Непричесанные разговоры

Однажды Сэм принес домой первую пластинку.

– Послушай, – попросил он мать. Музыка была дикая, сумбурная.

– Тебе нравится?

– Еще бы! Здорово!

Кора притихла.

– Паршивцы вы маленькие, – вздохнула она чуть погодя. – У вас другие песни. – Кора бессильно опустила руки. – Не нравятся они мне. Это ваша музыка. Черт бы ее побрал. Ну и что же вы творите под нее? Надеюсь, не то, что творила я?

– А что ты творила?

– Много будешь знать – скоро состаришься. – Кора испытующе глянула на сына и спросила: – Может, у тебя и татуировка на заднице есть?

– Нет, конечно.

– Знаете, что вы натворили? Сделали из меня мамашу!

– Но ты и есть наша мама.

– Да, мама! Но чувствовать себя мамашей отказываюсь! Хочу снова стать Корой. Всю жизнь мечтала наверстать то, что упустила, пока растила вас. Мечтала снова стать молодой. И вот вы подросли, я дождалась своего часа, а у вас другие песни, и юность уже не так заманчива.

Сэм крепко обнял мать, чмокнул ее в макушку.

– Ты слишком взрослая, чтобы быть молодой и буйной. И слишком молодая и заводная, чтобы стареть. Жизнь – скверная штука.

– Издеваешься над матерью, да? – спросила Кора.

– Да. Но только оттого, что я молодой и заводной.

В летнем небе носились и щебетали ласточки. Мальчишки с криками гоняли мяч. На балконах кучковались женщины: скрестив на груди руки, смеялись, сплетничали. Кора любила их болтовню. Любила слушать, как они летними вечерами обсуждают мужчин, детей, родителей, забыв о том, что они жены, матери, дочери. Отдыхали, успокаивались. Просто вели женские разговоры, непричесанные разговоры.

Но в это лето Коре было не до женских разговоров. Она купила машину. Желтую, ржавую, зато с магнитолой. Назвала ее «пердулет». С оглушительным урчанием машина нехотя переползала с места на место. Кора собрала чемоданы, усадила Сэма с Колом на заднее сиденье и гордо, почти без стыда покатила домой, в Тобермори.

Часть III

Кора и Эллен

Глава первая

Эллен частенько заглядывала к Коре после работы. В солнечной Кориной кухне царил беспорядок, этакий организованный кавардак, и она терпеть не могла, когда кто-то брался наводить у нее чистоту. Это был ее собственный кавардак, родной и понятный. Она точно знала, что и где тут лежит. На кухне у Коры было уютно. Спокойно, казалось Эллен. Здесь она полностью расслаблялась, отдыхала. Ее клонило в сон.

Над чаем Кора буквально священнодействовала. Обдать чайник кипятком, всыпать две ложки «Эрл Грей», залить, настоять, а уж потом можно разливать.

– Скажи мне, Кора, – спросила Эллен, – чего ты хочешь от жизни? Никогда не задумывалась?

– Детский вопрос. Чего я хочу от жизни! Тебе правду сказать или наврать с три короба? – Кора протянула Эллен чашку чая, уселась напротив подруги и принялась красить ногти: один – блестящим каштановым лаком, другой – сливовым.

– Выкладывай правду, – потребовала Эллен.

– Я хочу, – вздохнула Кора, – немедленного исполнения желаний, всеобщего обожания, а еще мечтаю найти в «Сэйфвэй» бутылку приличного пойла дешевле двух фунтов. Вино превыше всего. – Кора взмахнула рукой, показывая маникюр: – Как тебе?

– Сливовый лучше, – оценила Эллен. – Ярче.

– Верно, – согласилась Кора. – Если Сара Бернар красила ногти (а она, думаю, красила), то наверняка в сливовый. Сегодня великий день. Помнишь, что у меня в школе спектакль? Приходи обязательно.

– Если получится.

Кора молитвенно сжала ладони:

– Ну пожалуйста. Ты должна прийти. Ведь ты моя лучшая подруга! Это твой долг. Мне нужен там кто-то близкий, родная душа. Пусть болеет за меня, повторяет мое имя, хотя бы про себя. От мальчишек моих никакого проку: поддержки не дождешься – сами будут трястись от страха.

– Ладно уж, будь по-твоему. Хотя я бы от школы держалась подальше. Ты ж там раскомандуешься вовсю. Даже представить противно.

– А мне противны твои дурацкие разговоры. Скажи мне, а чего хочешь от жизни ты? Раз уж мы говорим по душам.

