Мы живем неправильно

2

А наяву я Петр Бармалеев. Некоторые называют меня просто Бармалей. Другие – просто Петр. По профессии я журналист. Мои орудия труда – цифровой диктофон, компьютер и мобильник. С самого детства я люблю подглядывать, подслушивать и вынюхивать факты, мнения, намеки, цитаты и цифры.

Я – скандальный журналист. Это значит, что я обожаю скандалить. И еще – что я ничего не делаю даром, а все делаю исключительно из экономических соображений, например просыпаюсь. Экономические соображения вытряхивают меня из кровати. Экономические соображения лупят меня по голове, орут мне в уши что-нибудь о работе:

– Вставайте, граф, вас ждут! Великие дела! Штурмуйте свой редут! И сажу добела!

Или:

– Бармалей, водолей, обеляй кобелей! Щетка бултыхается во рту, блаблабла белые пузыри. Свет режет лоб, под бровями ноет трещина. Яйцо с треском и плеском падает в кофе и делается черным, а кофе становится белым. Лампы светят на меня и кружатся. От тошноты нечем дышать. Утро.

Тяжко наваливаюсь на дверь, глубоко вворачиваю ключ, ссыпаюсь по лестнице, вылетаю на улицу, крутясь, как пуля из винтовки. Выпучив глаза, шагаю широкими шагами по переулку, ничего не видя сквозь обжигающую морозную темноту.

По эскалатору – таррах-тарарах-тах-тах. В толпу как нож в масло. Разлетаюсь в двери; ввинчиваюсь, двери смыкаются прямо за мной. Электричка с ревом набирает ход и въезжает в тоннель. Мы едем, едем, едем, в далекие края (по черной воде стекол). Хорошие соседи, счастливые друзья (ночь на всей планете). Нам солнышко смеется, мы песенку поем (этому человеку не следовало бы родиться). А в песенке поется (и мне тоже)…

Про то, как мы живем.

3

Про то, как мы живем.

Вот я и на работе. Макаю десять пальцев в буквы. Набрасываю слова на экран горстями, и каждое попадает – прицельно.

Итак, сегодня в меню обзор рынка сухих завтраков. Вечно на меня валится какой-то сушняк: сухарики к пиву, чай, прокладки, подгузники, сухие завтраки. На рынке завтраков быстрого приготовления наконец начинается настоящий подъем, наметился спад, вырисовывается четкая картина. Рынок совершил рывок-бросок-скачок-прыжок-виток. По мнению экспертов, по прогнозам специалистов, по словам главных игроков. Сказал, объяснил, обрисовал, предположил, заметил, возразил.

В скрыто-Re: кламных статьях, за которые мне платят деньги без ведома Re: дактора, я особенно люблю использовать выражение «поделился со мной». «Мы – лидеры рынка», – поделился со мной г-н N».

В статье должна быть интрига. Что таится на дне тарелки?! Тони Блэр подавился овсянкой! Девять грамм мюсли убивают двести тысяч бифидобактерий!

Три тысячи знаков, а надо двенадцать. Строкаж, строкаж! Сухие завтраки! Волны барханов. Зыбучая каша. Хруст рынка. Просто добавь воды. Соли и перца по вкусу. Сухой не значит пресный…

Тра-та-та! Тра-та-та!

Мы везем с собой кота!

Чижика-собаку, Петьку-забияку!

– Привет! – Алекс вбегает с газетой под мышкой. – Ты уже слышал?

– Слышал, – отвечаю, не вникая, в чем дело. – Это ужасно. Теперь, наверно, сделаю себе…

– Харакири.

– Двойное гражданство.

– А как?

– Фиктивный брак, – говорю. – Выйду замуж за иностранную женщину.

– Да ну. Заставят в кастрюлю к ней каждый день заглядывать, вопросы будут задавать глупые.

– Лучше отвечать на глупые вопросы, – говорю, – чем задавать умные вопросы и получать на них глупые ответы…

– Трус и паникер, – клеймит меня Алекс, усаживаясь за компьютер.

– По чисто климатическим соображениям, – оправдываюсь я. – Если глобально потеплеет, наш город затопит.

– Не весь, – возражает Алекс. – Я читал. Токсово не затопит. И Пулковские высоты.

– Значит, надо купить квартиру в Токсово. Когда начнет глобально теплеть, можно будет продать ее втридорога.

– А самому куда деваться?

