.

— А в чём смысл экспедиции для людей?

— Насколько я понял, когда-то давно здесь жил большой друг Мухомора. Потом с ним что-то случилось, и теперь все они каждый год приезжают сюда.

— Странно.

— Очень. Особенно тот факт, что человек по прозвищу Знахарь много лет жил в лесу один. Он в Игры не играл, и уж Книг тем более не читал.

— И ты его никогда не видел?

— Нет. И, разумеется, мне никто из людей ничего специально не рассказывает.

— Мне тоже. Вообще, мне кажется, в людях сидит сильный стереотип насчёт способов общения с Существами из других миров. Вот почему, например, тебя не почитают вместо того, чтобы в тебя играть? Или почему не обнимут и не предадутся с тобой эмпатии? У людей столько возможностей, гораздо больше, чем у нас, с рождения неподвижных Существ! И, тем не менее, мы с тобой стараемся жить полной жизнью, а люди… Эх, люди, люди!

— Ты права, Книжка, мир людей мне совсем непонятен. Вокруг них столько жизни, а они словно специально не замечают её.

— Наверно, это их проклятье, — предположила я.

— Всё может быть. Очень похоже.

— А в твоём мире существуют проклятия?

— О, их масса, одно страшнее другого! — улыбнулся Манополюс. — Вот, например, самое распространённое: «Чтобы в тебя заигрались!» Или вот такое: «Сыграй в себя, неудачник!» Или самое тяжёлое, даже я в него верю: «У каждой Игры есть Правила, но ни одна Игра их не знает».

— Расскажи, что такое Правила Игры.

— У каждой Настольной Игры есть свой Разработчик — тот, кто придумывает её Правила.

«Автор!» — подумала я.

— …и каждая Настольная Игра знает эти Правила с рождения.

— Постой, а твоё проклятие этому противоречит!

— На то оно и проклятие. Каждой Игре кажется, что она знает Правила, и с этой иллюзией мы вынуждены жить всю жизнь.

— А настоящие Правила существуют?

— Разумеется. По ним в нас играют люди. Они узнают их непосредственно от Разработчика. А мы не можем, к тому же, мы свято верим в иллюзию того, что знаем.

— И вам этого достаточно?

— Да, потому что если начинать думать о том, что вся наша жизнь — иллюзия, становится больно.

— Но вы разве не страдаете от того, что живёте не по-настоящему?

— Это сложный вопрос, милая Книга. Ведь, помимо собственных Правил, есть ещё много всего, например, сам процесс Игры с Игроками. А ещё процесс общения между нами — ведь Игры не могут Играть друг в друга, хотя это — безумное желание любой Игры!

«Книги тоже не могут читать Литературные Произведения друг друга», — вспомнила я, но вслух сказала:

— Всему можно научиться, дорогой друг.

— Да… наверно…

— Кстати, продолжим, если ты готов. Я выспалась и могу показать тебе, каково это — быть читаемой Книгой. Обними меня крепче…