Маленькие дети

Сначала Кэти подумала, что это шутка и парень просто решил повеселить приятелей. За два с половиной прошедших года ее отношение к Тодду никак не изменилось, а он, в точном соответствии с ее ожиданием, превратился в типичного представителя ненавистного ей типа «краса кампуса», объект томных воздыханий и продуманной охоты всех спортивных болельщиц и девушек из женского клуба, являющихся, по мнению Кэти, низшей и самой презренной кастой женского контингента колледжа.

Послушай, пора бы уже повзрослеть, с досадой подумала она.

Как будто отвечая на это невысказанное пожелание, Тодд посмотрел прямо на нее и улыбнулся. В этой улыбке не было ни самодовольства, ни издевки, которые ожидала увидеть Кэти. В ней было что-то гораздо более сложное и милое — как будто он извинялся за то, что не оправдал ее ожиданий и оказался совсем не тем, за кого она привыкла его принимать.

Я не шучу, казалось, говорила эта улыбка.

Память имеет свойство искажать прошлое и делать некоторые события гораздо более важными и значительными, чем они были на самом деле. Скорее всего, что-то подобное случилось и с тем молчаливым диалогом, которым обменялись Кэти и Тодд на лекции по социологии в то хмурое мартовское утро. На деле он происходил не дольше двух секунд, и после него у Кэти осталось лишь легкое предчувствие какой-то перемены, неожиданной, но приятной. Но когда десять лет спустя она лежала в постели рядом со своим спящим сыном, ей казалось, что все, что случится потом, вся их будущая жизнь была заключена в этом одном, невероятно важном моменте. В руке Тодда, поднятой к потолку, в его взгляде, устремленном на Кэти так, словно он уже тогда предлагал ей себя в мужья.

— Вот он, юные леди, — провозгласил профессор, не скрывая удивления. — Вот тот мужчина, который вам нужен.

Старуха открыла дверь после третьего звонка. Она, казалось, почти не удивилась, обнаружив в половине третьего ночи на своем крыльце двух мужчин — одного с заплывшим и почерневшим глазом, другого — с пакетиком льда, прижатым к щеке.

— Ну что еще? — сердито спросила женщина, глядя на них настороженно. Наверное, она еще не спала, когда они позвонили.

— Добрый вечер, миссис Макгорви, — с преувеличенной пьяной вежливостью поздоровался Ларри. — Мы только хотели узнать, дома ли Ронни.

— Оставьте его в покое, — отрезала старуха.

— Он нам нужен всего на минуточку, — любезно улыбнулся Ларри, как бы подчеркивая незначительность просьбы. — Просто хотим с ним немного поболтать.

Миссис Макгорви посмотрела на Тодда, будто не замечая Ларри, и он неуверенно пожал плечами, хотя на самом деле ему сейчас больше всего хотелось извиниться и за этот поздний визит, и за яйца, и за листовки, и за сгоревший на ее пороге мешок собачьего дерьма. Он вдруг почувствовал приступ острой жалости к этой старухе, которая стояла в дверном проеме, неровно дыша через нос и беспомощно выставив напоказ все свои вызывающие чувства стыда старческие несовершенства — обвисшую кожу на руках, редеющие, плохо покрашенные волосы, какие-то повязки на распухших лодыжках. Ее вставная челюсть, наверное, осталась в стаканчике у кровати. Тодд с удивлением подумал, что эта женщина, скорее всего, не намного старше его мачехи, которая три раза в неделю играет в теннис, регулярно ходит на массаж и иглоукалывание и оплачивает персонального тренера в спортзале. Только на деньги, заплаченные ее дантисту, пара ребят спокойно могла бы закончить колледж.

— Это мой дом, — твердо сказала старуха, вздернув подбородок. — Я плачу за него, и поэтому мне решать, кого приглашать, а кого — нет.

Ларри сложил ладони рупором и поднес их ко рту.

— Э-эй, Ронни! Спускайся к нам, поганый извращенец! — крикнул он веселым, но не допускающим возражений тоном. — И шевели ластами попроворнее!

Миссис Макгорви попыталась захлопнуть дверь, но Ларри успел подставить ногу и распахнул ее еще шире. Застоявшийся запах сваренных вкрутую яиц и немытых пепельниц — теплое, прогорклое дыхание дома — просочился на крыльцо и смешался с душистой ночной прохладой.