– Да какая разница. Главное – продать втридорога.

– Спекулянт, – клеймит меня Алекс.

Если отмотать график курса доллара к швейцарскому франку на11 сентября 2001 года и посмотреть его на пятиминутках, то можно увидеть: еще стояла нетронутой Южная башня, а доллар уже навис длинной черной свечкой.

Ребята из Северной башни успели продать.

4

По небу, как ряженка, размазан снег, развешены бело-розовые зефирные тени. Из-за снега улица похожа на круглый тоннель с отслаивающимися стенками. На окне второго этажа стоит тихая собака и смотрит на меня из своей полутемной комнаты. Аукает вдогонку сигнализация.

Еду брать интервью: пивовар Амур Уваров, генеральный директор самого большого пивного завода в городе. Выйдешь из метро, подпрыгнешь, и тогда видно: за большими домами, на горе, огромная алюминиевая банка. Сейчас я ее вскрою: шкряпссс…

В маршрутке включаю диктофон, потому что сзади двое начинают разбалтывать конфиденциальную информацию.

– А в том году на Новый год «семерку» давали, а в этом году будут давать какую-то вишневую бодягу.

– Коктейль для вечеринок называется.

– Ящик вишневого дерьма для вечеринок. Что я с ним делать буду?

– Ванну чистить можно… напузырить на тряпочку… ржавчину хорошо счищает…

Маршрутка ползет в гору. Город разворачивается внизу, расчерченный проспектами, как пирог.

Меня приглашают в кабинет за стеклянными дверями. Пивовара заметно не сразу: сливается с обстановкой. Окна высоко над полом, в них снежное небо и огни взлетающих самолетов.

– Водочники душат нас, – говорит пивовар Амур Уваров и начинает раскрывать на себе клетчатую рубашку. – Душат! Они запретили показывать в рекламе животных до тридцати пяти лет. Да ящерицы вообще столько не живут! Только медведи и аллигаторы. А мы не аллигаторы…

– Может, это не так уж и плохо, – говорю я сочувственно.

– То ли дело у йогуртов. Живые йогуртовые культуры. Сколько простора для воображения. В одной капле йогурта содержится двести пятьдесят тысяч полезных бактерий. А одна капля никотина убивает лошадь. Сколько простора! Проклятые водочники. Ведь если пересчитать бактерии на градусы… то йогурт – как раз водка и есть!

– А пиво? – пытаюсь понять я.

– Вот именно! – в том-то все и дело, что пиво оказывается ни при чем! Ты когда-нибудь пробовал налить водку в пластмассовый стаканчик?

– Ничего особенного.

– Вот то-то. Вернее, не должно быть ничего особенного. А от их водки стаканчик скукоживается и сплющивается…

– От чьей водки? – я пытаюсь предупредить неприятные ассоциации.

– От водки «Хрусталл». Ее Генрих Эдирбаджет лоббирует, – злобно улыбается пивовар Амур Уваров. – Депутат. Бьет свою жену. Его купили водочники.

В глазах моего собеседника это равные преступления.

– У-у, бактерия, – продолжает он меж тем. – Он по демпинговым ценам сбрасывал водку на рынок, спаивая народ перед выборами. Уж конечно, кому выгодно, чтобы пошлины на алюминиевую банку были повышены до сорока центов? Кому?

– Ему! – догадываюсь я. – Эдирбаджету!

– Точно! – кивает пивовар, перегибается ко мне через стол и с тихой откровенностью спрашивает: – Ведь ты пьешь наше пиво?

– Я лоялен вашей марке, – отвечаю я. – Пью только ваше пиво утром, в обед и вечером.

– Из алюминиевой банки?

– Из алюминиевой.

– Тогда открою тебе страшную тайну. Эдирбаджет пролоббировал рост пошлин на алюминиевую банку до сорока центов. Он ужасный человек. Он спаивает нацию.

– А попадаются ли, – спрашиваю, – в петербургском бизнес-сообществе честные люди?

– Ну конечно же, они попадаются… Нет, точнее будет сказать, что они есть. Прежде всего… это, разумеется, руководство нашей компании. Некоторые из моих коллег-пивоваров. Ну и кроме того Александр Арефьев, – добавляет он безапелляционно.

– А кто он такой?

– Директор строительной компании «Эрос и Фемис», – отвечает пивовар. – Я имел с ним дело, он ведь тоже использует алюминиевую банку в своем строительстве.