Мы живем неправильно

Ленка вытирает слезы. Слово «люблю» от любимого человека производит в ней волшебное действие. Ей снова кажется, что она видит себя. Ведь врут это все, что можно посмотреть на себя со стороны, увидеть ошибки, не наступать на грабли. Нельзя, конечно. А Ленка знает одно: мы снова вместе, мы не разминулись. И мы будем вместе. Пока.

Другая цивилизация

Все началось с того, что крысы слопали телефонную трубку в бухгалтерии. Хлынов уже несколько раз вытаскивал ее из корзины для бумаг: крысы играли с нею, пока не надоедало. Теперь же они обиделись, что директор Ваграмян разорил ихнее гнездо, которое находилось точнехонько под весами; весы стали делать неточные измерения, и Ваграмян решил зацементировать пол на три метра в глубину. По ходу дела разорил крысий дом. Писку было! А крысы-то, батюшки, такие страшные, да еще и разноцветные, каких не видывали никогда не только на Сенной, но даже в подвалах Большого Дома. Красные, рыжие, синие, розовые. И не спихнешь на то, что они где-то там повалялись, потому что цвета натуральные, шкурные. Местами жиже, местами ярче. Дамы, а их на фирме было пять, шутя просили мужиков наловить им «крысьев», чтобы они сшили себе шапки, юбочки и жилетки из невиданных цветов натурального меха.

Шутки шутками, а реактивы химические жрут. Всю солянку выпили и только жиреют на ней, падлы. Съели портрет президента. Двое, крыс и крыса, застряли в самой большой на предприятии бутыли, и вытащить их никто не мог: они злобно шипели, рычали и норовили цапнуть. По ночам остальные крысы носили им еду, и парочка так растолстела, что вдвоем в бутыли им стало тесно. Утром восстановить случившееся было нетрудно: крыс в одиночестве сидел поперек бутыли и сыто отрыгивал.

Тогда Хлынов, у которого касса, пришел к директору Ваграмяну да и говорит.

– Вазген Фосгеныч, – говорит, – пора кончать с беспределом. Кто тут вообще хозяин: мы или крысы?

– Трудно сказать, – раздумчиво молвил директор. – Видишь ли, у нас здесь только работа. А у них здесь дом. На улице минус двадцать, им же трудно. Надо их пожалеть. Меня грызет чувство вины перед ними: ведь это я разорил их дом.

– Не буду я крыс жалеть! – взвизгнул Хлынов. – Они сволочи. Их место…

– Знаете что, – вступил Жохов, наемный менеджер, – надо просто против них что-нибудь придумать. Устроить им какую-нибудь подляну.

Это мнение, хоть и не оригинальное, но глубоко верное, директору тем не менее не понравилось.

– Совести у тебя нет, – сказал он. – Подляну устроить каждый может. Это же просто другая цивилизация. А ты к ним подходишь со своими человеческими мерками. Вызнай сначала социальные отношения ихние, государственное устройство.

– Да что нам больше заниматься нечем? – сказал Жохов.

– Ты мне противоречить будешь?! – взвизгнул директор, и Хлынова с Жоховым из кабинета в момент вымело.

– Знаешь что? – шепнул Хлынов Жохову в полумраке коридора. – Мне кажется, он – за них. Тебе не кажется?

– Давно кажется, – двусмысленно промурлыкал Жохов. – Ну, ничего. Отольются крыске мышкины слезки…

В дальнем конце коридора они встретили Бросаева. Бросаев был тем незаменимым на фирме человеком, который может починить прибор с помощью пробки и веревочки. У него были золотые руки. К нему-то и обратились Жохов и Хлынов, не встретив поддержки в руководстве.

– Бросай, – сказал Хлынов, – тебе не надоело это крысятничество?

Он нарочно позволил себе это слово, чтобы вызвать смущение сотрудника. И действительно: Бросаев залился краской и зорко вгляделся в противоположный конец коридора.

– Тише, – хрипло сказал он. – Вы че, ребята, директор же слушает.

– А мы не про директора, мы про крыс, – сказал Жохов. – А у директора просто чувство вины перед крысами, что он их дом разорил. Интеллигент! Они нас слопают, а он…

– Точно, – поддержал их Бросаев. – Житья нет. Я уж против них такие хитрые конструкции выдумывал! Хоть из алмаза их делай, думаю – перегрызут. Может, найти их главную нору, поесть моего любимого супца да дыхнуть посильнее?

