Прокол (сборник)

Ты выходишь из ванной. Прошло более получаса. По-другому и не могло быть. Ты ведь не в какой-то там ночнушке (и кого это угораздило придумать столь бессмысленный кусок одежды!). При полной форме и свеженакрашенная.

Я провожу в душе минут пять. Появляюсь в белом халате. На твоем лице изумление.

— Милости прошу в игральный зал! — я открываю дверь в комнату сестры. Кажется, то, как та убрана, тебя не удивляет. До чего ж приятно осознавать, что тебя, наверное, больше всего удивило бы то, если б я тебя ничем не удивил!

Перед тем, как войти в комнату, ты останавливаешься в прихожей перед зеркалом. Я подхожу сзади и обнимаю твою грудь. Ты откидываешь голову. Мои губы льнут к твоей шее. Белый халат возбуждающе контрастирует с твоим черным нарядом. Я целую тебе плечи, спину… Твое тело вливается мне в руки словно кровь из свежей раны…

Но месть. Было ли это вообще местью?

Нет. Мести во мне было не больше, чем в пареньке, втыкающем шмелю в зад тростинку. Или надувающем лягушку, чтоб та не смогла нырнуть.

Я не в состоянии воткнуть шмелю тростинку. И надуть лягушку.

Я могу убить этого паренька.

В конце концов — не все ли равно, с чего началось?! Кончилось тем, что я повернул руль. И все.

Не могу себе этого простить. Он ведь мне ничего не сделал. Удар все-таки получился мощным… Я никогда не узнаю, во что это обошлось ему. Моему, так сказать, коллеге. Можно, конечно, надеяться, что сорок его тонн не слишком-то изменили траекторию, но почему-то все же грызет… Что-то в кошмарноватой связи с сестрой, с кошками, с неумолимой водой в клетке…

Кот и он. Начало и конец. Обоих не могу простить…

Сажусь на край дивана в комнате утопленницы. Рядом с табуретками. Выпиваю глоток тоника.

Ты стоишь у стола напротив меня. Только сейчас замечаю, что и ногти твои покрыты черным лаком. В стройных пальцах — высокий бокал с джином. Щеки горят. По правде, тебе больше не следовало бы пить. Как бы не стало плохо.

Меня охватывает неудержимое желание снять тебя. Идею бессмысленнее и представить трудно, но что поделаешь.

Беру видеокамеру.

Причудливо обставленная, залитая светом свечи комната и твой торжественный вид. Какой эротический контраст!

Нацеливаю камеру на тебя. Без слов. Меня ни чуточку не удивляет, что ты молча угадываешь все мои прихоти. Точнее, твои желания полностью совпадают с моими.

Ты садишься на стол, поднимаешь на него ногу и рукой обхватываешь колено. Изящная туфелька мнет скатерть и я ВЗДРАГИВАЮ… Нет, обошлось.

В разрезе платья — мерцающий чулок и кожа над ним. Я прямо-таки чувствую захватывающие дыхание гладкость и тепло этой кожи.

Ты пьешь джин. Долго-долго. Не могу уже дождаться. Ты знаешь, что не могу. Именно поэтому.

Ты снова встаешь. Расстегиваешь на боку молнию платья, и оно легко соскальзывает, будто туман по колосьям летним утром.

Грудь не так упруга, как раньше, но я этого не замечаю. Я вижу тебя. Твое тело прикрывают лишь пояс и чулки.

Ты опять садишься на край стола и протягиваешь мне бокал. Наливаю, не опуская камеру.

Ты медленно поднимаешь ногу на стол и поворачиваешься ко мне. Чулки с поясом в этот вечер ЕДИНСТВЕННЫЕ темные участки на твоем теле.

Ты медленно начинаешь скатывать их вниз по ногам. Ноги стройные и гладкие, как в школьные годы…

Это произошло спустя полгода, как ты ушла от меня. Или я от тебя, как выразилась бы ты. Не важно. Женой ты мне уже не была, любовницей еще не стала, и непонятно каким образом я ухитрился лишить тебя вообще какого-либо значения в моем сознании. Не думал о тебе, и все.

Женщины приходили и проходили. Как четки скользили сквозь пальцы.

Ты ведь знаешь — никакой я не красавец. И богатством не блистал. Наверное, они ломались о мое полное безразличие. Ни одной конкретно я не желал. Не пойдешь со мной — пожалуйста! Пойдешь — спасибо!