Кора не спеша докрашивала ногти сливовым лаком. Надо еще вплести в волосы бисер, надеть модные туфли-лодочки, алый шелковый пиджак и оранжевую футболку с лиловой надписью на груди: «О женщина, вульгарность имя тебе!» Кора любила одеваться с вызовом. Она до сих пор радовалась, когда родители учеников при виде нее разевали рты от изумления. Пусть меня замечают!

– Я хочу задушевную подружку. Уютную такую пышечку, и чтобы, кроме меня, у нее никого не было, – вздохнула Эллен.

По радио играли старенький рок, до боли знакомый, будивший воспоминания. В свое время авторы музыки и предположить, наверное, не могли, что она вызовет тоску по прошлому, подумала Кора. Из другой комнаты тоже гремела музыка, мучительно сумбурная. Теперь сыновей Коры (Сэму исполнилось девятнадцать, а Колу – восемнадцать) было почти не видно, зато хорошо слышно. Даже более чем слышно: пол гудел, стулья тряслись, а у Эллен стучало в висках. Шумная у Коры семья, хоть и состоит всего из трех человек. Тишина Кору раздражала. Кора не жаловала мыслей, приходивших ей на ум в тишине. Она бросила на Эллен тревожный взгляд:

– Чего ты хочешь?

– Ты слышала. – Эллен не спеша потягивала чай. – Хочу задушевную подругу-пышечку. Знаешь, вроде кассирш в универмагах. Они без конца улыбаются, начисто забыв о себе и думая только о твоей брюссельской капусте и туалетной бумаге.

Кора слегка дунула на ногти.

– То есть ты мечтаешь иметь жену?

– Черта с два. Я сама была женой и знаю, что жены бывают совершенно невыносимы. – Эллен покачала головой. – Нет уж, не надо мне никого на меня похожего. Хватит и меня одной. Хочу подругу-пышечку. Видела одну сегодня в «Сэйфвэй». Она мне сказала: «Лапочка, вот вам для вина пакет побольше». И я почувствовала, что меня любят. И подумала: вот бы она пригласила меня в гости, гладила бы по голове и угощала пудингом и какао!

«Лапочка», назвала ее кассирша. «Лапочка». Эллен была сражена.

– Эллен, ты же терпеть не можешь какао!

– В гостях у подруги-пышечки не отказалась бы. Ну так вот, сложила я свои покупки в тележку и пошла в киоск за сигаретами. Возвращаюсь – а моя пышечка уже любезничает с кем-то другим: «Лапочка, вот вам для вина пакет побольше». Предает меня. Она разбила мне сердце.

– С чего бы? – разозлилась Кора. Эллен кого хочешь сведет с ума. – Вместо того чтобы ходить по магазинам как все нормальные люди, ты всюду ищешь любви и понимания!

Эллен передернула плечами, допила чай и принялась разглядывать узор на донышке. Кора протянула за чашкой руку:

– Опять черный пес. Ты все еще тоскуешь.

– И без твоего чая знаю. Что у меня за жизнь? Тоска зеленая. С мужем то сходимся, то расходимся. Пора что-то менять. Сама не понимаю, как это началось. Мне всегда казалось, что все само наладится. Как бы не так! Что же со мной будет? Хватит ли у меня сил разобраться с Дэниэлом?

– По чаю нельзя предсказать будущее. А что делать с Дэниэлом, не мне тебе говорить. Гони его взашей. Он тебе изменяет направо и налево, а как только спустит все свои деньги, примется за твои. Другая бы на твоем месте не стала терпеть. Заеду за тобой в шесть. Будь готова. Не вздумай выходить полуголой и просить у меня тушь. Я должна появиться в школе пораньше. Мне предстоит как следует покомандовать, – бодро сказала Кора. Она собиралась с силами, готовилась к бою.

В кухню вошел Кол и принялся рыться в холодильнике.

– И поесть-то нечего, – пожаловался он.

– Как это – нечего? – возразила Кора. – Есть йогурт, яблоки…

– Разве это еда? – Кол схватил банан. Кора глянула на сына.

– У тебя страшно волосатые ноги, – заметила она. – Когда это ты успел так обрасти?

– Всю жизнь обрастал. Оставь мои ноги в покое.

– В один прекрасный день замечаешь, – вздохнула Кора, – что ноги у них волосатые, на подбородке щетина, а прыщи куда-то делись, и лосьон тут ни при чем. Тебя обнимают, целуют на ночь, но уже как-то по-другому. Появился еще кто-то, о ком тебе пока не говорят. Девушка. Это…