— Я вызываю полицию, — объявила старуха.

Ларри рассмеялся:

— Я слышал, что они очень любят тех, кто насилует детей.

Из женщины, как будто из проколотого шарика, вдруг вышел весь воздух.

— Ронни никому не причинил зла, — жалобно сказала она. — Почему вы не можете оставить его в покое?

— А почему он не оставил в покое девочку-скаута? Почему мы должны обходиться с ним лучше, чем он обошелся с нею? А как насчет маленькой Холли?

Женщина не успела ответить, потому что за ее спиной появился сам Макгорви, растерянно моргающий и сонный, в синих рабочих штанах и куртке от пижамы. В болезненном желтом свете фонарика он показался Тодду типичным неудачником средних лет с жалким зачесом на лысине и раболепно согнутой спиной, как будто он каждую минуту ожидал удара. Он был нисколько не похож на то инопланетное существо в маске и ластах, которое нагнало столько страху на взрослых и детей в бассейне.

— Все в порядке, мама. — Макгорви вышел вперед и осторожно встал между своей матерью и незваными посетителями. — Чем могу вам помочь, джентльмены?

— Привет, — отозвался Ларри. — А разве ты не собираешься показать мне свой член?

Немного помолчав, словно обдумывая это предложение, Ронни отрицательно покачал головой.

— Жаль! — театрально огорчился Ларри. — А мне говорили, что ты очень любишь показывать член всем, кто звонит в твою дверь.

От неловкости Тодд опустил глаза и наткнулся взглядом на старые парусиновые тапочки старухи, на одном из которых была прорезана дырка, наверное, для того, чтобы не давило на больную косточку.

— Возможно, я староват для тебя? — размышлял вслух Ларри. — Возможно, ты показываешь его только маленьким детям? Я прав?

Чтобы поскорее избавиться от непрошеной жалости к Макгорви, Тодд попробовал представить себе, как тот совершает свое преступление, но так и не смог. Он открыл девочке дверь уже со спущенными штанами? Или сначала поговорил с ней и купил у нее пакетик мятных леденцов, а уж потом продемонстрировал свой маленький сюрприз? Говорил ли он что-нибудь при этом? Пытался ли дотронуться до нее? Тодду гораздо легче было представить удивление и ужас на лице девочки. А о маленькой Холли он даже не решался думать.

— Слушай меня, ты, кусок дерьма! — Ларри схватил Макгорви за ворот рубашки и подтянул к себе так близко, что едва не столкнулся с ним носом. — Ты больше не подойдешь к городскому бассейну ближе чем на милю, понял? Или я лично займусь тобой, и после этого тебе нечего будет демонстрировать маленьким девочкам, уяснил?

Тодд мягко прикоснулся к плечу приятеля:

— Достаточно, Ларри. Поехали домой. Я думаю, он все уже осознал.

— Я очень надеюсь, что так и есть. — Ларри смачно отхаркнулся и плюнул в лицо Макгорви, а потом с силой толкнул его к матери. — Ты все запомнил, урод?

Ронни кивнул. Его лицо не выражало никаких эмоций, будто происходящее его нисколько не беспокоило и чужая слюна не текла у него по переносице.

— Ну ладно. — Ларри глубоко вздохнул и, прикоснувшись к воображаемой шляпе, кивнул старухе, которая, зажав рукой запавший рот, изо всех сил старалась не заплакать. — Желаю вам доброй ночи, миссис Макгорви.

Читательский кружок

На собрание читательского кружка (или «Дамского беллетристического клуба Веллингтона», как гласило его полно название) Сара и Джин явились первыми. Июльское сборище проводилось в небольшом домике в Уотерлили-террас — маленьком квартале, состоящем из шести смежных домов с общим газоном и бассейном. К удивлению Сары, весь этот комплекс, расположенный на одной из самых оживленных улиц делового центра города, оказался тихим и очень уютным.

Их с Джин встретила хозяйка — Бриджит, невысокая полная женщина с живыми глазами, одетая в широкий балахон с африканским орнаментом. Ее голова выглядела так, будто ее игрушечными ножницами стриг слепой парикмахер. Она торопливо обняла Джин и, повернувшись к Саре, закрыла глаза и даже мурлыкнула от удовольствия.