– Шутить изволишь, – сказал Жохов, – а у меня они уже весь Интернет испортили. Нет, так их не возьмешь. Придумать надо верное средство.

– Средство тут единственное, – рассудительно сказал Бросаев, – крысоловская дудка. Помните сказку?

– Сказку, – недовольно сказал деловой Жохов. – Ты дело говори.

– Я дело, – согласился Бросаев. – У меня есть знакомый спец по крысам. Биолог.

– Веди, – велели ему Жохов и Хлынов.

На следующее утро Бросаев привел спеца. Спец с порога сказал:

– Я не люблю ажиотажа вокруг своего имени. Я делаю дело.

– Вот видишь, Хлынов, – заметил Бросаев. – А я люблю ажиотаж, зато беру меньше.

– А что вам, собственно, надо? – спросил спец, принюхиваясь и пригибаясь. В руке у него была, ну, не дудочка, но трубка с отверстиями. – Что?

– Избавиться, – сказал Хлынов.

– Ни в коем случае! – набежал директор Ваграмян. – Не слушайте их, милейший специалист по крысам!

– А я и не слушаю! – спец по крысам возмущенно поднял плечи. – Избавиться! Это же просто другая цивилизация. Вот если они тоже захотят от вас избавиться, что вы будете говорить? Им просто некуда пойти. На улице мороз…

– Совершенно верно! – поддержал директор. – Избавляться нельзя. Надо помириться. Я и сам это понял…

– Надо вести конструктивный диалог.

– С крысами?! – взвизгнул Хлынов. – Увольте!

Опрометчивое слово, опрометчивое. Директор повернул остренький носик и бледно улыбнулся.

– Так вы даете добро на переговоры? – важно сказал спец. – Имейте в виду, я беру по ***.*** за сеанс.

Жохов, наемный менеджер, схватился за голову, а Хлынов, у которого касса, помертвел и вне себя дернул дверь. Она открылась, и под ноги спецу воровато порскнула беременная крыса.

– Дави! – закричал Жохов и кинул в крысу табуреткой, но спец перехватил его руку.

В результате табуретка угодила в клавиатуру компьютера. Клавиши брызнули во все стороны. Когда пыль осела, все увидели, что спец, приложив дудочку к крысе, о чем-то с ней интимно беседует.

– Социальные проблемы, – поднял глаза спец. – Вы, говорит, кушаете каждый день, а нам что, с голоду помирать? У нас дети малые, а предохраняться от нежелательной беременности и планировать семью мы не умеем. Вот и плодимся. Опять же, всякий табуреткой норовит. Социального статуса никакого…

Хлынов покачал головой и сказал:

– Я умываю руки!

– Ия умываю руки, – присоединился Жохов.

И они вышли, а спец, крыса и директор еще долго говорили о чем-то втроем. Потом они прошествовали по коридору к туалету, где под линолеумом зияла черная дыра, и спец лично спустился в эту дыру. Крысиный король дал ему интервью, в котором напирал на социальные проблемы и демографическую ситуацию среди крысиного поголовья, а также на то, что разность культур не должна стать помехой в сближении народов. Сошлись на том, чтобы директор выделил крысам отдельный кабинет с отоплением и ежемесячно поставлял им десять мешков отборной пшеницы.

– Хлынов, – сказал директор вечером, – каждый месяц мы будем покупать крысам десять мешков отборной пшеницы.

– Это кощунство! – взвыл Хлынов. – Кормить крыс хлебом! Да ты не русский человек, Ваграмян!

Ваграмян опять улыбнулся бледной улыбкой, и Хлынов опять умыл руки.

На некоторое время бесчинства крысиные прекратились. Правда, в тот конец коридора никто больше не ходил, и помещения стало несколько не хватать; да и запашок от крысиной колонии шел тот еще. Но и крысы не появлялись. Дамы до того расслабились, что стали оставлять на полках кофе и чай в стеклянных банках, – вот это и соблазнило крыс на новые подвиги. Еще не истек первый месяц выдачи субсидий, а уже некие ренегаты из числа представителей «другой цивилизации» лапками развинтили банку с кофе и все слопали, а потом им стало хреново прямо на важном договоре.

– Однако это уже пахнет нарушением соглашения! – сказал Жохов директору не без иронии. – Ну что, может, все-таки того?