Каждая, кто приходила, потом ко мне привязывалась. Почему? Быть может, за то же самое «спасибо» во всевозможных формах. Я не мог по-другому относиться к ним. Они же мне плохого не делали. Но главным образом… Как бы это сказать? Ты же знаешь! По той же причине, по которой ты сама всю жизнь не можешь от меня отделаться. И не отделаешься! В конфликте между корой мозга с гипоталамусом у женщины в проигрыше всегда кора. У мужчины… Боюсь, что оба.

Образовалась жуткая пустота. Иногда по вечерам казалось, будто разум затмевается. Уже не от чувства, что я никому не нужен, а от чего-то пострашнее: что мне никто не нужен. Я хотел вырваться из этого мира полностью.

Встречи с тобой участились. После этих отголосков былого счастья пустота сжала еще крепче в своих ледяных объятиях. Слишком равными оказались силы гипоталамуса и коры.

Тогда и свалился с неба этот шанс уехать в Штаты. Казалось — тот мир мог бы быть достаточно далеким и чужим, чтобы полностью развеять мои местные проблемы.

Я кладу камеру. Хватит! Всему свое время!

Ты ложишься на стол лицом к зеркалу. Я наливаю на ладони масло, натираю их и начинаю массаж. Твое маслянистое тело в свете свечи бросает причудливые отблески. Спина, округлости, ноги… Мои руки медленно, невыносимо медленно, сложно извиваясь, скользят вниз по этой божественной спине. Глаза твои прикрываются, ресницы дрожат…

Снова наливаю масло. Ласки переносятся на щиколотки, икры, внутренний изгиб колен, бедра. Но не дальше.

Ты переворачиваешься на спину. Снова масло. Снова ноги. Потом шея, плечи, грудь, живот, бедра… Сбрасываю халат и тщательно вытираю ладони. Подрагивает пламя свечи. И ты слегка дрожишь. И осыпаешь меня поцелуями, пламенными, словно пурга…

Мотор равномерно гудит как насосавшийся крови слепень. Шоссе пустынно. Скорость немного за шестьдесят миль. Галогеновые лампы освещают безжизненную дорогу метров на двести вперед. Ни рытвинки. Лишь обочина с правой стороны и непроглядная тьма за ней. Даже трудно понять — это очередной виадук или просто насыпь.

За спиной — двадцать тонн свежих фруктов. Не могу больше смотреть на них.

Она сидит в дальнем углу кабины и дремлет.

Всякие уже побывали. Два года, изо дня в день катясь по цивилизованным дорогам дикого запада, приключений накопилось не меньше, чем за последние полгода дома. Бывает, что девушки по-разному понимают слово «прокатиться».

Эта не из тех. Даже по одежде, не говоря уже о поведении, видно, что грязный иностранишко черт знает с какого там краю света ей до лампочки. Зато я не в силах ни на мгновение о ней не думать. Неужели бывает такое неестественное сходство с чужим человеком, к тому же живущим по ту сторону земного шара?!

Время от времени охватывает желание повернуть руль и валиться в черную бездну за обочиной. Это меня давно уже не беспокоит. Привык я к этому чувству еще дома.

Сто раз уже переспал я с ней здесь же на койке кабины, на сидении, за окном на асфальте… Ее объятия сжимаются все крепче… Она кричит в экстазе… Я хватаю сверкающий кинжал, купленный в Дакоте, и вонзаю прямо в сердце. Еще и еще…

Руки трясутся. Не могу больше удержать руль.

Резко торможу здесь же на магистрали. Она просыпается и удивленно смотрит в окно.

«…out!» — шиплю я хриплым голосом. Первое слово заглохло в иссохшем горле. Она непонимаючи смотрит на меня своими зелеными глазами.

«Get out!»

Наверное, мое лицо ужасно. Она выскакивает из кабины и исчезает за обочиной.

Огромная фура трогается легко как жигуль. Косточки пальцев, вцепившихся в руль, белы, как череп в пустыне. В открытую дверь врывается холодный осенний ветер…

Мы свились как змеи. Твоя осиная талия извивается в диком танце. Голова мечется из стороны в сторону. Как долго уже бушует этот тайфун? Полчаса? Сорок минут?